Хотя «активной и организованной» украинско-шовинистической контрреволюции (как ее называли большевики) в 1924 г. не наблюдалось даже в западных губерниях республики[564] (то есть спецслужбы не сталкивались с признаками организованной работы националистических элементов), исключать возможность появления таковой было нельзя. Кроме того, нельзя было забывать, что интеллигенция и служащие являлись посредником между партией и государством, с одной стороны, и народом – с другой. А как нередко подчеркивалось в сводках, посредником они были ненадежным, потому что шатались «между буржуазией и пролетариатом», то есть между поддержкой советской власти и ее неприятием[565]. В чем же выражалось «отрицательное отношение» к большевикам и в чем заключался «некоторый вред», который определенные круги пытались нанести советской власти?
Взгляд на национальные проблемы
Для начала посмотрим, насколько националистические настроения были сильны среди интеллигенции и как они проявлялись. В большинстве случаев вся «оппозиционность» интеллигенции сводилась к разговорам о том, скоро ли падет большевистский режим и вернется капитализм[566]. Помимо констатации своего тяжелого положения (интеллигенция подвергается эксплуатации и советской власти не нужна), имело место такое явление, как «ревность к городу» (у сельской интеллигенции) или «ревность к рабочему классу», к которому власть подходит с другой меркой (у городской)[567]. Часть представителей интеллигенции ожидала перерождения СССР в буржуазную республику даже в 1927 г. Очевидно, подобные ожидания появлялись под влиянием острых внутрипартийных дискуссий о путях развития страны. Вообще, мимо интеллигенции не проходило ни одно важное событие. Были общие темы, одинаково близкие и городской, и сельской интеллигенции, например о хозяйственном развитии УССР, о Днепрострое или переводе главной базы Черноморского флота из Севастополя в Новороссийск. Были узкопрофессиональные темы – о реорганизации высшей школы, развитии ВУАН и т. п.[568] Но основное внимание уделялось государственной политике. За политикой следили и крестьяне. Но их основная масса нечетко представляла, чем отличается линия ЦК от линии левой или правой оппозиции, и трактовала события исходя из того, кто хочет сделать для крестьян «хорошо». Интеллигенция в политике разбиралась лучше. Для нее было присуще критическое отношение к коммунистам. Украинская интеллигенция в основу своего анализа внутрипартийной борьбы ставила национальный вопрос.
Как указывалось в докладной записке ГПУ «О состоянии украинской интеллигенции», датированной сентябрем 1926 г., большая часть последней «одобряет линию ЦК и враждебно относится к платформе оппозиции». На отрицательное отношение к левой оппозиции повлияло два момента. Во-первых, украинская интеллигенция опасалась, что левая оппозиция, одержав победу, приступит к свертыванию политики украинизации. Действительно, Г. Е. Зиновьев не раз выступал с критикой этой политики (см. ниже) и сомневался в ее необходимости. Во-вторых, левая оппозиция выступала за ускоренное развитие промышленности за счет сельского хозяйства, то есть крестьянства. А именно в последнем активисты украинского движения видели ядро украинской нации, очаг национальной культуры. Согласно их точке зрения, экономическое наступление на село становилось наступлением на украинскую нацию, а политика украинизации – своего рода «уступка украинскому середняку» – оказалась бы незамедлительно свернута. Связь между экономическим положением села и перспективами развития национального движения ярко выразил некий украинский кооперативный деятель. Он выступал за линию ЦК («правящего дома», как он его называл), объясняя свою позицию тем, что при проводимой политике украинство крепнет, а если придет оппозиция, то она «всю украинизацию загонит к черту, никого и ничего не оставит». Ее политика истощит крестьянство, «а по мере истощения крестьянства будет происходить истощение реальных украинских сил». И поэтому, считал он, пока выгоднее «идти с Компартией»[569].
В то же время многие представители интеллигенции (тут можно говорить о всех ее разновидностях и группах) придавали оппозиции большое политическое значение и с удовольствием констатировали факт ее существования. «Мы хорошо знаем, что оппозиция против украинской национальной политики. Все же нужно ее поддерживать до тех пор, пока она не свергнет существующую власть, а тогда мы используем момент переворота в своих интересах», – рассуждали деятели украинского движения, усматривая в ожесточенной внутрипартийной борьбе симптом раскола партии[570]. Общая тактика украинских оппозиционных групп в этих условиях должна была сводиться к тому, чтобы следить за политической ситуацией в стране и мире, накапливать силы, проводить большую организационную работу, готовить массы и использовать в своей национальной борьбе любую слабость большевиков[571].
Как полагали «национально мыслящие» элементы, эрозия власти, начавшись со споров ЦК и оппозиции, заставила бы центральное и республиканское руководство идти на всевозможные уступки, в том числе в национальном вопросе, а в экономике – «праветь». И в течение непродолжительного времени УССР могла превратиться во вполне самостоятельное и независимое (от России) буржуазное государство[572]. Понятными становятся нотки разочарования, появившиеся в настроении интеллигенции после того, как стало ясно, что раскола в партии не будет. Правда, из-за того, что оппозиция потерпела поражение, а победу одержал ЦК (Сталин), большого разочарования в кругах национальной украинской интеллигенции все же не было[573]. Больший шок она испытала тогда, когда в борьбе с правой оппозицией И. Сталин фактически взял на вооружение идеологию недавно разбитой им левой оппозиции и ее подход к проблеме индустриализации страны (не говоря уже о переходе к форсированной коллективизации).
Но не вся интеллигенция на Украине выступала за линию ЦК. Больше симпатий к левой оппозиции наблюдалось в среде русской интеллигенции – врачей, инженерно-технических работников, которые были далеки от увязывания экономических вопросов с проблемами развития украинской нации или, напротив, были недовольны политикой украинизации. Они просто критиковали партию и ратовали за ускорение экономического развития. Имелись и настоящие сторонники левых взглядов и подлинные интернационалисты, которым не нравилось, что партия и ее ЦК «сползают вправо». Но в обсуждении внутренней политики интеллигенция, особенно русская, дальше ехидных намеков, многозначительного вида, как бы говорящего «вот посмотрим, что будет впереди, надо только подождать», не шла[574].
Будучи мелкобуржуазной по своему происхождению и тесно связанной с городской и сельской мелкой буржуазией, интеллигенция становилась выразительницей ее настроений. В докладной записке «Об оживлении украинской контрреволюции» (1928 г.) председатель ГПУ УССР В. Балицкий заострял внимание на этом факте. Настроения зажиточных групп крестьян, торговцев, частных предпринимателей, недовольных темпами индустриализации, сворачиванием частной торговли и наступлением на зажиточные слои деревни, находили сочувствие среди «национально-шовинисти ческой» интеллигенции. Она же, особенно со второй половины 1920-х гг., решительно делала ставку на «откровенно мелкобуржуазные слои», на первый план выдвигая их классовые требования. Ее несмирившаяся часть во внутрипартийной борьбе усматривала возможность заставить коммунистов «подраться» между собой, воспользоваться междоусобицей и начать строить Украину по-своему. «На развалинах коммунизма» они хотели создать «свою национальную партию» и с ее помощью «бороться с московскими узурпаторами», цитировал Балицкий показания одного из лидеров раскрытой в начале 1927 г. подпольной организации Украинская мужичья партия[575].
Возможной основой для национальной партии многие националисты считали крестьянские союзы. Они могли стать влиятельной силой, способной объединить под своими знаменами крестьянство и направить его недовольство нелегкой жизнью по «нужному» руслу. Возглавить союзы (идейно, а по возможности и организационно), придать им политическую окраску и «пропитать» национальным духом должна была интеллигенция. Поэтому требования создания союзов встречали у нее поддержку. Так, в поступавших из окружных комитетов партии в Информационно-статистический отдел ЦК КП(б)У информационных бюллетенях о состоянии округов указывалось, что в ряде вузов (например, в Одессе) оформлялись политгруппировки, выступавшие за диктатуру крестьянства, а не пролетариата, со всеми вытекающими отсюда выводами[576].
