— Пожара что, больше нет? — растеряно, спросил старуху отец Дмитрий.
— Идите наружу, — не ответив, велела она нам и опять сама открыла дверь во двор.
Мы послушались, и друг за другом вышли на крыльцо поповского дома. Сказать, что я, да и все мы, почувствовали облегчение, значит не сказать ничего. Во дворе была тихая, спокойная летняя ночь. Здесь ничего не горело, не трещало и не взрывалось.
— А как же пожар? — опять спросил священник и перекрестился. — Пожара нет? Он что, нам привиделся?
— Господи, спасибо за чудесное спасение, — зашептала попадья и тихо меня спросила. — Это был сон?
— Нет, не сон, — вместо меня ответила старуха. — Просто мы спаслись чудом. Идите вниз и сами все увидите.
Я уже догадалась, кто такая наша спасительница, отпустила матушкину руку и первой спустилась с крыльца. Это было невероятно, как и само спасение, но вызволила нас от смертельной опасности, бабка Ульяна, знахарка, даровавшая мне способность понимать чужие мысли. Каким образом она оказалась здесь, я даже не пыталась понять. Мне в тот момент стало не до того. На последней ступени я вдруг увидела весь поповский дом, он был объят пламенем. В ужасе я отшатнулась, но тотчас застыла на месте. Это был какой-то невероятный пожар, как будто нарисованный, холодный и немой. Словно все происходило за толстенным стеклом, сквозь которое не пробивались звуки, и его можно было только видеть.
— Что это такое? — прошептал кто-то из моих товарищей по несчастью.
— Не бойтесь, идите во двор, — негромко сказала бабка Ульяна. — Сами посмотрите, как мы горим заживо.
Я пошла первой, спустилась во двор и увидела, не только как горит изба, но и как ее пытаются потушить. На пожар сбежалось все село. Люди метались в дыму, беззвучно что-то кричали и бегали с ведрами и баграми. Все происходило в полной тишине.
— Мы умерли? — непонятно кому задала вопрос попадья.
— Мы живы, а вот они сейчас умрут, — ответила старуха.
Только после ее подсказки, я обратила внимание на кучку не участвующих в тушении пожара людей. Они стояли, сгрудившись недалеко от горящей избы.
— Смотрите, там Елена Павловна! — воскликнула я, с трудом узнавая ее в растрепанной, с разорванным в клочья платье, женщине.
Лицо у Елены Павловны было разбито, окровавлено и обезображено болью и ненавистью. Какие-то мужики крепко держали поджигательницу за руки и плечи, а она отчаянно вырывалась.
Ее подтащили прямо к стене огня. По широко открытому рту и вздымающейся груди было понятно, что она кричит, просит о помощи или пощаде, но ни одного звука до нас не долетело. Все это происходило так близко от меня, что казалось, до них можно дотронуться рукой.
Не думая о последствиях, я сделала шаг в их сторону. Меня встретила упругая, прозрачная стена. Я попыталась ее ощупать, но рука упиралась в вязкий пружинящий воздух. В этот момент к пожару притащили двоих скрученных и избитых в кровь мужчин. Я сразу узнала наших вчерашних знакомцев. Крестьяне их повалили на землю и о чем-то спорили, размахивая руками. Вдруг один из пленников вскочил, сунул руку в голенище сапога и в его руке блеснул нож.
Мужики перестали спорить и начали медленно отступать. К ним на помощь сбегались все, кто тушил пожар. Пленники оказались зажаты между толпой и пламенем. И тут рухнула крыша избы, подняв вверх фонтан брызг, и вся троица исчезла в пучине огня.
— Господи, прости им грехи, — прошептал отец Дмитрий.
Мы молча стояли, не в силах отвести глаза от страшного зрелища…
* * *
На этом месте оборвалась поддающаяся расшифровке часть рукописи. Остальные записки Крыловой сохранились только фрагментами, не имеющими прямого отношения к последовательному повествованию.
