Нет, Бабай не против «Долины роз». По его словам, вполне нормальная забава, жаль, сам для нее староват. Только надо забавляться правильно. «Ешь арбуз — не бросай корки на кошму, — сказал дядя, — а бросил — убирай». Болток насторожился. Еще потребует убрать весь арбуз — закрыть пансионат. Но, как понял, достаточно будет убрать одну корку, чья мамаша имела глупость добраться до Москвы.
Болток… Почему же Болток? Просто на вечеринках в клубах Европы, особенно в любимом Лондоне, его то и дело называли «Борат». Сначала не жалея сил объяснял: он не из Казахстана, и зовут его не Борат. Потом, вызывая смех у знакомых, отвечал: я не Борат, а его отец — Насильник Болток.
Укуренная золотая молодежь всей Европы и мира посмеивалась. А он смеялся тоже, самым ценным смехом — хохотом души.
Приятно говорить людям правду, хотя бы наполовину. Пусть он и не Болток, зато — Насильник. Эта дурочка Эллис, которая однажды заставила его сплясать национальный танец своего «казагстана» с бокалом на голове, может ли она представить, что пройдет два дня, и перед Болтоком замрут десять обнаженных девушек, молящих своего гяурского Бога, или просто надеющихся, что сегодня он от них не потребует чего-нибудь особенно болезненного?
Болток даже думал похитить какую-нибудь европейскую дурочку, ту же самую Эллис. Пусть узнает, какими разнообразными, иногда даже не голливудскими бывают сказки о прекрасном принце. Видимо, поведал желание кому-то из друзей… У стен нашлись уши, а может, и у друга. Бабай связался с ним на другой день и пригрозил: за такие шутки посадит самого на цепь.
Поэтому пусть Эллис останется в Лондоне. Здесь он будет Болтоком. Насильником Болтоком. Англичане, конечно, дураки, но когда окончательно поняли — Запад есть Запад, Восток — есть Восток, и ушли с Востока, то забрали всех своих. Те, кто остался — под надежной консульской защитой. А русские так и не решили, кто они: русские или советские. Поэтому своих даже не подсчитали.
Не подсчитана и Дарья Красницкая. В том, что с ней случится, виновата ее мать и никто другой. Вот только что же с ней должно случиться? Конечно, с Дарьей.
Болток еще не решил. По крайней мере, за его дурное настроение она ответит. Этой же ночью, уже через три часа. Гостей немного, и это к лучшему. Не все поймут, почему именно сегодняшней ночью гостеприимный хозяин захотел разыграть мизансцену: обманутый султан и неверная жена. Зато все поймут, что трюки в этом аттракционе — не комбинированы, а актриса — одноразового употребления.
Хотелось мчаться скорей. Но нельзя: стемнело, и горная дорога, последний раз ремонтировавшаяся, когда Бабай числился Первым секретарем республиканского ЦК, ограничивала скорость. Болток не любил подлянок — ни от природы, ни от людей, и его злость росла в обратной пропорции к снижению скорости движения автомобиля.
Мелькнул КПП — обязательная остановка для всех, кроме Болтока. Караульные начальники умели узнавать его по шуму мотора, иные на этой должности бы не удержались.
Офицер в парадной форме поднес руку к козырьку — любуйся, начальник. Начальник пронесся мимо. Началась дорога, по которой никто и никогда не смог бы проехать без его личного разрешения. Кроме, конечно, Бабая. Но Бабай стар для таких развлечений.
* * *
Татьяна тоже разработала спецоперацию. Простую, но с шансами на успех. Основа операции — обещание, которое дал в гневе ее муж.
Он разрешил съездить на богомолье. А она в качестве места паломничества указала Успенскую церковь в городе Первомайск-Московский. Чем славна именно эта церковь, почему молитвы, вознесенные там, особо действенны? Это ее личное дело, но никак не Федеральной службы охраны. Президентская охрана обязана привезти ее на объект и дождаться, когда она выстоит богослужение.
Так что, попасть в эту церковь нетрудно. Трудности начнутся дальше. Придется молить уже не Бога, а людей, подчиненных жесткому регламенту. Придется их уговорить, иначе вся затея пойдет прахом. Надо готовиться.
Именно этим и занималась Татьяна во сне. То улыбалась: придумала аргумент, то вздрагивала: сама же его и парировала. Иногда мотала головой — нет, так не пойдет. Придется искать другие слова.
Задача была непростой. Уговорить своих спутников пройти двести метров от церкви до квартиры Макса. Или — двести метров и больше, если она ошиблась в расстоянии.
Что будет дальше, что обнаружится в квартире, что делать тогда? Об этом Татьяна не думала. Сначала главное — доехать.
И она доезжала, молилась, уговаривала охрану, поднималась, спасала Макса. Или не спасала: то многоквартирного дома не оказывалось на месте, то все квартиры начинались с номера «200», и это-то в хрущевке. А один раз сам дом оказался бетонным бункером, без окон, без дверей — стучись куда хочешь. Ведь во сне может быть все, что угодно.
* * *
Если Татьяна спала плохо, то на острове в ласковом Эгейском море не спали вообще. Южная ночь манила под звездное небо: дурачки, пройдитесь по гравийной аллее, еще лучше — по глыбам прибрежных камней и по привезенному с континента песку пляжа. Хватит глядеть друг на друга усталыми, злыми глазами и обсуждать проблемы вашего севера.
Ночь манила безрезультатно. Почтенное собрание сидело, запершись, уже несколько часов. Даже кондиционер не включили — лень. Если кто-то вставал, выходил по нужному делу, то смотрели вслед подозрительно, чуть ли не отсчитывали минуты отсутствия. Вдруг почуял разоблачение и вместо сортира побежал к припрятанному катеру?
Единого формата у заседания не было. Разговор о каждом неизбежно переходил в разговор обо всех. Лишь благодаря усилиям модератора — Бриони он еще не превратился в разъяренную свару.
— Кто мог нас сдать Столбову? — риторически спрашивал Васильич. — Тот, у кого родня в столбовском правительстве. Алексей Олегович, объясни, почему твоего сына еще из Минобразования не поперли?
Алексей Сорин побледнел от возмущения и ответил:
— Сын карьеру делал сам, а сейчас — на волоске. Странно, что еще не выгнали.
— Ты же хвастал, будто он работает в комиссии «антиреформа», — не унимался Васильич. — И поговорил со Столбовым на каком-то совещании. Понимаю отцовскую мотивацию: зачем отнимать у сына перспективного работодателя? Он же и для папы — крыша.
Сорин побагровел. Но оправдание — признание вины. И он перевел стрелки.
— Мой Иван — на волоске, со дня на день уйдет. Другое интересно. Когда присутствующий здесь уважаемый Виталий Юрьевич Фокин приобрел газету «Новый взгляд», где на каждой странице обличение «кровавой гэбни» — чем он руководствовался?
— Правительственное задание! — возмутился Фокин, банкир и хозяин регионального медиа-холдинга. — Для того чтобы эти обличения прекратились. Неужели непонятно?
— Непонятно! — усилил напор Сорин. — Они сократились, да, но не прекратились. Могу в архиве поднять номера, там Путина называли «царем от КГБ» раза три в месяц, не меньше.
Фокин тяжко задышал, как медведь, подмявший быка. Уставился на Сорина, но ничего нового про него не вспомнил. Тогда перевел взгляд на экс-вице-губернатора Санкт-Петербурга Илью Афонского. До недавнего времени бессменного зама градоначальника, вне зависимости от пола последнего.
— Путина ругать — тоже было правительственным заданием, чтобы либеральная общественность не подумала, будто газету перекупили. А вот интересно, кто дал задание Илье Львовичу, через три дня после победы партии Столбова, сказать в интервью: «Наконец-то эпоха воровской власти осталась в прошлом, и путинщина отправилась туда же, куда и ельцинизм»? Зудело к новой власти примазаться?
— Так ведь не примазался, — развел руками Афонский. — Сами знаете, погнали меня победители, и никакие интервью не помогли. Победителям не слова нужны, а дела. Причем — до победы. Небольшие, но полезные услуги. Кстати, о них…
Афонский оглядел коллег. Выбрал жертву — Сергея Богданчикова, владельца мощного химического холдинга, выживавшего последние десять лет не столько благодаря талантам бизнесмена, сколько неофициальным конкурентным преференциям. Расчищая поляну, даже посадил кого-то, в острастку.
— Вот, Сергей Григорьевич, объясните, откуда у вас такая горячая любовь к Столбову?
— В смысле? — Богданчиков, дремавший с блаженной улыбкой, встрепенулся, как посетитель Колизея, явившийся поглазеть на гладиаторский бой и вдруг обнаружившей себя в центре арены. — Я — люблю Столбова?!
— А как иначе объяснить итоги голосования в Краснофосфоритске? Поясняю, кто не знает, — продолжил Богданчиков, — это закрытый городок, тридцать тысяч жителей, в основном «химики», те, кого сослали туда при Советах, да там и остались. Если этому контингенту выставишь перед голосованием ящик водки на цех, он даже папу римского в бюллетень впишет. Почему же в таком управляемом городе, больше половины электората проголосовали за партию «Вера»? И, заметьте, Сергей Григорьевич, пока что при своей химии. Никто у него контрольный пакет не отнял. Странная гуманность…
