Понимание термина «серебро» как синонима «гривны серебра» находит подтверждение в договорной грамоте тверского князя Михаила Ярославича и Новгорода 1316 г. Грамота определяет сроки выплаты новгородцами контрибуции в 12 000 «серебра», оговариваясь при этом, что суммы исчислены в «низовськыи вес»[499]. Иными словами, документ начала XIV в. уже фиксирует существование крупных единиц «низовского» веса рядом с подразумеваемыми крупными единицами «новгородского» веса. Но если последними могли быть только короткие слитки-рубли, сравнительно незадолго до того утвердившиеся в обращении, то под единицами «низовского» веса, называемыми к тому же «серебром», остается понимать лишь длинные слитки, которые бытовали под именем «гривен серебра».
Указание договора 1316 г. на весовой критерий различения денежных единиц прямо свидетельствует о том, что слитки различались не только по форме. Между «новгородскими» и «низовскими» единицами начала XIV в. имелась более существенная разница, которую можно было выразить через их вес. Однако такая разница наблюдается лишь с возникновением в Новгороде рубля в 170 г. И если весовая разница учитывается в документе начала
XIV в., значит, рубль в 170 г уже бытовал в Новгороде к этому времени.
Вывод о тождестве единицы «низовского» веса и гривны серебра не противоречит наблюдениям над весовыми нормами ранних московских монет. Нам уже доводилось отмечать, что чеканка московских денег во второй половине XIV в. начинается с использования нормы, близкой 1 г. Опираясь на традиционное соответствие 200 московских денег московскому, т. е. низовскому, рублю, можно утверждать, что нормой такого рубля и, следовательно, метрологической основой чеканки был вес около 200 г, совпадающий с нормой новгородского слитка XII–XIII вв.[500] Таким образом, в Низовских землях и после появления в Новгороде рубля в 170 г сохраняется в качестве главной основы денежной системы эта норма, материальным выражением которой был старый длинный слиток – «гривна серебра».
Если это так, то легко напрашивается объяснение, почему счет на «серебро» эпизодически употреблялся в Новгороде в XIV и XV вв. вопреки упрочению рубля в 170 г. Дело в том, что все упомянутые выше свидетельства извлечены из рассказов о выплатах разного рода контрибуций, т. е. о платежах межгосударственного характера. В 1316 г. Новгород выплачивал контрибуцию Твери. В 1321 г. расчет осуществлен между Юрием Даниловичем и Дмитрием Михайловичем в Переяславле. В 1327 г. контрибуция выплачивается татарам. В 1428 г. получателем «серебра» был Витовт. Суммы выражены в тех единицах, которые удобны и привычны победителям.
Имея в виду все эти наблюдения, вернемся теперь к противоречивым сведениям летописного рассказа 1447 г. и заемной грамоты митрополита Киприана. Упоминание в них новгородских «старых» рублей представляется нам результатом бытового переосмысления роли и характера старых «гривен серебра». Истинное название длинных слитков XII–XIII вв. было к концу XIV в. прочно забыто. Напомним, что оно в последний раз употреблено в 1316 г. С другой стороны, на протяжении всего XIV в. древняя «гривна серебра» по своему весу совпадала с основной единицей низовской системы, а последняя в XIV в. также усвоила наименование «рубль». В XIV–XV вв. еще хорошо помнили о новгородском происхождении длинных слитков и, перенеся на них название «рубль», не делали большой ошибки, именуя их «старыми новгородскими рублями». Заметим, что употребление этого термина в московской грамоте митрополита Киприана лишний раз указывает на ведущую роль нормы таких слитков в денежном обращении Низовских земель XIV в.
Понимая под «старыми новгородскими рублями» длинные слитки раннего времени, мы можем понять и существо злоупотреблений Федора Жеребца, раскрытие которых привело к ликвидации литья слитков. Его фальсификаторские действия в одинаковой степени коснулись и старых «гривен серебра», и новых «рублей» («новгородци охулиша сребро, рубли старыя и новыя»). Мы не находим иного объяснения, кроме того что Жеребец лил старые и новые слитки из менее качественного серебра, чем требовала их норма. Именно такое злоупотребление, не затронув формы слитков, должно было подорвать доверие к любому обращавшемуся слитку. Показательно, что злоупотребления в монетной чеканке, обнаруженные тогда же, были точно такими же. Вече постановило перелить старые деньги, а новые ковать «в ту же меру». Плоды фальсификаторской деятельности Федора Жеребца могут быть обнаружены только массовым апробированием слитков и монет, поисками экземпляров, не соответствующих уже известным нам качественным нормам.
Таким образом, мы еще раз пришли к выводу о большой древности новгородского рубля в 170 г. Эта единица утвердилась в Новгороде уже в конце XIII в., и именно с ней связано возникновение нового термина «рубль», до сегодняшнего дня обозначающего основную единицу нашей денежной системы.
Структурные особенности гривны XV в. и их древность
Одной из самых значительных особенностей новгородской монетной системы XV в. является необычное соотношение денги и гривны. Если в системе Русской Правды гривна подразделялась на 20, 25, 50 единиц, а в московской системе на 20 единиц, демонстрируя применение системы счета на 5, то новгородская монетная гривна состояла из 14 денег. В ее основе, таким образом, лежала система счета на 7.
Эти две счетные системы настолько противоположны одна другой, что переход к употреблению счета на 7 и построение на его основе новой структуры гривны следует признать коренным видоизменением новгородской гривны. Однако до самого последнего времени исследователи не располагали какими-либо свидетельствами, позволяющими поставить вопрос о времени этой перестройки гривны. Наиболее вероятными казались предположения, что гривна в 14 денег была принята или в 1420 г., в момент денежной реформы, установившей в Новгороде монетный чекан, или же в предшествующее десятилетие, когда на короткий срок в Новгороде была официально принята в обращение прибалтийская монета.
Несколько лет назад А. Л. Хорошкевич обратила внимание на изданную еще в прошлом веке, но не замеченную нумизматами и с тех пор прочно забытую запись 1399 г. в торговых книгах Тевтонского ордена. Запись исключительно важна для понимания самых существенных особенностей в структуре новгородской денежной системы, так как она эту систему подробно излагает: «Также в Великом Новгороде 13 маркштейнов составляют 1 штюкке, и 28 мартхоупте составляют 1 маркштейн. Также вес штюкке серебра больше в Новгороде, чем в Ливонии во всех городах»[501].
А. Л. Хорошкевич справедливо признает искажением бессмысленное написание «маркштейн» и восстанавливает первоначальное правильное «марк шин» – так постоянно переводили на немецкий язык русский денежный термин «гривна кун». «Штюкке» – тоже хорошо известный термин; им обозначали денежный слиток, в данном случае – рубль. «Мартхоупте» – дословный перевод понятия «кунья головка», «куна». Таким образом, по записи 1399 г. новгородская денежная система предстает перед нами в следующем виде:
рубль = 13 гривнам кун;
гривна кун = 28 кунам.
Не останавливаясь сейчас на всесторонней оценке сообщенных в записи фактов, отметим один, наиболее важный для нас: в конце XIV в. структурные соотношения внутри новгородской гривны построены уже на основе счета на 7.
Новое и самое решительное углубление этой счетной основы в древность дают берестяные грамоты. В 1962 г. в слое с дендро-хронологической датой 1281–1313 гг. была найдена еще не изданная грамота № 410 со следующим текстом: «У Митрощь 2 гривнь намо. У Домитра 2 гривнь намо. У …омана у Смьрда полуторе гривнь по 7 ногато намь. У Го…шьоси 10 бьло и 2 гривнь куно. У Козьла 5 бело и пологривнь намо. У Колокы 5 куно и гривна намо».
Документ фиксирует существование на рубеже XIII–XIV вв. неизвестной другим источникам «гривны по 7 ногат», т. е. также построенной на семиричной счетной основе. Других столь же прямых указаний на «гривну по 7 ногат» нет, однако грамота № 410 дает, наконец, толкование ряду загадочных прежде упоминаний так называемой «гривны из ногат» или «гривны ногатами».
В берестяной грамоте № 392, датируемой 1299–1313 гг. и, таким образом, вполне синхронной изложенному выше тексту, сообщается: «Оу Тешена возяле 20 гривено… и гривна из ногато».[502] Существуют и более ранние упоминания этой единицы.
Одно из них в виде сообщения о marcas nagatorum сохранилось в хронике Генриха Латышского под 1209 г. и давно известно нумизматам.[503] Другое обнаружено в берестяной грамоте № 227 и датируется дендрохронологически 1197–1224 гг.: «А се пакы шьдошы во-земи десять грявьно ногатами…».[504]
Известный хронологический разрыв между двумя группами свидетельств о «гривне из ногат» (первая из них относится к рубежу XII–XIII вв., вторая – к концу XIII в.) помогает заполнить, как нам кажется, серия берестяных грамот, упоминающая неизвестную ранее, но весьма характерную в рассматриваемой связи денежную единицу.
