Из того, что мы тогда написали, в сценарий вошло не так уж и много — от многих придумок пришлось отказаться. Но осталась сама атмосфера того Тбилиси: и солнечная осень в старом городе, и черепичные крыши под окном, и доброжелательность, и легкомыслие, и вечера в доме Верико, и застолья в гостях — без всего этого фильм не получился бы таким, каким получился.
Сценарий мы писали долго. Осенью в Тбилиси, зимой в Москве, у меня дома. В комнате было накурено так, что мы друг друга с трудом различали (кто-то сказал Габриадзе, что сигары курить менее вредно, чем сигареты, и мы перешли на сигары. Курили их как сигареты). Выходили на улицу проветриться — слякоть, злые прохожие, машины… Минуты три пройдемся, и Резо говорил: «Давай вернемся обратно в наш черепичный городок».
Потом писали под Москвой, в Доме творчества Болшево. А весной я заболел и угодил в Боткинскую больницу, — Резо приходил ко мне, и мы писали в больнице. И потом еще дописывали по ходу съемок — снимали в Грузии.
Между прочим. Над сценарием «Кин-дза-дза» мы с Резо тоже работали так много и долго, что я потерял счет времени.
— Резо, сколько мы пишем этот сценарий? — спросил я.
— Посмотри в окно. Милиционера видишь? — сказал Резо.
Напротив гостиницы, где мы работали, было посольство, и там у ворот дежурил милиционер.
— Вижу.
— Какой у него чин?
— Старший лейтенант.
— А когда мы начинали, он сержантом был. Вот и считай.
Похороны директора
Из рассказов Чиаурели. В тридцатых годах директор Тифлисской киностудии тяжело заболел и врачи сказали, что жить ему осталось мало. Тогда директор вызвал к себе в больницу членов партийного бюро, чтобы обсудить порядок своих похорон.
Согласовали, кто напишет некролог в газету (тут же набросали проект некролога), кто будет распорядителем на похоронах, кто будет выступать на гражданской панихиде во дворе киностудии, а кто скажет речь над гробом на кладбище (место в Пантеоне — самом престижном Тбилисском кладбище — директор себе уже пробил), утвердили эскиз гроба, решили, что музыка будет европейская — пожарный духовой оркестр и национальная — зурна, доли (барабан) и певец Рантик из хинкальной на Плехановской.
Обсудили также, кого из начальства пригласить на поминки, как их рассадить и кто будет тамадой. (Тамадой утвердили Михаила Чиаурели.) Дошли до обсуждения маршрута траурного кортежа.
— Пойдем по Верийскому мосту, — говорит директор, — потом по Головинскому проспекту, потом по…
— По Головинскому не сможем, — сказали ему, — Там сейчас все перерыто — трамвайные рельсы кладут. Можно по Плехановской улице.
— Нет, — категорически отказался директор. — По Плехановской не хочу!
И прожил еще пять лет.
А был ли шарманщик?
Пока мы писали сценарий, в жизни Резо произошло еще одно важное событие — Резо женился на Крошке, племяннице художника фильма Мамочки.
Между прочим. В Тбилиси многих зовут по прозвищу. Крошку все время так и звали — Крошка. И когда я добрался в книге до этого места, то позвонил Резо — выяснить, как Крошку зовут на самом деле.
— Лена, — подумав, сказал Резо.
— Ты уверен?
— Уверен.
— А ты ее когда-нибудь так называл?
— Видел. В паспорте написано.
Так что если Крошку зовут как-нибудь по-другому, я не виноват.
Свадьбу справляли в маленькой двухкомнатной квартире Крошки. А Тамаз Мелиава сделал молодоженам подарок — привел шарманщика из духана. В квартире шарманщик всем мешал, и Тамаз вывел его во двор и усадил на ветку дерева напротив раскрытого окна. Шарманку ему туда подали на веревке, он заиграл и запел.
(«Оседлав толстый сук старого вяза, шарманщик Сандро крутил шарманку и пел, дирижируя себе ногами» — так написали мы в сценарии.)
Я никак не мог вспомнить, — то ли сначала мы написали этот эпизод, а Тамаз потом воплотил его в жизнь, то ли мы перехватили идею у Тамаза. Позвонил в Тбилиси Резо. И Резо сказал, что на свадьбе, как он помнит, вообще никакого шарманщика не было, а Тамаз привел не шарманщика, а пожарный оркестр, который играл на плоской крыше дома напротив. Хотя…
— Подожди. Я у Крошки спрошу, — сказал Резо.
Крошка взяла трубку и сказала, что на свадьбе не было ни шарманщика, ни пожарного оркестра. Во дворе, в беседке, играл скрипичный квартет, — друзья Мамочки. А Тамаз Мелиава привел на свадьбу не музыкантов, а съемочную группу из Латвии. Она все точно помнит потому, что, когда всю группу рассадили, для нее и Резо места уже не осталось и все оставшееся время они стояли.
Между прочим. Случай с шарманщиком далеко не единственный. Каждый раз, когда я начинаю работать над фильмом, у меня реальность путается с вымыслом. Вот, например, во время съемок того же «Не горюй!» произошел такой случай.
Снимали сцену встречи Бенжамена (Кикабидзе) и Луки (Кавтарадзе) с русским солдатом (Леонов) на мосту возле духана «Сам пришел». Снимали монтажно: отдельно мост, отдельно духан. Мост — возле Гори, духан — под Тбилиси. Юсов, когда снимали мост, говорит Кикабидзе:
— Буба, посмотри налево, на духан.
— Вадим, духан не слева, духан справа, — говорю я. — Пусть он посмотрит направо.
— Почему направо? Налево по свету лучше.
— Но духан справа!
— Почему справа?
— Потому что он всегда там был!
— Где он всегда был справа?
И тут до меня дошло, что духан «Сам пришел» я не видел возле моста ни справа, ни слева. Это все существовало только в моем воображении.
Гадасаревиа
Не думаю, что кто-нибудь внимательно читает титры, где перечислены фамилии актеров, занятых в эпизодах. Но если бы кто-нибудь читал, то обязательно обратил бы внимание: в «Не горюй!» и во всех последующих фильмах в титрах эпизодников стоит фамилия Р. Хобуа. На моей памяти это заметили только три человека: сам Рене и монтажеры — Таня Егорычева и Лена Тараскина.
— А кого у нас играет Хобуа? — спросила Таня Егорычева на двадцатом году работы со мной, когда приклеивали финальные титры к фильму «Паспорт». (Таня монтировала «Совсем пропащий», «Афоня», «Осенний марафон», «Слезы капали», «Кин-дза-дза», «Паспорт».) А Лена Тараскина засекла его на третьем фильме (она работала со мной на «Насте», «Орле и Решке» и «Фортуне»).
А никого у меня Рене Хобуа не играл.
В один из выходных Вахтанг Абрамашвили пригласил нас на завтрак, на жареные хинкали. Оказалось, что завтракать с нами будет и отец Вахтанга — дядя Гриша. И мы поняли: завтрак затянется.
Дядя Гриша чтил традиции и обязательно произносил все тосты, положенные при грузинском застолье. И ритуал занимал минимум три часа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
