Легионер отстегнул от пояса фалькату и бросил ее на пол. Тяжелый клинок с грохотом упал, заставив Бодастарта дернуться, а Федора вздрогнуть, – на шее у его сына появилась тонка алая полоска после того, как он коснулся приставленного к горлу меча.
– Царапина, – успокоил его Марцелл, чуть отодвигая меч, и злобно хохотнул, – парень слишком нервный. Боится своего деда.
Увидев кровь на горле сына, Юлия застонала и лишилась чувств, а Чайка едва не закипел, но сдержался, позволив лишить себя кинжала на поясе и второго, в ножнах на ноге. Теперь он был безоружен, если не считать узкого лезвия, перекочевавшего из его кожаных наручей в правую ладонь еще в тот момент, когда он входил в комнату.
– Ты хотел поговорить со мной, – напомнил Федор, не сводя глаз с Марцелла, – говори. Только убери свой меч от горла моего сына. Зачем звал?
Сенатор выдохнул, но меч опустил. Более того, он даже встал и приблизился к Чайке, не обращая больше внимания на Бодастарта.
– Я позвал тебя, потому что знал, ты придешь, – плотоядно ухмыльнулся Марцелл, и взмахнул рукой, словно призывал Федора посмотреть на панораму грандиозного города, тонувшего в крови, – Риму конец, это понимаю даже я, который всегда верил в то, что его можно отстоять.
Он помолчал, слегка поигрывая мечом.
– На этот раз Ганнибал победил. Но, тебе я не доставлю такого удовольствия.
Марцелл вперил тяжелый взгляд в Чайку.
– Я тебя ненавижу. Ты исковеркал мне всю жизнь, соблазнив мою дочь. Убил зятя и уже много лет стоишь у меня на пути. Теперь мой путь окончен, но и твой, тоже. Я вызвал тебя, чтобы убить.
Марцелл слегка опустил меч, и, обернувшись назад добавил, показав на бесчувственное тело Юлии и полуживого от страха Бодастарта.
– Сначала я заколю тебя, а потом и ее вместе с отродьем, – она мне давно не дочь, раз влюбилась в предателя. Пора закончить все это.
– Ты прав, – ответил Федор, уже принявший решение, – Пора.
Легионер, приставивший к его спине клинок, чуть ослабил нажатие, услышав о том, что Марцеллу наплевать на то, что будет с ними, и Федору этого хватило. Чайка знал, что быстро проткнуть без замаха его собственный доспех римлянину будет нелегко, а это значит, – у него есть не более двух секунд на все. Когда клинок отошел на пару сантиметров, Федор резко согнул правую руку и бросил локоть назад и вверх заученным движением, – легионер проглотил кадык. Увидев, словно в замедленной съемке, как Марцелл поднимает меч, Чайка выбросил руку вперед и всадил узкое лезвие в правый глаз сенатору. Марцелл и охнуть не успел, как был уже мертв. Он упал на колени и рухнул лицом на белый мраморный пол. Последнее, что запомнил о нем Федор, это фонтан крови, брызнувший ему на грудь из опустевшей глазницы и большая темная лужа на полу зала.
– А я хотел дать тебе покончить с собой, – с сожалением проговорил он, подхватывая с пола фалькату.
С двумя оставшимися легионерами он разделался как во сне. Пара отточенных расчетливых движений и оба лежали на полу, с рассеченными головами. Отбросив фалькату, Федор подхватил на руки сына и ощупал, покрывая поцелуями. Тот был цел и невредим, если не считать царапины чуть пониже кадыка. «Надо быстрее унести отсюда Юлию, – решил он, срезая кинжалом путы с бесчувственного тела, – не нужно ей этого видеть».
Рим пал на следующий день. Скифская конница и накатившаяся с севера лавина кельтов предали город огню и тотальному разрушению, после того как Ганнибал пленил всех сенаторов и велел распять их, как рабов, вдоль Аппиевой дороги. Всех до единого, и властителей Карфагена и бывших хозяев Рима. Чайка видел труп Магона на столбе, но последние дни настолько иссушили его душу, что он не вызывал у него никаких чувств. Федор долго стоял и смотрел вверх на тело человека, который едва не лишил его семьи и не смог найти в себе ненависти, чтобы кинуть в него камень.
Ганнибал поручил Чайке отправиться в Остию, куда прибыл посланник его брата из Испании, чтобы торжественно встретить и сообщить, – новый хозяин Карфагена, Италии, Испании и Сицилии уже отбыл в Тарент, не дожидаясь пока утихнет пожар и остынет пепелище на месте некогда огромного города. Федор тоже не мог больше видеть эти руины, из которых понимались, словно мертвые динозавры, остатки обгоревших акведуков, и с легким сердцем отправился к морю, в сопровождении семьи, которую хотел увести подальше от этих мест. Его сопровождал отряд помпезных всадников Магарбала и еще три сотни скифских, во главе с Лехой Лариным.
К счастью, Чайке удалось быстро расправиться с дипломатическим поручением. Узнав о том, что Ганнибала здесь нет, корабль с посланником немедленно покинул лежавший в руинах порт и направился вдоль побережья Италии в Тарент. У него было какое-то срочное сообщение, но Чайку это уже не интересовало. Рим был уничтожен, семья спасена, остальное не важно.
Тем же вечером, поместив Юлию с сыном в одном из сохранившихся домов, он сидел вместе со своим лучшим другом на террасе и смотрел на медленно опускавшееся за горизонт оранжевое солнце. Еще немного и оно должно было коснуться воды где-то там, за краем обитаемого мира, по которому плыла одинокая лодка.
Они пили вино, думая каждый о своем. Влив в себя уже третий кувшин подряд, Федор, наконец, немного, расслабился. Он поймал себя на мысли, что ему надоело воевать и вдруг очень захотелось отправиться в какое-нибудь далекое путешествие. Хоть бы и за край того самого мира. Посмотреть, как там живут.
– Что дальше, командир? – хлопнул его по плечу Ларин, выводя из задумчивости, – Рим взяли. Империи, говоришь, не будет. А мы с тобой как?
– Подожди, – ответил ему Федор, прислонившись спиной к теплым камням террасы, – дай сначала вино допить. Там видно будет.
Санкт-Петербург, 2010
Примечания
1
Согласно обычаям, мертвые греки должны были быть преданы земле, где бы они ни умерли. Утонуть в море для них считалось страшной смертью.
2
Табанить (морск) – грести веслами в направлении обратном нормальному движению, чтобы быстро затормозить судно.
3
Скифский, а затем и сарматский всадник – катафрактарий, много сотен лет считался эталоном экипировки конного воина. Собственное тело и своих коней сарматы защищали чешуйчатыми панцирями, сделанными из распиленных на пластины лошадиных копыт. Позже пластины стали изготавливать из железа. Такая броня была практически непробиваема даже в ближнем бою, а мощное вооружение, – длинное копье и тяжелый меч, – превращало конного сармата в неуязвимого воина. Встречавшиеся с ними народы, часто называли таких всадников «костобоками» – костяными боками.
Справедливости ради, можно отметить, что на имя «Костобоки», кроме сарматов, претендуют еще кельты и фракийцы, а официальная историческая наука считает племя костобоков существовавшим в реальности и относит его к дакийскому племенному союзу.
4
Женское божество – Великая Богиня или Мать Богов, – было особым объектом почитания у скифов. Табити, – божество семьи, домашнего очага. Считалось покровителем скифов.
5
Город Танаис стоял на одноименной реке, которая сейчас называется Дон.
6
Река Гипанис – Кубань, хотя многие исследователи ассоциируют это название с Южным Бугом.
7
Катон (годы жизни: 234–148 до н. э). Этого известного римского деятеля обычно называли Катон Старший (M. Porcius Cato), в отличие от Катона, современника Юлия Цезаря. У римских писателей его также называли Цензором (Censor). Катон старший представлял собой очень значимую фигуру Древнего Рима как государственный деятель и как писатель. Происходил из плебейского рода Порциев, родоначальник которого, по всей вероятности, занимался разведением свиней (porcus). Катон Старший родился в 234 г до Р. Хр. (520 от осн. Рима) в Тускуле. В юности занимался сельским хозяйством. Затем сделал головокружительную карьеру, став сенатором. Будучи еще семнадцатилетним, Катон сражался в армии Рима против Ганнибала, имел множество ран. Катон прославился непримиримой враждой к Карфагену, разрушения которого он требовал на каждом заседании сената до конца жизни. Всем известно его изречение, которым он заканчивал каждую свою речь в сенате: «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam» – «Карфаген должен быть разрушен». Так и случилось, но самому Катону не суждено было дожить до осуществления своего желания.
