Гант в свою очередь лишь покачала головой. И, отходя от «космического корабля», она тихо засмеялась.
* * *
Шофилд и Реншоу лежали навзничь на холодной и твердой поверхности айсберга, слушая ритмичный шум волн, бьющихся о ледяные скалы в двухстах ярдах от них.
Они лежали неподвижно, пытаясь восстановить дыхание.
Спустя несколько минут Шофилд потянулся и нащупал маленький черный прибор у себя на запястье. Он нажал кнопку и раздался негромкий звуковой сигнал.
— Что вы делаете? — спросил Реншоу, не поднимая глаз.
— Запускаю ГЛС, — ответил Шофилд, все еще лежа на спине. — Это спутниковая система местоопределения, которая использует Глобальную локационную систему Navistar. Этот прибор есть у каждого пехотинца для использования в чрезвычайных ситуациях. Понимаете, так нас смогут найти, если нам суждено простится с жизнью на этом плоту в открытом океане. Думаю, это не так сложно. — Шофилд вздохнул. — В темной комнате, где-нибудь на корабле, на каком-нибудь экране просто появится мигающая красная точка.
— Вы имеете в виду, нас спасут? — спросил Реншоу.
— Мы давно уже будем мертвы к тому времени, когда кто-нибудь успеет добраться сюда. По крайней мере, смогут найти наши тела.
— О, отлично, — сказал Реншоу. — Приятно видеть мои налоги в действии. Вы, ребята, создаете спутниковую систему местоопределения, чтобы найти мое тело. Супер.
Шофилд повернул голову к Реншоу.
— По крайней мере, я смогу оставить записку, описав все, что произошло на станции, и прикрепить ее к нашим телам. Они хотя бы узнают правду о французах, о Барнаби.
— Это, конечно, утешает, — ответил Реншоу.
Шофилд приподнялся на локте и посмотрел на скалы. Он увидел, как волны Южного океана ударяются о них и превращаются в густую белую пену.
Затем Шофилд впервые обратил внимание на сам айсберг.
Он был огромный. На самом деле, такой огромный, что на волнующейся воде не производил никаких движений. Над поверхностью длина его достигала не менее мили, и Шофилду было трудно представить, на какую глубину он мог уходить под воду.
Он был неровной прямоугольной формы с огромным ледяным мысом с одной стороны. Вся остальная его поверхность была неровной и покрытой кратерами. Шофилду он казался призрачной белой лунной поверхностью.
Шофилд поднялся.
— Куда вы? — спросил Реншоу, не вставая. — Домой?
— Нам нужно двигаться, — ответил Шофилд. — Сохранять тепло так долго, как это возможно, и думать, каким образом можно добраться до берега.
Реншоу покачал головой, лениво встал на ноги и последовал за Шофилдом по неровной поверхности айсберга.
Они шли уже около двадцати минут, когда поняли, что идут не в том направлении. Дойдя до обрыва, они не увидели ничего, кроме гладкой и ровной поверхности воды, уходящей на запад. Ближайший айсберг в этом направлении был в трех милях. Шофилд надеялся, что они смогут добраться до берега при помощи других айсбергов, перебираясь от одного на другой. Но в этом направлении это было невозможно.
Они повернули назад.
Они шли очень медленно. На бровях и вокруг губ Реншоу начали образовываться сосульки.
— Вы знаете что-нибудь об айсбергах? — на ходу спросил Шофилд.
— Немного.
— Просветите меня.
— Я читал в одном журнале, что последний писк у богатых придурков — «восхождение на айсберги». По-видимому, это популярно у тех, кто считает себя крутым альпинистом. Но единственная проблема в том, что эта гора-то тает.
— Я имел в виду что-нибудь более научное, — сказал Шофилд. — Например, подплывают ли они когда-нибудь к берегу?
— Нет, — ответил Реншоу. — В Антарктиде льды двигаются от центра. Всегда. Такие айсберги, как этот откалываются от береговых шельфовых ледников. Вот почему скалы такие отвесные. Ледяные пласты, повисшие над океаном, становятся такими тяжелыми, что отламываются и становятся, — Реншоу обвел рукой вокруг, — айсбергами.
— А-га, — сказал Шофилд не останавливаясь.
— Попадаются и большие. Действительно большие. Айсберги, по величине превышающие некоторые страны. Я имею в виду, черт, ну возьмем этого малыша. Смотрите, какой он огромный. Большинство больших айсбергов живут от десяти до двенадцати лет и, в конечном счете, тают и умирают. Но при благоприятных погодных условиях — и если он действительно велик — айсберг, подобный этому, может плавать у берегов Антарктиды около тридцати лет.
— Отлично, — сухо ответил Шофилд.
Они подошли к месту, где Реншоу вытащил Шофилда из воды после уничтожения французской подводной лодки.
— Мило, — сказал Реншоу. — Сорок минут ходьбы, и мы у исходной точки.
Они поднялись по небольшому склону и подошли к месту, где торпеда французской подводной лодки врезалась в айсберг.
Казалось, какой-то неведомый великан выхватил зубами кусок с боковой части айсберга.
Огромный кусок льда, отвалившийся после взрыва, оставил глубокую полукруглую впадину на склоне айсберга. Десятиметровые неровные отвесные стены спускались к воде.
Шофилд заглянул во впадину и увидел, как спокойные волны омывают огромный айсберг.
— Мы ведь умрем здесь, правда? — спросил стоящий за его спиной Реншоу.
— Я лично не собираюсь.
— Вы нет?
— Это моя станция, и я собираюсь ее вернуть.
— А-га, — Реншоу посмотрел на море. — А у вас есть хоть малейшее представление о том, как это можно сделать?
Шофилд не ответил.
Реншоу повернулся к нему лицом.
— Я говорю, как, черт возьми, вы планируете попасть на вашу станцию, когда мы застряли здесь!
Шофилд не слушал его.
Сидя на корточках, он всматривался вниз в полукруглую впадину, оставленную торпедой в отвесной стене айсберга.
Реншоу подошел ближе и встал рядом с ним.
— Что вы там изучаете?
— Наше спасение, возможно, — ответил Шофилд.
Реншоу посмотрел вниз во впадину за Шофилдом и сразу же увидел это.
В нескольких метрах на неровном отвесном склоне, Реншоу увидел характерное квадратное очертание замерзшего стекла, врезавшегося в лед.
Шофилд связал две их парки и, используя как веревку, заставил Реншоу спустить его вниз к врезавшемуся в лед стеклу.
Шофилд повис высоко над водой прямо перед куском стекла. Он внимательно всматривался в него.
Оно действительно было сделано руками человека.
Очень старое окно. Деревянная рама, сильно изуродованная временем и климатом, приобрела бледно-серый оттенок. Шофилду было интересно, как долго это окно — или то, к чему оно крепилось — было захоронено в этом массивном айсберге.
По подсчетам Шофилда, ударная волна от торпеды сместила десятиметровый слой льда, обнажив фрагмент окна. Стекло и то, к чему оно было прикреплено, было погребено глубоко в айсберг.
Шофилд вздохнул, затем сильно ударил по стеклу, разбив его вдребезги.
За ним он увидел темноту, что-то вроде пещеры.
Шофилд достал из кармана фонарь и, взглянув в последний раз на Реншоу, раскачался и впрыгнул через разбитое окно в самое сердце айсберга.
Первое, что увидел Шофилд, посветив фонарем, были перевернутые вверх ногами слова:
С НОВЫМ 1969 ГОДОМ!
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ЛИТТЛ-АМЕРИКУIV!
Эти слова были написаны на растяжке или чем-то вроде этого. Она криво висела вверх ногами в пещере, в которой оказался Шофилд.
Только это была не совсем пещера.
Это была комната, маленькая комната с деревянными стенами, полностью погребенная в лед. И все было вверх ногами. Вся комната была перевернута.
Возникало странное чувство, когда все виделось наоборот.
Шофилду понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что он на самом деле стоял на потолке перевернутой комнаты.
Он посмотрел направо. Вдалеке показались еще несколько комнат, отделенных от этой.
— Эй, там внизу! — послышался голос Реншоу.
Шофилд просунул голову через окно в ледяной стене.
— Ну, что там, в самом деле? Я здесь уже промерз до костей, — сказал Реншоу.
— Вы когда-нибудь слышали о Литтл-Америке IV? — спросил Шофилд.
— Да, — ответил Реншоу — Это была одна из наших исследовательских станций в шестидесятые годы. Ее смыло в море в 1969 году, когда от шельфового ледника Росса отделился айсберг размером в девять тысяч квадратных километров. Военно-морские силы искали ее три месяца, но так и не нашли.
— Ну, угадайте что, — сказал Шофилд. — Мы нашли ее.
* * *
Укрывшись тремя толстыми шерстяными одеялами, Джеймс Реншоу сел на пол главной комнаты Литтл-Америки IV. Он сильно потер руки, подул на них, чтобы они быстрее согрелись, в то время как Шофилд, все еще в своем промокшем костюме, в темноте тщательно осматривал другие комнаты перевернутой станции. Ни один из них не решился попробовать еду тридцатилетней давности из консервных банок, разбросанных по всему полу.