Глубина потока оказалась около полутора метров. Вода плескалась вокруг пояса, брызгала мне в грудь. Она была теплой и как будто слегка утишила боль в правой ноге.
А сколько в ней замечательных микробов, мой мальчик! Причем некоторые наверняка завезены еще первыми «ковчегами» и наверняка успели мутировать. Ты придешься им по вкусу, Рауль.
– Заткнись, – тупо сказал я, обращаясь к своему внутреннему голосу, и огляделся. Голова болела, левый глаз заплыл, на веках запеклась корка, но все же кое-что я им видел.
Со всех сторон торчали из воды серо-зеленые стволы, которым не было ни конца ни края, с темно-зеленых, почти черных ветвей свешивались широкие листья. Слева, впрочем, виднелось нечто вроде просвета. И почва под ногами, когда я направился туда, показалась мне чуть более твердой.
Я шел, подтягиваясь на руках, затем переставляя левую ногу и волоча правую, порой пригибался, чтобы пройти под низко нависающими листьями, порой огибал препятствие – как тореадор в замедленной съемке, пропуская мимо себя плывущие по воде обломки. Чтобы добраться до просвета, ушло несколько часов. Но все равно иного занятия у меня не было.
Затопленные джунгли вывели к реке. Я ухватился за последнюю ветку, чувствуя, как течение пытается подхватить меня и унести, и уставился на бесконечное пространство серой воды. Противоположного берега видно не было – но не потому, что вода простиралась настолько далеко. Просто над поверхностью реки – а что это река, а не озеро и не море, можно было догадаться по водоворотам, двигавшимся справа налево, – клубился то ли туман, то ли завеса облаков, видимость составляла около сотни метров, не больше. Серая вода, серо-зеленые влажные стволы, темно-серые облака… Свет как будто стал более тусклым. Приближалась ночь.
Я совершенно выбился из сил. Лихорадка нарастала. Несмотря на тропическую жару, мои зубы противно стучали, а руки дрожали, и я ничего не мог с этим поделать. Где-то по дороге я нечаянно наступил на правую ногу, и боль была такой, что захотелось завопить во все горло. Признаюсь честно, я и завопил. А потом, сперва тихо, затем все громче, принялся распевать боевые марши гиперионских сил самообороны, после которых перешел к скабрезным лимерикам, коих наслушался в бытность матросом на Кэнсе; закончилось же все обыкновенными нечленораздельными воплями, ибо нога болела просто зверски.
Как там насчет того, чтобы построить плот?
Я уже привык к этому назойливому внутреннему голосу. Мы с ним заключили перемирие, когда я понял, что он вовсе не подбивает меня лечь и умереть, а всего лишь критикует мои старания остаться в живых.
Смотри, Рауль, чем тебе не плот?
Река влекла поваленное дерево, огромный ствол, то почти целиком уходивший под воду, то выныривавший вновь. Вода доходила мне до плеч, хотя я стоял метрах в десяти от центрального течения.
– Ну да, – согласился я вслух. Мои пальцы скользнули по гладкой ветке, за которую я держался. Я подтянулся поближе к ней… В ноге что-то хрустнуло, перед глазами замелькали черные точки. – Ну да, – повторил я. Интересно, какова вероятность того, что я не грохнусь в обморок, что просто выживу и что ночь не наступит до того, как я смогу поймать один из стволов? О том, чтобы плыть, не могло быть и речи. От правой ноги – никакого толку, а остальные конечности мелко дрожали. Сил во мне осталось ровно столько, чтобы худо-бедно держаться за ветку. – Ну да, – сказал я в третий раз. – Вот дерьмо!
– Прошу прощения, месье Эндимион. Вы обращаетесь ко мне?
От неожиданности я чуть было не выпустил ветку. Потом, продолжая держаться правой рукой, поднес левую к глазам и уставился на комлог. Металлический браслет на моем запястье тускло светился.
– Разрази меня гром! Я думал, ты сломался.
– Инструмент поврежден, сэр. Его память стерлась. Нейронные цепи мертвы. Вокальный аппарат функционирует в аварийном режиме.
Я нахмурился:
– Погоди, что-то я не понимаю. Если твоя память уничтожена, а нейронные цепи…
Река плеснула на меня, как бы побуждая отпустить ветку. На мгновение я замолчал.
– Корабль? – позвал я наконец.
– Да, месье Эндимион.
– Так ты здесь?
– Разумеется, месье Эндимион. Ведь вы с мадемуазель Энеей приказали мне оставаться тут. С радостью сообщаю, что ремонт завершен и…
– Покажись, – распорядился я. Уже почти стемнело. Со стороны реки ко мне тянулись языки тумана.
Из воды, метрах в двадцати от меня, показался корпус звездолета. Он перегородил течение точно запруда, этакий черный левиафан, неизвестно как очутившийся в реке. С корпуса капало, на носу и на стабилизаторе мерцали ходовые огни, едва различимые в тумане.
Я засмеялся. Или заплакал. Или просто застонал.
– Вы подплывете ко мне, сэр? Или мне подойти к вам?
Мои пальцы соскальзывали.
– Двигай сюда, – проговорил я и ухватился за ветку обеими руками.
В крохотной каюте, где обычно спала Энея, стоял автохирург. Это был древний прибор – не менее древний, чем сам звездолет, – но он работал, у него имелся запас медикаментов; вдобавок, если верить Кораблю, с ним когда-то повозились Бродяги. В общем, он действовал.
Я лежал под ультрафиолетовыми лучами, пока хирург ощупывал мое тело, смазывал синяки, зашивал глубокие порезы, вводил болеутоляющее и ставил диагноз.
– У вас сложный перелом, месье Эндимион, – сообщил Корабль. – Хотите взглянуть на рентгеновские снимки и данные ультразвукового анализа?
– Нет, спасибо, – отказался я. – Что будем делать?
– Лечение уже началось, – отозвался Корабль. – Сломанная кость зафиксирована. Пока вы будете спать, начнутся ультразвуковые процедуры. Автохирург рекомендует по меньшей мере десять часов сна. У вас повреждена мышечная ткань и нервные клетки.
– Спать так спать, – пробормотал я.
– Наибольшее беспокойство у хирурга вызывает ваша лихорадка, месье Эндимион.
– Она связана с переломом, так?
– Нет, – возразил Корабль. – Судя по всему, вы где-то подцепили почечную инфекцию. Если ее не излечить, она убьет вас раньше, чем начнут проявляться побочные эффекты перелома.
– Весело, – буркнул я.
– Не понял, сэр.
– Не обращай внимания. Говоришь, ремонт завершен?
– Целиком и полностью, месье Эндимион. Могу даже сказать, что функционирую лучше, чем до аварии. Понимаете, из-за нехватки некоторых материалов я опасался, что мне придется синтезировать необходимое из речных отложений, но вскоре выяснил, что могу просто рециркулировать системы, ставшие ненужными вследствие модификации, и таким образом повысить вероятность успешного ремонта на тридцать два процента…
– Ладно, ладно, – перебил я. Отсутствие боли было настолько непривычным, что у меня даже слегка закружилась голова. – И сколько времени у тебя ушло на починку?
– Пять стандартных месяцев, сэр, – ответил Корабль. – Восемь с половиной местных. У этой планеты странный лунный цикл, поскольку здесь две луны, представляющие собой, по моему мнению, захваченные планетой астероиды, так что…
– Пять месяцев, – повторил я. – А остальные три с половиной года ты просто ждал?
– Да, сэр. Именно такие инструкции мне были оставлены. Надеюсь, с А.Беттиком и мадемуазель Энеей все в порядке?
– Я тоже на это надеюсь. Но мы скоро узнаем. Ты готов к старту?
– Все системы исправны, месье Эндимион. Ожидаю ваших распоряжений.
– Считай, что ты их получил. Поехали.
Корабль включил голографический экран, на котором было видно, как он поднимается из воды. Снаружи было темно, но на экране просматривались бурлящая река и арка портала в нескольких сотнях метров выше по течению. Я и не разглядел ее в тумане. Мы поднялись над рекой, взмыли над облаками…
– Воды в реке с прошлого раза прибавилось, – сказал я.
– Да, – ответил Корабль. На экране появилась кромка планеты, из-за которой вставало солнце. – Каждый орбитальный цикл, который равняется приблизительно одиннадцати стандартным месяцам, здесь начинается паводок, длящийся около трех стандартных месяцев.
– Теперь ты знаешь, что это за планета? – спросил я. – Когда мы расстались, ты сомневался.
– Я уверен, что эта планета не относится к числу тех двух тысяч восьмисот шестидесяти семи, которые упомянуты в Общем Каталоге, сэр, – отозвался Корабль. – Астрономические наблюдения показывают, что она находится вне пределов Священной Империи, равно как и вне территорий бывшей Великой Сети и Окраины.
– Вне Великой Сети и вне Окраины, – повторил я. – Где же тогда?
– Приблизительно в двухстах восьмидесяти световых годах от системы на Окраине, известной как NNGC-4645 Дельта, – ответил Корабль.
Болеутоляющее навевало дремоту. Отгоняя сон, я спросил:
– Значит, новый мир? За Окраиной? Откуда же на нем взялись порталы? Здешняя река является частью Тетиса?
– Этого я не знаю, месье Эндимион. Но считаю своим долгом упомянуть, что, покоясь на речном дне, я наблюдал посредством дистанционных зондов множество интересных биологических видов. Помимо мантообразных существ, встреченных ниже по течению вами с мадемуазель Энеей и А.Беттиком, тут наблюдается свыше трехсот видов летающих существ и не менее двух видов гуманоидов.
