Наконец, я спрашиваю Голубева, думает ли он как-то помочь Стрелкову и Коваленко? Он сразу подбирается, как если бы с самого начала ожидал этот вопрос, и отвечает, что с Коваленко, насколько ему известно, все в порядке. Первоначальный приговор был пересмотрен областным судом, сам Коваленко по-прежнему работает председателем колхоза, из партии его не исключали или уже восстановили, поэтому никаких оснований для беспокойства нет. Стрелков - дело другое. За полтора года работы на этом месте он не успел познакомиться со Стрелковым, но, судя по тому, что ему рассказывали, с бывшим председателем колхоза "Волна" поступили нехорошо. Вероятно, теперь, когда прошло столько времени, стоило бы возбудить от имени общего колхозного собрания в Чапоме ходатайство о пересмотре дела. Со своей стороны, МРКС и лично он, Голубев, готов сделать все необходимое, чтобы поддержать просьбу колхозников, реабилитировать бывшего председателя, восстановить его в партии и вернуть положенные привилегии, если они были.
Гитерман? Ну, что Гитерман...
Голубев разводит руками, показывая, что тут ничего не сделаешь.
Так получается, что судьбой Гитермана в МРКС и в "Севрыбе" уже не интересуются. По-человечески его жалеют, но мимоходом, как жертву судебной жестокости, возмущаются, как возмущаются безобразием, которое их лично не очень трогает. За всем тем он словно бы вычеркнут из жизни. С таким же успехом он мог покончить с собой в "следственном изоляторе", умереть от разрыва сердца во время побоев, получить срок... Судебная ошибка? К сожалению, о них сейчас пишут все чаще и чаще, но при чем тут мы? - как бы говорят мне люди.
И я решаю на следующий день встретиться с человеком, который, в отличие от этих моих собеседников, не может спокойно говорить о Гитермане,- с Юрием Андреевичем Тимченко.
3.
Утром за мной заезжает заместитель председателя колхоза "Ударник" по флоту - такой же крупный, как сам Тимченко, с длинным носом и веселыми глазами. Он на своем "Москвиче", потому что машина Тимченко сломалась, других в колхозе нет, а добираться через Колу на общественном транспорте - полдня потерять. К тому же он все равно едет в колхоз. По пути я пытаюсь выяснить его отношение к переменам в МРКС и получаю примерно ту же характеристику Голубева, что и от Георги, с которым мы вчера просидели весь вечер, но дополненную и откорректированную как бы Каргиным. "Хотелось бы видеть человека поэнергичнее и поопределеннее, но не столь жесткого, как Гитерман",- такими словами можно суммировать его взгляд на положение дел. Сам он безусловно признает деловые качества бывшего председателя МРКС, однако, по его словам, с Гитерманом мог работать только тот, кто ему нравился, иначе - заставит уйти. Впрочем, он согласился со мной, что подобная характеристика слишком неопределенна, потому что каждый руководитель, естественно, подбирает себе таких людей, которые ему импонируют.
- И все равно - слишком жесткий,- сказал он под конец.
А что другое я могу услышать от колхозника "Ударника"? Худшую характеристику, чем Гитерману, заместитель по флоту дал только двум людям - Несветову, начальнику отдела по делам колхозов, и Егорову, заместителю Гитермана по сельскому хозяйству. По его словам, эти двое были главными противниками какой бы то ни было колхозной демократии, распоряжались только в приказном тоне и человека в грош не ставили. Насчет "гроша" я ничего сказать не мог, а с остальным можно было согласиться, причем не только по отношению к "Ударнику"... Но тут нашей беседе пришел естественный конец.
Минькино лежит на противоположной стороне Кольского залива, почти напротив Мурманска. Сверху, от шоссе, деревни не видно - только указатель и узкая, круто ныряющая за бугор к заливу полоса асфальта, которую Тимченко ухитрился положить, пока делали основную дорогу. Сразу за переломом взгорка оказываешься в окружении новостроек: склады, огромный телятник, склад с пневмопокрытием, какие-то постройки, еще даже не запланированные четыре года назад, гаражи, и вот оно, для меня новое, а для колхозников уже порядком обжитое здание колхозного правления на три этажа, с которого начал Эд. Максимовский свой очерк, напечатанный весной 1984 г. в "Литературной России".
С председателем "Ударника" Юрием Андреевичем Тимченко мы познакомились за два года до этой статьи. Он действительно "глыбистый", как охарактеризовал его Максимовский: широкоплечий, высокий, с большими, сильными руками кузнеца-молотобойца, и в то же время удивительно легкий на ходу. А над всем этим - большое, крупное лицо с хорошими, добро смотрящими глазами. Именно таким он и запомнился мне по двум первым встречам.
Согласен, что все это внешнее, хотя в какой-то степени характеризует человека, особенно при первом знакомстве - и глаза, и руки, и походка. Гораздо важнее деловые качества Тимченко, из которых на первом месте, конечно же, удивительный талант хозяина, умеющего буквально из всего извлекать для колхоза выгоду. В этом его жизнь. В этом он чувствует себя, пользуясь избитым сравнением, как рыба в воде, продумывая варианты возможных планов, удивительным чутьем улавливая меняющуюся конъюнктуру, находя партнеров и пуская в оборот всю полученную прибыль - деньги должны крутиться и пользу приносить, а не на банковском счету числиться. Поэтому "Ударник" - один из лучших колхозов Мурманской области. У него свой причал, своя судоремонтная мастерская, свой забойный пункт и - флот, из-за которого разгорелись страсти, достойные пера великого Шекспира.
Впрочем, если говорить о случившемся, то поначалу схлестнулись не Тимченко и Гитерман, а председатель колхоза "Ударник", спасавший колхоз и колхозный флот, и председатель МРКС, отстаивавший базу, свое детище, а вместе с ней престиж МРКС и "Севрыбы". Теперь, когда все позади, я хочу о происходившем услышать из уст самого Тимченко. По существу, председатель "Ударника" поставил под сомнение всю структуру отношений "колхоз - МРКС - "Севрыба", поставил вопрос о правах коллектива и, как мне представляется, о стратегии ведения хозяйства вообще...
Тимченко ждет меня в своем новом кабинете - просторном, как зал заседаний, очень красивом и уютном, обитом деревянными панелями, по которым несутся парусники - бриги, шхуны, выполненные инкрустацией по дереву вполне профессиональными художниками. Я вглядываюсь в высокого, крупного человека, который поднимается из-за стола и идет мне навстречу со смущенной улыбкой и протянутой рукой. Он по-прежнему высоко держит голову, но в ней теперь явственно проступает седина, и шаг его совсем не легкий, как был когда-то, а грузный, как если бы прибавился вес годов. Он подходит ближе, и на его лице я начинаю различать следы, говорящие, что с сердцем у председателя "Ударника" совсем не так хорошо, как прежде.
Мы садимся друг против друга, говорим обычные в таких случаях слова о времени, о переменах, и наконец я затрагиваю то, что мне больше всего хочется узнать: что и как было? Он откидывается в кресле и смотрит на меня с грустной полуулыбкой.
- Не хочется вспоминать, честное слово... Что такое база, вы знаете, статью Максимовского читали. Все, что он написал,- сплошная правда. Я даже думаю, что рубка началась не из-за того даже, что "Ударник" свой флот из базы увел, а что появилась эта статья. Как же, вынес сор из избы! И Тимченко хотели уничтожить, если не физически, то морально, и колхоз, как грозился Шаповалов - был такой заместитель Каргина,- "в стойло загнать"! Все было! Четыре документа ваш друг Гитерман подписал, чтобы меня с председателей снять, да вот не получилось. И люди не дали, и обком в этом вопросе разумную позицию занял: посмотрим, что получится. Дескать, меры всегда успеем принять, никуда Тимченко от нас не уйдет... Теперь Гитермана нет, Тимченко на месте, а колхоз снова в передовых. В этом году точно план по всем показателям перевыполним, чистая прибыль уже к пяти миллионам подходит. Так что вспоминать вроде бы и не к чему...
Но я вижу, что воспоминания уже захватили его. По легкому румянцу на лице я догадываюсь, что откуда-то из сердца уже поднимается волна прежнего гнева на несправедливость, азарт бойца и прошлое опять оживает в его памяти, как если бы разговор шел о том, что случилось вчера. Тимченко понимает, что я приехал к нему не просто так, не из пустого любопытства задаю сейчас и буду еще задавать вопросы. Ведь я и раньше был на его стороне, доказательством тому мой очерк, опубликованный в одном из журналов. И, легко сдавшись на мои доводы, Тимченко достает из нижнего ящика стола толстую папку, которую едва охватывает крупная кисть его руки.
- Видите? - показывает он мне ее и бросает перед собой на стол.- Захотите - читайте. Это все официальная переписка по базе и флоту. Только рассказывать надо, начиная с архангельской базы, на которой работал Гитерман. Ведь вы его узнали уже председателем рыбаксоюза. А я знал его еще давным-давно, когда он работал на базе у архангелов. И работал хорошо, и сам был хороший парень, и база его архангелам во как была нужна! У них, сами знаете, девятнадцать колхозов, флот огромный, а базируется весь в Мурманске. Почему так? Колхозы разбросаны на тысячи километров по берегам, Белое море замерзает, да и на судне близко к деревне не подойти, не то чтобы у причала стать. Как флот держать, как управлять? А здесь все под боком: незамерзающее море и "Севрыба" со всеми своими предприятиями, куда архангельские колхозные рыбаки входят на таких же основаниях, как и мы, мурманские. "Севрыба" - она весь европейский Север охватывает...
