Мы вошли в прихожую, которая неожиданно оказалась довольно большой, метра три на четыре, и с большим окном. Но почему здесь стоят целых два компьютера?
И тут до меня дошло. Мы стоим вовсе не в прихожей, прихожей в этой квартире нет как класса. То, что мне показалось прихожей, – одна из трех комнат, судя по отсутствию кровати – гостиная.
Выглядела гостиная убого. Голые стены, однотонный линолеум на полу, большое окно со стекло пакетом, в стену по обе стороны от него были вмонтированы два компьютерных экрана. Из обстановки в комнате имелись только два деревянных стула с жесткими сиденьями. Ни стола, ни шкафа, ни телевизора, даже зеркала ни одного нет.
– Аскетично, – констатировал я.
– Потом все закажем, – отозвалась Эзерлей. – Интересно, в спальнях такое же безобразие…
По мнению Эзерлей, в спальнях такого безобразия не было. А по моему мнению, сам факт существования комнаты, половину площади которой занимает кровать, уже является безобразием. И это убожество Эзерлей считает хорошей квартирой!
– У меня кровать на месте, даже застелена, – провозгласила Эзерлей. – У тебя тоже? Вот и здорово. Самое главное на месте, а остальное завтра закажем.
– Остальное – это что?
– Все. Занавески на окна, ковер на пол, стол какой—нибудь, стульев побольше. Не знаю, как тебе, а мне в пустой комнате неуютно.
– Мне тоже. Слушай, а где здесь кухня?
– Нет здесь кухни, – ответила Эзерлей. – Помнишь, когда мы подъезжали, мы видели такой маленький домик за деревьями?
– Не помню. А что?
– Там кафе. Если проголодаешься, там можно покушать.
– Откуда ты знаешь? – удивился я. – Ты ведь здесь тоже в первый раз.
– На Блубейке во всех районах одинаковая планировка. Очень удобно – заблудиться невозможно и всегда знаешь, где что искать.
– Все-все здания одинаковые? – удивился я. – Президент этой планеты тоже живет в такой же хрущобе?
– На Блубейке нет президента.
– Ну, если не президент, то вождь какой—нибудь здесь точно должен быть.
– Нет здесь никакого вождя, – сказала Эзерлей. – Есть только планетарный компьютер. Не знаешь, что это такое? Это такая большая машина, она думает, как разумное существо, только гораздо быстрее и лучше. Компьютер все видит и всегда знает, что нужно делать.
– А нопстеры для него как рабы?
– Почему как рабы? – Эзерлей, кажется, обиделась. – Компьютер существует не просто так, а для блага нопстеров. Он не о себе заботится, ему ничего не надо, он же машина.
– О рабах хозяин тоже заботится, – заметил я.
– Где бы найти такого хозяина, – мечтательно произнесла Эзерлей, и меня передернуло. А потом до меня дошло.
– У вас на Оле, – спросил я, – разве были рабы? Эзерлей уставилась на меня как на идиота. Я задал последний уточняющий вопрос:
– Рабы и женщины – одно и то же?
– Конечно, – ответила Эзерлей. – Ты на солнце перегрелся?
– Нет, – сказал я, – я не перегрелся на солнце. Просто у нас разные системы понятий. Когда я задавал последний вопрос, я употребил два разных слова.
– Я заметила, – кивнула Эзерлей, – но они означают одно и то же.
– Это для тебя они означают одно и то же. В моей системе понятий женщина – просто человек женского пола и все. А раб – это такой человек, который принадлежит другому человеку как собственность.
– Раб может быть мужчиной? – сказать, что Эзерлей удивилась, значит, ничего не сказать. Она была просто потрясена.
– Уже не может, – сказал я. – Рабство у нас давно отменено. Но слово осталось.
– Интересно, – сказала Эзерлей. – Я помню, ты говорил, что у вас мужчины и женщины равноправны, но я думала, что они одинаково свободны, а не наоборот.
– Так оно и есть… то есть должно быть.
– А почему ты говоришь, что все нопстеры – рабы компьютера? – спросила Эзерлей. – Они ему не принадлежат, это он принадлежит народу Блубейка.
– Он ими управляет, – сказал я. – А я не хочу, чтобы мною управляли. Я хочу жить так, как считаю нужным.
– Но это невозможно!
– Знаю, – согласился я. – Абсолютная свобода недостижима. Но я хочу приблизиться к ней настолько, насколько это возможно.
– В этом и есть смысл жизни для твоей расы? – предположила Эзерлей.
– С чего ты взяла? – удивился я. – Нет, смысл жизни не в этом. Я не знаю, в чем состоит смысл жизни, но точно не в этом. А ты знаешь, в чем смысл жизни?
– Смысл жизни, – сказала Эзерлей, – в том, чтобы соблюдать правила. Правила установлены богами, и не дело смертных нарушать их заповеди.
– И это все? – удивился я. – Другого смысла нет?
– Лучше такой смысл, чем никакого, – отрезала Эзерлей.
– Как знаешь… По мне, лучше жить без всякого смысла, чем быть рабом, пусть даже божьим.
– У нас совсем разные системы понятий, – вздохнула Эзерлей. – Но это ведь не помешает нам приятно провести время?
– Не помешает, – заверил ее я, и мы удалились в спальню.
Разные системы понятий, действительно, были ни при чем, проблема была совсем в другом. Проблема была в том, что нопстеры абсолютно асексуальны на анатомическом уровне. Когда твое тело искренне не понимает, чего от него хотят, получить удовольствие от близости никак невозможно. Да и сама близость практически невозможна.
5
На следующее утро мы с Эзерлей сидели в кафе, завтракали и обсуждали случившееся. Эзерлей была в подавленном настроении, переходящем в депрессию.
– Я никогда не думала, – говорила она, – что тело значит так много. Этот мир великолепен, здесь есть все, что нужно для счастья, здесь не хватает только любви. Раньше я не могла представить себе, что такое возможно, думала, что любовь – такая же неотъемлемая часть мироздания, как небо над головой.
– Я был на планете Трилар, – заметил я, – там над головой нет неба, вместо него лед. Вся планета покрыта морем, а сверху лед.
– Там очень холодно?
– Наверное. Точно не знаю, я же не в своем теле там был. Да, вспомнил! Там вместо воды аммиак, должно быть, там очень холодно. Там такие забавные существа живут…
– Рыбы? – предположила Эзерлей.
– Нет, не рыбы. Это такие… как бы комки слизи такие бесформенные…
– Фу… – сморщилась Эзерлей. – Какая гадость!
– Не такая уж и гадость, – возразил я. – Нормальные существа, вменяемые и доброжелательные, пожалуй, самые доброжелательные из всех, кого я встречал в Сети. Только жить там долго я бы не смог.
– Почему?
– Слишком чуждая среда. Вот сейчас тебе не нравится, что у нопстеров нет сексуального влечения. А теперь представь себе, что у тебя нет ни рук, ни ног, нет постоянной формы тела, ты плаваешь в жидкости, и даже речи нормальной нет. Эти существа общаются не звуковой речью, а телепатией.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
