непроницаемое молчание, но вишневые губы слегка приоткрываются в предвкушении, и у неё вырывается судорожный вздох. Это становится последней каплей.
Напряжение в паху достигает апогея, а сердце отчаянно бьётся в клетке из ребер, разгоняя по артериям адреналин.
Почти рыча от едва сдерживаемого возбуждения, Ксавье грубо хватает её за локоть и почти силой вталкивает в комнату прямо напротив лестницы — это вовсе не их спальня, а одна из многочисленных гостевых.
Но ему совершенно наплевать.
Едва успев щёлкнуть замком, он резко оборачивается и вжимает Уэнсдэй в стену. Она обвивает руками его шею и приподнимается на носочки. Их губы наконец встречаются в глубоком жестком поцелуе, языки переплетаются. Фейерверк ощущений накрывает с головой — прохладный шелк её кожи на контрасте с обжигающим жаром мягких губ, движущихся навстречу его собственным.
Самый опасный и самый прекрасный наркотик, вызвавший пожизненную зависимость ещё двадцать лет назад.
Одна рука Торпа взлетает вверх и ложится на её горло, частично перекрывая доступ кислорода, а вторая запутывается в полах длинного платья.
Аддамс переступает с ноги на ногу, сбрасывая туфли на высоких массивных каблуках — разница в росте мгновенно увеличивается. Приходится на время оставить попытки проникнуть под чертово платье и подхватить её за талию. Уэнсдэй крепче цепляется за шею Ксавье, обвивая его бедра своими. Он ещё сильнее вжимает хрупкое тело в стену, заставляя её ощутить твёрдость напряжённого члена даже через несколько слоев ткани. Губы перемещаются ниже, оставляя влажную дорожку от мочки уха до неистово пульсирующей сонной артерии.
Аромат её кожи действует совершенно одуряюще. Уже не контролируя себя, Торп яростно прикусывает её шею, и у Аддамс вырывается первый приглушенный стон.
— Ну же. Не медли, — шепчет она едва слышно. Дыхание неизбежно сбивается от нехватки кислорода и остроты ощущений.
Терпение никогда не было её сильной стороной.
Но сегодня Ксавье намерен хорошенько её помучить. Разжав стальную хватку на горле, он подхватывает Уэнсдэй под бедра и, шагнув в сторону кровати, плавно опускает её на мягкую постель. Не позволяя ей перехватить инициативу, нависает сверху, уперевшись одной рукой в светлое покрывало.
И на несколько секунд замирает, обводя потемневшим взглядом лихорадочно блестящие угольные глаза, маняще приоткрытые губы, чуть припухшие от грубых поцелуев, тяжело вздымающуюся грудь… Безупречно совершенная. Красивая до одури. И главное — только его, целиком и полностью.
На Аддамс по-прежнему чрезмерно много одежды, и это совершенно невыносимо — Торп невесомо проводит свободной рукой вдоль идеального тела и останавливается на широком поясе платья. Пока его дрожащие пальцы возятся с тугим узлом, губы и зубы вновь прижимаются к шее жестоким укусом. На алебастровой коже мгновенно расцветают лилово-красные созвездия мелких синяков. Уэнсдэй уже не сдерживается — стонет в голос, пока тоненькие пальчики проворно расстегивают пряжку его ремня и проникают под пояс брюк.
От ощущения её ледяной ладони на требовательно пульсирующем члене у Ксавье разом вышибает из лёгких весь воздух.
Самодовольно усмехаясь самыми уголками губ, Уэнсдэй скользит рукой вверх и вниз, слегка задерживаясь на чувствительной головке.
Титаническим усилием воли он заставляет себя перехватить её запястье и дернуть назад, вытаскивая из брюк — иначе весь план сиюминутно полетит ко всем чертям.
Аддамс вопросительно изгибает смоляную бровь, но покорно принимает правила игры.
Похоже, она немало заинтригована.
Спустя бесконечно долгие десять секунд Ксавье удаётся справиться с поясом платья — податливый чёрный шифон разъезжается в разные стороны, открывая полный доступ к её идеальному телу. Он давно знает наизусть каждый изгиб, каждую родинку и каждый шрамик, но пленительное зрелище до сих пор сводит с ума. Задыхаясь от сокрушительного желания, Торп быстро стягивает с неё платье и отбрасывает на кровать. Уэнсдэй ловко расстёгивает верхние пуговицы на его рубашке, но на нижние у неё явно не хватает терпения — и она с поразительной для своей комплекции силой дёргает полы рубашки на себя. Ткань жалобно трещит, несколько пуговиц летит на пол, но им обоим совершенно наплевать на такие несущественные мелочи.
Бушующий водоворот возбуждения захлестывает окончательно и бесповоротно.
И Ксавье решает действовать без промедления.
Он больше не в силах ждать.
Правая рука решительно перехватывает хрустально-хрупкие запястья, закидывая их наверх, к резным прутьям изголовья. Уэнсдэй недовольно шипит и ёрзает под ним, пытаясь освободиться из железной хватки, но ничего не выходит — она находится в максимально невыгодной позиции.
Впрочем, Торп уже давным давно не питает иллюзией в отношении её обманчивой хрупкости. Он прекрасно знает, что Аддамс вполне по силам вырубить его одним ударом — и раз она до сих пор этого не сделала, значит, ей действительно нравится чувствовать его власть над собой.
Нащупав лежащий рядом пояс от её платья, Ксавье безжалостно крепко стягивает запястья Уэнсдэй и привязывает импровизированные оковы к одному из прутьев кровати. Она запрокидывает голову и чуть прикусывает губу, внимательно разглядывая, как его пальцы ловко сооружают довольно сложный узел.
— Булинь? — в её ровных интонациях явственно угадывается одобрение.
— Двойной, — подтверждает Ксавье, чертовски довольный собой.
В первое лето после окончания Невермора Уэнсдэй потащила его на рыбалку в компании дяди Фестера. Правда, вместо удочек они прихватили с собой несколько десятков гранат.
К сожалению, насладиться зрелищем подводных взрывов Торпу не удалось — помешала внезапно разыгравшаяся морская болезнь. И пока Аддамс раздражённо фыркала и закатывала глаза, её дядя решительно заявил, что от головокружения и тошноты отлично помогает концентрация внимания на каком-нибудь другом занятии. И показал несколько сложных узлов, велев отточить навык до идеала.
Нельзя сказать, что это помогло.
Но новое умение пригодилось.
Правда не совсем так, как задумывал Фестер.
Наверняка он бы не обрадовался, узнай, что Ксавье использует эти узлы вовсе не в морском деле — а чтобы периодически привязывать к кровати его обожаемую протеже с косичками.
— Твоё отвратительно самодовольное лицо вовсе не способствуют возбуждению, знаешь ли, — недовольно язвит Аддамс, но румянец на обычно бледных щеках и сбитое дыхание напрямую говорят об обратном.
— Это мы ещё посмотрим.
Торп ненадолго отстраняется, торопливо стягивая безнадёжно испорченную рубашку. С лихорадочной поспешностью сбрасывает ботинки и избавляется от брюк вместе с боксерами. Уэнсдэй пристально наблюдает за его действиями немигающим взглядом исподлобья и машинально дёргает руками несколько раз — но хитроумный узел держит крепко. Практически непосильная задача даже для неё — определённо есть, чем гордиться.
Он вновь склоняется над ней, дразняще невесомо проводя самыми кончиками пальцев по разгоряченному телу.
Идеальная грудь, скрытая тонким бельём — изумительный контраст белоснежной кожи и чёрного кружева.
Подтянутый живот с едва заметными линиями пресса и тонким белым шрамом внизу, оставшимся
