Между тем Генрих получил из Англии два сообщения.
Жена родила сына. Его назвали в честь покойных брата Жефруа и отца Генриха Джефри — на английский манер. Генрих печально улыбнулся. Теперь в детской будет два Джефри-Жефруа. Он представил, как теперь старшего будут называть Жефруа Незаконный. Это все проделки Элинор. Зачем еще она выбрала такое имя, как только не досадить ему!
Второе известие пришло от Розамунд, тоже родившей ему сына. Того назвали Уильям. Это порадовало Генриха. Ему не терпелось повидать своих новых сыновей, но больше всего — Розамунд.
* * *
Не успел Генрих покинуть Францию, как пришло известие еще об одной смерти, достаточно сильно его расстроившей. И дело было не в скончавшемся человеке лично, а в том, что его кончина имела политическое значение, потому что покойный был сыном короля Стефана. Генрих кое-чем ему обязан: тот, будь он с честолюбием, мог заявить свои претензии на английский трон, что было бы вполне резонно, поскольку оставался единственным законным сыном покойного короля. Но Уильям оказался не честолюбивым и не имел ни малейшего желания собирать войско для войны против Плантагенета. Более того, у него хватило ума понять, что английский народ принял Генриха как законного наследника и в случае чего встал бы на его сторону.
Так что Уильям уступил трон Генриху, а сам довольствовался титулом графа Булоньского, унаследованным по материнской линии, против чего ни у кого никаких возражений не было. Но ввиду связи с королевским троном Булонь считалась вассальным графством английской короны. При жизни Уильяма положение в Булони для Генриха было благоприятным: никаких претензий у графа к королю не было, и беспокойства он не доставлял, но с его смертью возникла необходимость предпринять срочные меры, чтобы все так там и оставалось, и сохранить Булонь как английского вассала.
Воевать Генриху не хотелось, зачем? И он сразу же придумал, как это дело можно уладить другим способом. У Стефана была дочь Мария, еще в юности посвятившая себя Богу и бывшая ныне настоятельницей женского монастыря в Ромзи.
Генрих действовал быстро. Он велел ей немедленно приехать к нему в Нормандию. Перепуганная настоятельница стала возражать прибывшему в Ромзи посланнику короля. На это ей было сказано, что неповиновение приказу короля означает измену. Чем это чревато, она знала хорошо: король в таких случаях поступал беспощадно, монастырь разорялся, монахинь разгоняли, а она еще дочь покойного короля, так что ее положение совсем незавидное. Она знала, что брат Уильям, который только что умер, затем и покинул Англию, что счел неразумным, будучи единственным законным сыном покойного короля, оставаться в стране, где на трон вступил другой король.
Встревоженная аббатиса отправилась в Нормандию. Король при встрече сказал ей, что она должна безотлагательно приготовиться к свадьбе, у него есть для нее жених.
— Какой жених! — в ужасе воскликнула аббатиса. — Я пострижена в монашество! Я настоятельница монастыря в Ромзи!
— Вы были, — отрезал король. — Больше таковой не являетесь.
— Но ведь я приняла обет! Никто, кроме папы, не может снять его с меня.
— Оставьте это мне.
— Боюсь, милорд…
— Нечего бояться! — рявкнул Генрих. — Приказываю вам выйти замуж.
— Да за кого? Кто захочет жениться на мне?
— На вас, мадам, хочет жениться мой кузен Мэтью, которому я сказал, что он это должен сделать. Он хорошо знает, что значит ослушаться меня.
— Но… чего ради? Я в годах…
— Вы в годах повиноваться своему королю. Выйдя замуж, вы получаете Булонь, а Мэтью становится графом Булоньским.
Аббатиса поняла, в чем дело. Генрих опасается, что после смерти Уильяма кто-то мог захватить Булонь. Он хотел сохранить ее для короны.
— Я должна обратиться к папе.
Генрих сощурился, и лицо его раскраснелось.
— Не думайте, что у меня нет влияния на него.
От Генриха аббатиса Мария кинулась к Томасу Беккету, который сопровождал короля. Когда она рассказала ему о случившемся, тот пришел в ужас. Король, зная, как Томас отнесется к этому, ничего ему не сказал.
— Папа поддержит вас, — утешил он Марию. — Вы же приняли обет. Его нельзя отбросить просто так, ради прихоти короля.
— Что мне делать?
— Вы сказали, что обратитесь к папе. Вы должны это немедленно сделать.
— Вы поможете мне, милорд?
— Я тут же отошлю папе ваше обращение.
* * * Узнав о вмешательстве Беккета, король пришел в ярость. Он вбежал к канцлеру с пунцовым лицом и глазами, налитыми кровью, а его торчащие рыжие волосы и вовсе делали его похожим на свирепого льва.
— Итак, господин канцлер, вы решили взять корону себе! Значит, теперь вы правитель Англии и Нормандии?
Томас воспринял это спокойно.
— Это дело аббатисы вас так разгневало, милорд?
— Разгневало? Я в такой ярости, скажу тебе, что сам схвачу раскаленное железо и выжгу тебе наглые глаза!
— Вы казните меня, даже не выслушав,
— Я же король, Беккет.
— Я хорошо это знаю, милорд.
— И ты не боишься моего гнева?
— Я боюсь только неправого дела.
— Значит, ты хочешь рассудить нас, а? Ты, Томас Беккет, купеческий сынок, хочешь быть судьей короля!
— Им может быть только Господь, милорд.
— Брось ты свою святость! Ну, Томас, моему терпению пришел конец! Ты же просто человек, а изображаешь из себя святого. Ну, я доберусь до тебя! Ох уж доберусь! Если тебе мила жизнь, отзови свое письмо папе насчет дочери Стефана.
— Это была ее воля, милорд, я только послал ее просьбу папе.
— Знаю. Здесь только одна воля — воля короля.
— Есть власть высшая.
— Ты кому служишь, папе… или своему королю?
— Правому делу, милорд.
Король умерил гнев. Ему самому странно, но сердиться долго на Томаса он не мог.
— Не валяй дурака, Томас. Ты что, хочешь, чтобы я потерял Булонь?
— Если Господу будет угодно.
— Хватит разговоров о Господе! Я ни разу не слышал, чтобы Господь выступил против моего деда или прадеда.
— Не сомневаюсь, что они много раз просили Его поддержки.
— Поддержки — да, но они не сидели и не ждали, пока он завоюет для них новые земли. Иначе бы им пришлось ждать очень долго. А мне что делать? Что, если земля попадет в руки неумелого правителя? Нет, Томас, ты канцлер, а не священник. О рясе забудь. Путем этой женитьбы я без труда сохраню за собой Булонь. Я избегаю нового конфликта и войны лишь тем, что какая-то монашка снимает с себя обет и выйдет замуж.
— Это грех.
— Это решено.
— Вы не правы, милорд.
