Еще в первых боях, в Карпатах, обнаружился снайперский талант Арташеса. Было это так: через оптический прицел Акопян увидел, как далеко от него, за девятьсот метров, на холме стоит толстый и, должно быть, важный офицер и размахивает рукой, словно дирижирует батареями. Арташесу показалось, что это рука толстого офицера посылает снаряды на Арташеса и его товарищей. Он услышал, как разорвался рядом снаряд, как застонал раненый товарищ. В нем вскипело сердце, горячее кавказское сердце. Но прицеливался он спокойно и тщательно, точно в тире. Через оптический прицел он увидел, как упал, разметав руки, толстый офицер.
— Есть, — сказал про себя Арташес. — Первый!
Так начался счет Арташеса Акопяна, беспощадный кровавый счет.
Бинокль, чтоб увидеть врага, винтовка, чтобы врага поразить, — вот все, что нужно Арташесу. Он выбирает только самые важные, самые ненавистные цели: офицеров, пулеметчиков, прислугу у орудий. После выстрела он долго смотрит сквозь оптический прицел: подымется гад или нет? Убедившись, что враг убит, он ищет новой цели.
И шепчет про себя:
— Пятнадцатый — есть.
4. ЦЕНА ЖИЗНИ КОНЧЕВА
Шестая батарея не хотела умолкать. Из всего артиллерийского расчета уцелели один младший лейтенант Кончев и одно орудие. Но пока жив Кончев, жива и батарея. Кончев сам подносил снаряды, сам наводил орудие, сам стрелял. Его орудие гремело, било по врагу. Шестая батарея не хотела умолкать.
Немцы обрушили на упрямое орудие всю ярость своей атаки. Они лезли вперед и, скорчившись, падали, сраженные снарядами Кончева. Так продолжалось долго, до тех пор, пока не кончились снаряды. Орудие умолкло. Наступила тишина, а затем злорадный, яростный рев немцев прокатился над лесом.
Но шестая батарея не хотела умолкать. Еще есть у Кончева «карманная артиллерия» — гранаты. Кончев стал их швырять одну за другой на головы наступающих, пока все гранаты не кончились.
Но и тогда не умолк, не сдался Кончев. Есть пистолет у него. Он прижался к еще горячему стволу орудия и, прикрываясь им, стал расстреливать наступающих. А когда патроны кончились, он повернул пистолет дулом к себе — нет, нет, не затем, чтобы застрелиться, а затем, чтобы броситься врукопашную и бить врага рукояткой пистолета, кулаками, рвать зубами...
Горы вражеских трупов валялись подле разбитых орудий шестой батареи. Гора трупов — цена одной жизни младшего лейтенанта Кончева.
5. СЛУЧАИ С БАРИТОНОМ
Четыре музыканта из части майора Юхновца — баритоны Лысак и Соломко и трубачи Пейсах и Бондаренко — сидели на перекрестке дорог и рассуждали о том, как лучше пройти к деревне Г.: рожью или орешником?
Вдруг на дороге показалась большая машина. Баритон Лысак вгляделся и заметил на правом крыле ее человека в черной каске, не похожей на каски наших бойцов.
Музыканты, однако, не убежали. Они только спрятались, баритоны — в рожь, трубачи — в орешник. И приготовили гранаты к бою. Немцы заметили их.
— Хальт! Хальт! Держи! — сердито закричал офицер, но больше уже ничего не мог крикнуть.
Гранаты наших музыкантов разбили машину, четыре винтовки выстрелили вдогонку удирающим немцам.
А потом... а потом, как положено, музыканты стали преследовать отступающего врага. За скирдой соломы нашли убитого офицера, в орешнике раненого. Остальных перехватила наша разведка.
Теперь в части майора Юхновца говорят, что у наших музыкантов и «труба стреляет».
6. СОВРЕМЕННИКИ
Так никто и не понял, как попали эти три хлопчика на минометную батарею лейтенанта Пугача. Вдруг возникли они у орудий, босоногие, вихрастые и все до одного курносые, возникли в самый разгар боя, когда вокруг с треском рушились деревья и от грохота своих и вражьих орудий глохли уши.
Самое странное было в том, что хлопчики притащили с собой ящики боеприпасов.
— Мы вам помогаем, дяденька, — робко объяснил старший из них, словно боялся, что лейтенант их тотчас прогонит.
Но лейтенант так обрадовался боеприпасам, что ни поблагодарить, ни выругать не успел.
Хлопчики скрылись.
Они появились на батарее через полчаса и опять притащили боеприпасы. Кое-кто видел, как ползли они под огнем по лощине, верткие и бесстрашные, точно воробьи на баррикаде.
Их встретили теперь как старых знакомых. Лейтенант обрадованно закричал:
— А! Подносчики пришли!
— Мы помогаем, дяденька, — начал оправдываться старший, но по веселым лицам минометчиков понял, что ругать их не будут, а еще поблагодарят.
— Мы еще носить будем! — захлебываясь от счастья, закричали все три хлопчика и опрометью бросились назад, к роте боепитания.
Бой закончился блистательным разгромом немцев. Батарея лейтенанта Пугача ушла дальше.
Грустными, завистливыми взглядами провожали дяденек-минометчиков три хлопчика с хутора Мовчаны, современники Великой Отечественной войны.
1941 г., июль
О СМЕЛОСТИ, О ДЕРЗОСТИ, О РИСКЕ
1. РАЗВЕДКА ЖИЗНЬЮ
Для врачей этот окровавленный человек был только раненым. Санитары подобрали его где-то у леса и принесли на медпункт. Врачи определили характер ранений: тяжелые, рваные, стреляные раны. Боец нуждается в немедленной помощи и эвакуации в тыл.
Но странным был этот раненый: он не желал покоя. Он не хотел перевязок, операций, эвакуации в тыл. Он не хотел сдирать с себя забрызганную кровью и грязью военную форму и облачаться в больничный халат. Он не считал себя жителем госпиталя. Он еще был бойцом. Он еще не кончил боя.
Он только требовал одного:
— Позовите командира или комиссара.
Врачи успокаивали:
— Нельзя! Вам нельзя волноваться.
— Если вы будете горячиться, вы умрете! — прикрикнул на него старший врач.
— Пусть! — крикнул он в ответ.
Какой смысл в его жизни, если он не увидит командира и не расскажет то, что должен сказать об этой ночи! Только она одна важна, эта ночь разведки, все остальное не имеет сейчас цены.
— Понимаешь? — хрипел он врачу. — Командира позови. Или комиссара. Скажи, политрук эскадрона Алиев просит, сам прийти не может. Понимаешь?
Но ничего не понимали эти врачи. Он чуть не заплакал от злости,
— Надо, — сказал ему вчера полковник, — понимаете, кровь из носа, надо пробраться глубоко в расположение противника и раскрыть его систему огня.
И конники пошли. Они пошли ночью, потому что немцы боятся ночи. Они пошли смело, потому что только смелым дается удача.
Они забрались в самое логово зверя, и на них обрушились все его клыки. Но странное дело — чем больше огня выплескивал на них враг, тем больше радовались разведчики:
— А, теперь минометы! Хорошо! Сколько их? Батарея? Так! Еще б артиллерия затявкала. А-а! Вот и артиллерия. Хорошо!
Они собирали сведения об огне противника, как бабы собирают в лукошко грибы — спокойно и деловито; это подосиновики, а это рыжики, — это минометы, а это огонь бронемашин. Они радовались этим снарядам и минам, хотя те рвались над их головами. Разведка боем — так называется это в уставе. Разведка жизнью.
И политрук Алиев радовался больше всех, хотя проклятый кусок стали уже сидел в его теле. Но что тело! Раненный, он говорил своим бойцам:
— Вперед, вперед! Мы еще не все узнали.
И немцы, обманутые темнотой, растерявшиеся перед чертовским напором горсточки храбрецов, гремели изо всех своих пулеметов, орудий, бронемашин. Им казалось, что полки наступают на них. Они озарили свои лагерь таким пламенем вспышек, что Алиев легко засек всю систему огня.
И тогда он сказал бойцам:
— Все! Теперь — назад.
Но его снова и снова ранили. Он пополз, обливаясь кровью и стиснув зубы, чтобы не стонать. Теперь нельзя попасться в лапы врага! Теперь нельзя умереть! Теперь нельзя потерять сознание! Доползти! Доползти! Доложить! И вот он дополз. Вот он лежит, и голова его ясна. Он все помнит, всю систему огня немца, он разведал ее своей кожей, его окровавленное тело — точно стрелковая карточка: оно испещрено следами всех видов оружия врага. Теперь доложить командиру, и враг будет раздавлен. Но эти врачи!
Он рванулся с койки, на которую его уложили, и яростно закричал:
— Эй, врач! Слышишь? Умру — отвечать будешь! Командира позови, пока жив.
И вот пришли к политруку эскадрона Алиеву полковник и комиссар. Он увидел их и обрадованно улыбнулся бледной улыбкой бескровных губ. Он едва дышал и говорил тихо. Но память его была ясна. Он доложил все, что надо.
А когда все рассказал, вздохнул с облегчением, обернулся к врачу и сказал умиротворенно, снисходительно:
— Теперь лечи!
2 КОГДА СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ РАССЕРДИЛСЯ...
Мало сказать рассердился — пришел в ярость командир противотанкового дивизиона старший лейтенант Барамидзе, когда выслушал доклад командира взвода.
Командир оправдывался:
— Я прицелы и затворы снял, товарищ старший лейтенант. Учтите: грязь! Завязли пушки. — И он беспомощно развел руками.
