Меня всегда интересовала жизнь в Американских Штатах. Высокое положение отца позволяло мне частенько пользоваться плодами цивилизации, запрещёнными для широкого круга людей. Одним из таких сомнительных "фруктов" являлся громадный архив фильмов и сериалов американского производства (иногда даже переведённые на русский язык). Боевики с их бесконечными убийствами я не понимала и предпочитала их не смотреть, фантастика была не зрелищна, комедии – пошлы и скучны, ужастики противны, причём настолько, что от одного названия фильмов начинало мутить. Моими любимыми жанрами были драмы и семейные фильмы.
Я смотрела на жизнь простых американцев – уютную и удобную – и откровенно не понимала, каким образом эти хорошие в общем-то люди стали составной частью системы, на несколько веков поработившей весь мир. Этому должны были найтись простые и логичные объяснения – И я их искала.
Я не была одержимой – те готовы потратить многие дни своей жизни на выяснение одного-единственного вопроса, пусть даже донельзя занимательного, но если вдруг мне встречался материал по искомой теме, он никогда не проходил незамеченным – всегда тщательно изучался. Правда, особенно-то изучать было нечего, то, что касалось жизни в Америке, приходилось выискивать буквально по крупицам. Факты и даты большей частью повторяли друг друга, почти без изменений перебираясь из одной книги в другую. Редко кто-нибудь, вроде Валькирии, отваживался на собственные аналитические обзоры, особенно такие, где правительство США не обвиняли во всех смертных грехах, а скрупулёзно пытались понять все плюсы и минусы реалий того времени. Тем не менее, минусов всё-таки было гораздо больше, чем плюсов.
"Подумать только – это последнее, что написала Валькирия. Бедненькая, она даже не предполагала, что всё так закончится…"
"Американская нация образовалась на крови, костях, землях и имуществе более ста миллионов убитых и замученных индейцев, настоящих хозяев этой страны. Америка не была освоена руками белых колонистов: большинство земель еще до прихода белых были культивированы самими индейцами. Белые же выступали как оккупанты, грабители и бандиты, построившие свое благополучие на смерти и страданиях десятков миллионов индейцев и рабов…"
ГЛАВА 21
Я до того заинтересовалась текстом, что не увидела, как рядом уселась немолодая женщина. Двое мальчишек, появившихся вместе с ней, лет шести-семи, сначала чинно устроились на соседние места, но надолго их вынужденного смирения не хватило. Они начали смеяться, бегать друг за другом, вскоре очутились рядом со мной.
– Будешь с нами? – Спросил у меня один из мальчишек.
Я подняла голову от персональника, некоторое время соображала, что происходит.
– Что – с вами?
– В догонялки играть!
– А смысл?
Лицо у меня было, наверное, таким странным, что спрашивающий смешался, тихонько толкнул локтём в бок своего приятеля. Мальчишки перешёптываясь и беспрестанно оглядываясь, удалились. Я снова уткнулась в экран персональника.
Старый как мир конфликт отцов и детей, только в современной редакции: суперы и не-суперы.
И чего только обычные дети нас так боятся?…
Время за чтением пролетело быстро. Я всего пару раз отвлеклась от статьи, одолела текст быстро, потом ещё несколько раз перечитывала, пытаясь отыскать что-нибудь между строк. Валькирия редко пишет… писала… прямо; как правило, в её работах присутствует второй, третий, четвёртый смысловой слой – чем больше читаешь, тем понятнее, что именно хотела сказать журналистка.
Когда я в очередной раз взглянула на мобильник, то с удивлением заметила, что прошло уже больше трёх часов.
Проснувшаяся черепашка принялась перебирать лапками по ладони.
– Кушать хочешь, маленькая? – Участливо поинтересовалась я. – Возьми чуть-чуть капусты, я знаю, ты её любишь. И вытащила из бокового карманчика сумки заранее заготовленный паёк.
Мои губы растянула невольная улыбка, когда я увидела, как черепашка меланхолично задвигала маленькими челюстями.
И ещё я подумала, что, когда о тебе никто не заботится, проще всего выжить, если сама заботишься о ком-нибудь, более маленьком и несчастном.
В отличие от обычных, городских гравусов, гравусы в космопорту – двухэтажные. На первом, нижнем этаже, размещается багаж пассажиров, на втором – сами люди. Я, вытирая ладонью мокрый лоб, кое-как устроила чемодан, сумку мне помог втащить по пандусу мужчина, комплекцией напоминающий боксёра-тяжеловеса.
– Спасибо вам!
– Не за что.
– А где твои родители?
Да сколько же можно о родителях спрашивать, неужели больше других тем для разговора нет!
Я поняла, что пора переходить на следующую "легенду", на сей раз более приближенную к реальности.
– У меня удостоверение супера, – устало ответила я. – А родители меня встретят там, на орбите.
Он улыбнулся с таким видом, словно точно знал, что я его обманываю, но ничего не сказал.
В гравусе на меня начали обращать внимание. Конечно, немудрено, не каждый раз можно увидеть ребёнка, путешествующего на звездолёте в одиночку. Всю дорогу я просидела, отвернувшись к окну. Ещё не хватало, чтобы меня здесь кто-нибудь узнал.
Летели медленно, в нескольких метрах от асфальта. Явственно чувствовался запах озона, нагретого масла и ещё чего-то едко-химического. Типичный запах космопорта. Очень знакомый и уютный. Если бы ещё рядом сидел отец – тогда бы всё совсем было хорошо. А так…
Внизу медленно проплывали фигуры стоящих на взлётном поле белоснежных "Шаттлов" с чуть поднятыми кверху носами. Вокруг некоторых суетились техники, в одном месте шла то ли посадка, то ли высадка, около "Шаттла" бродили люди. Большая часть летательных аппаратов пустовала.
Я подышала на стекло, потом нарисовала на запотевшем стекле смеющуюся рожицу – она тут же растаяла.
Через полчаса, упакованная в плотный кокон ремней, я уже сидела в салоне "Шаттла". Голос стюардессы объявил взлёт.
Вечерело.
Когда в иллюминаторе вздрогнули, а потом поплыли назад и вниз огни космопорта, вдруг резко навалилось одиночество. Стало так тоскливо, что захотелось плакать. Впервые в жизни я куда-то летела одна. Казалось, что именно сейчас моё существование разделяется на две части – до и после. И ещё пришло ясное осознание, что вот именно в это минуту я выросла.
Детство осталось позади и сейчас оно медленно растворяется в вечерних сумерках вместе с огоньками космопорта.
Салон был оформен в светло-коричневых тонах. В голубоватом освещении стены, сиденья и даже пол казались обтянутыми человеческой кожей. Это вызывало неприятные ощущения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
