цель.
Я прижимаюсь к нему губами, а он улыбается во время поцелуя.
– Наверное, я не хотела, чтобы мы были друзьями.
Глава 23
Кэл
Я вижу ее впервые за семь лет.
Она выглядит так же, как и прежде, если не считать серебристых прядей, вплетенных в ее каре, и морщинок в виде гусиных лапок, обрамляющих глаза.
А еще кольцо с огромным бриллиантом у нее на пальце, которое ей подарил не мой отец.
– Кэллахан.
Я сжимаю руку Люси все крепче.
– Привет, мам.
Я чувствую, что примерз к ступеньке крыльца. Это гигантское крыльцо, наверное, больше, чем весь гребаный дом, в котором я вырос. Мрачная обида пытается прокрасться внутрь, но я сдерживаю ее, обнимая Люси за талию и поглаживая по пояснице. Она прижимается ко мне, и ее улыбка такая яркая, что с лихвой компенсирует то, чего мне так не хватает.
– Дана, я очень рада тебя видеть. Ты выглядишь потрясающе, – щебечет она рядом со мной.
– Пожалуйста, давайте зайдем в дом, пока я не расплакалась. Люси, твоя мама придет?
В ответ она кивает и тянет меня вперед, потому что, вероятно, я не в состоянии сделать это самостоятельно.
– Она уже едет и скоро будет здесь.
Разговор превращается в бессмысленные фразы, поэтому я молча вхожу в большой коридор и поднимаю взгляд на люстру, которая, как мне кажется, стоит дороже, чем мой мотоцикл.
Это не для меня.
Я живу просто, скромно, и, возможно, это одна из причин, по которой я прекратил с ней общение. Ее новая жизнь не сходилась с моей. Она напоминала о том, что как раньше уже не будет, что папа и Эмма умерли.
Я тверже камня в море.
Мама порхает по холлу, поправляя волосы и непринужденно болтая с Люси о всяких пустяках, пока я пытаюсь не впасть в полное оцепенение.
Но тут Люси успокаивающе сжимает мой бицепс и шепчет мне в плечо:
– Дыши, Кэл.
Я немного успокаиваюсь.
Делая глубокий вдох, я позволяю ему согреть мое замерзшее сердце, словно от прикосновения Люси мои мышцы расслабляются, а тревога немного спадает.
Я обнимаю ее в ответ.
Мама на минуту перестает говорить о торте с заварным кремом и направляет пристальный взгляд в мою сторону. Я смотрю на нее так, будто вижу впервые в жизни, хотя прошло семь лет.
Так мало и так много… Нет, пожалуй, для меня это все же целая вечность. Она незнакомка, а этот большой пустой дом – просто жилище.
– Я… ммм… так рада, что ты приехал, Кэллахан. – Она нервно сжимает кулаки, отчего пальцы становятся еще более костлявыми, а кожа – загрубевшей из-за того, что столько лет была лишена солнечного света. – Эрик на заднем дворе прячет пасхальные яйца с Мадлен и Софи.
Софи.
Если верить электронным почтовым сообщениям матери, которые я просматривал, но оставлял без ответа на протяжении многих лет, Софи – двухлетняя дочь Мадлен.
Интересно, был бы у Эммы сейчас ребенок? Ей было бы всего двадцать три, но это возможно. В ней всегда плескалось столько любви, что она вполне могла бы обзавестись к этому времени семьей.
Сглотнув, я напряженно киваю ей.
– Хорошо.
Никто ничего не говорит. Мы просто неловко смотрим друг на друга, отчего мне хочется развернуться и выпрыгнуть головой вперед из стеклянного окна.
Это было бы больно, но, вероятно, не так сильно, как от нахождения в этом доме.
Люси берет инициативу в свои руки, находя применение своему дару поддержать любой разговор.
– Итак! – сияет она. – Выглядишь просто прекрасно. Мне нравится твое платье. А дом – просто мечта. Он похож на картину.
Он действительно похож на картину.
Сделанную человеком.
Здесь нет воспоминаний и волшебства, которые могут возникнуть только в реальной жизни.
Я оглядываюсь по сторонам, поджимая губы.
– Тут мило, – бормочу я, пытаясь быть радушным, даже если это наглая ложь.
Моя мама видит меня насквозь, точно так же, как я вижу насквозь этот лживый фасад.
– Кэллахан, могу я…
Она откашливается, разглаживая свое светло-голубое платье.
– Можно тебя на пару слов?
Пару слов.
Уверен, что ей так много хочется сказать… А вот мне нет.
Когда на прошлой неделе она позвала меня на пасхальный бранч – как и каждый год, на любой праздник, с тех пор как я перестал выходить на связь, – я в очередной раз хотел проигнорировать ее приглашение. Однако Люси увидела это сообщение, когда мы лежали, прижавшись друг к другу после занятий любовью, и посоветовала мне принять его. Своего рода предложение о примирении. Первый шаг к тому, чтобы склеить хотя бы этот кусочек в моем сердце.
Рядом не было Эммы, которая могла бы склеить все воедино, но у меня была Люси с ее оптимизмом, доблестным сердцем и глазами, полными солнца.
Я уступил, хотя ее метод был больше похож на принуждение, поскольку в тот момент ее рот обхватывал мой член. Я бы, наверное, согласился на все, находись она у меня между ног.
Целый день чистить туалеты. Оплачивать счета, которых у меня даже нет. Есть кузнечиков в качестве ежедневного источника белка.
Конечно. Потрясающе.
Просто продолжай использовать свой идеальный рот.
Меня охватывает неприятное волнение, и я начинаю чесаться, желая, чтобы Люси закончила эту часть дня за меня. Загладила вину, поболтала о пустяках, извинилась. Люси хороша в этом.
Но, как бы ужасно это ни звучало… мне нужно покончить с этим самому. Я должен это сделать. Люси хочет, чтобы я это сделал, и, думаю, Эмма тоже этого хотела бы.
– Хорошо, – говорю я, мой голос, как наждачная бумага, а в горле сухо, как в пустыне.
Мама сияет и на мгновение становится похожа на сестру. Те же зеленые глаза, та же улыбка с ямочками на щеках, которые появляются, когда ее охватывает чистая и неподдельная радость.
Я опускаю взгляд на свои ноги, сосредотачиваясь на потертых кроссовках, а не на экстравагантной керамической плитке.
Люси проводит ладонью по моей руке, переплетая наши пальцы для быстрого пожатия, а затем отпускает меня.
– Я выйду и представлюсь. Я здесь, если понадоблюсь.
Я смотрю на нее с самой лучшей улыбкой, на какую только способен, и киваю.
Думаю, теперь я сам по себе.
Мама ведет меня по бесконечным коридорам, увешанным фотографиями и предметами декора, которые она, вероятно, купила в модных художественных галереях на чужие деньги. Я просматриваю фотографии, вспоминая то, что упустил: моего отчима Эрика и его дочь от предыдущего брака. Все фотографии в рамках изображают идеальную маленькую семью. Никакой
