хотела этого мужчину. Ей ещё никто не отвечал «нет». Никто, кроме него. И от этого желание многократно возрастало, становясь неукротимым.
И всё же…
Всё же он был опасен. Непредсказуем, а потому опасен вдвойне…
— Жребий? — шепнул Ларан, словно чувствуя её колебания.
Гедда закусила губу, пытаясь выровнять дыхание, но её трясло от вожделения и злости.
— Хорошо. Пусть решит бог.
— Отлично, — герцог снова улыбнулся, голубые глаза блеснули азартом. — Твоя очередь. Я уступаю. Ты же знаешь, я неравнодушен к красивым женщинам.
Принцесса взяла из его руки кубики, с любопытством разглядывая их.
— Смотри, — деловито пояснил Ларан, — на каждой стороне белые точки. Это очки. На одной одна, на другой две… Самое большое число — шесть. На двух кубиках — двенадцать. Ты бросаешь, а затем бросаю я. У кого выпадет больше очков, тот победил. Если победила ты, я сдаюсь. Эта ночь будет наша, а потом ты делаешь, что хочешь. Если выиграл я, то завтра ты отдаешь свою плеть победителю и смирно, как хорошая девочка, пойдёшь с ним в шатёр. И слушаешься его, милая, всю ночь и весь день, чтобы он тебе ни приказал. А сегодня я просто уйду. Договорились?
Она кивнула. Солёный король рассмеялся.
— Нет, моя прелесть. Пообещай. Ты знаешь, как.
Гедда метнула на него злобный взгляд, но встретила лишь весёлую улыбку.
Принцессу сбивало с толку дурашливое выражение его лица. Он казался простачком, но был едва ли не хитрее Калфуса.
— Тогда дай клятву и ты!
— Клянусь солью, — произнёс тот легко и непринуждённо, — если я брошу кости и проиграю, то останусь этой ночью с женщиной передо мной и буду послушен ей во всём, чего бы она ни пожелала, как раб. Да не видят мои глаза моря, да не ступит моя нога на борт корабля, да не услышу я крика чаек, пока не исполню то, что обещал.
Она тоже произнесла клятву крови, потрясла кости, а затем бросила их. Нагнулась, всматриваясь и злорадно вскрикнула.
— Одиннадцать! Я победила.
— Ещё нет, — рассмеялся Ларан. — Никогда не бросай игру на половине, моя милая.
Гедда фыркнула. Ну что ж, пусть попытает удачу. Сегодня ночью она, наконец, насладится его покорностью.
Солёный король подобрал кубики, покатал их в руке, меланхолично улыбаясь.
— Ты любишь сверху или снизу? — поинтересовался он.
Гедда подняла глаза и уставилась ему в лицо. А затем засмеялась.
Всё же он сдался! Заранее сдался! Это пьянило. Она любила покорных мужчин. Вернее, любила покорять, ломать их.
Ларан подбросил кубики. Скользнул взглядом по земле, куда они упали.
— Посмотришь? Ну, чтобы честно? — лениво предложил он.
Гедда вновь наклонилась и… застыла.
Двенадцать.
— Я же говорил: никогда не бросай игру на половине, — рассмеялся он. — Ничего, милая, не этой ночью, но потом я подарю тебе неземное блаженство. Не расстраивайся.
Принцесса села рядом с кубиками, с благоговейным ужасом глядя на них.
— Ты победил, — прошептала хрипло. — Ты знаешь, что я не могу нарушить клятву. Тебе повезло… Что от меня потребует твой человек?
— Ничего, что выходило бы за грань разумного и нравственно-целомудренного, — Ларан пожал плечами, поднял свою маску шамана и направился к выходу. — Доброй ночи, моя принцесса. Подумай, может есть что-то, о чём ты хочешь рассказать мне. Что может повлиять на исход игры. Мы же теперь союзники, верно?
Гедда подняла кости, осмотрела их. Чёрные с белыми точками. Одна, две, три… шесть точек. Подбросила снова, поймала, покрутила и снова подбросила. Ларан, улыбаясь, смотрел на неё, замерев на пороге.
Кубики взметнулись вверх, в темноту, а затем упали на циновки. Гедда щёлкнула пальцами и золотистый огонёк подлетел к самым чёрным граням.
— Двенадцать, — прошептала принцесса хрипло.
Оглянулась на него, зрачки её расширились от ярости.
— Это не те кости! — засвистела, цокая. — Ты отвлёк моё внимание и подменил их. Ты смошенничал!
Герцог весело расхохотался.
— Конечно, милая. Одни лишь дураки играют честно. И только идиоты ставят свою жизнь в зависимость от воли случая, моя щучка.
Ларан подмигнул ей, надел маску и вышел в ночь.
*щучка — Гедда с древнескандинавского и, по случайности, с языка кровавых всадников, переводится «щука». Игра слов.
Глава 25
Я пришла
'— Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой, — произнёс он, и в его белых глазах отобразился свет надежды.
Но богиня только улыбнулась в ответ.
— Я — Жизнь, я — любовь. Как я могу любить Смерть? Прости, это невозможно.
И Смерть побледнел от ярости.
— Тогда ты умрёшь, — прошипел.
— Ты не можешь убить меня, — смеясь, возразила она. — Ты знаешь это.
— Я — нет. Но я создам того, кто сможет, — ответил бог.
Он ушёл в свои костяные чертоги и долго-долго был там. И создал из камней Чёрного Человека.
— Я назову тебя Царём Ночи, — сказал Смерть. — И отдам тебе силу ночи и правосудия и всю преисподнюю. Скажешь — и поднимутся горы. Промолчишь, и погибнут города. И ты сможешь сокрушать любую магию и убивать любую жизнь.
И Царь Ночи преклонил колено и принял Лунный меч из рук Смерти. А затем встал и пошёл, чтобы убить Жизнь.
Он нашёл её, окружённую цветами. Жизнь простирала руки, и над ними порхали бабочки, сверкая крыльями в солнечных лучах. И Царь Ночи замер, не в силах ни пошевелиться, ни оторвать взгляда от богини.
И тут обернулась она сама. Увидела Чёрного Человека и улыбнулась.
— Кто ты? Я тебя не знаю.
— Я тот, кто должен убить тебя, — прошептал он.
И она заплакала.
Тогда Царь Ночи упал на одно колено и протянул ей меч.
— Я не могу убить тебя. Ты слишком прекрасна.
Жизнь коснулась меча, и из него потекла вода, смешиваясь с солью её слёз. Так появилось Море. И так стало четыре бога: Жизнь, Ночь, Море и Смерть. И Смерть ненавидит Жизнь за то, что та отвергла его любовь. И ненавидит Ночь, за то, что тот предал его и перешёл на сторону Жизни'.
— Ты снова дышишь пылью?
Ювина вздрогнула и оторвалась от потёртой старой книги, в которой не хватало листов. Обернулась. Рандвальд стоял в дверях библиотеки и брезгливо морщился. Южный герцог предпочитал книги по тактике и стратегии, по военному делу и географии, но они находились в другом, более обжитом крыле. Старая же башня ещё со времён, когда в щите свирепствовала чума, была заброшена. Когда-то в ней, прямо вот в этой пропыленной библиотеке, умерла супруга герцога Диармэда. Вердикт лекарей был прост: сжечь все вещи, которых касалась покойная, в том числе — книги. Но старинных фолиантов было слишком много,
