— Последняя из валькирий. Ей принадлежит мое сердце. Я поклялся взять ее в жены — ее или никого, — и кто лучше, чем ты, Зигфрид, сможет помочь мне добиться ее?
Что-либо возразить Ксантенец даже не решился — да это все равно было бы бесполезно. Он склонил голову, вновь принужденно улыбнулся и опустился на стул. Гунтер тоже уселся и тотчас взял в руки кубок, чтобы смочить пересохшие губы. Праздник продолжался как ни в чем не бывало.
— Кажется, я должен взять свои слова назад, Хаген, — пропищал над ухом Тронье тоненький голосок. Хаген невольно обернулся. Физиономия Альбериха, как всегда, была искажена ехидной гримасой, но впервые за ней читалось искреннее чувство.
— Молчи! — прошипел Хаген, — Ты не понимаешь, о чем болтаешь.
Альб захихикал:
— Нет, Хаген, нет. Ты все равно меня не обманешь, что это была идея Гунтера, — Скрючившись от смеха, он от восторга хлопнул себя по ноге. Несколько недовольных лиц повернулось к ним, даже Зигфрид сердито покосился на карлика, но тот веселился все сильнее, — Это гениально! — не унимался Альберих, — Гениально, гениально, гениально!
— Заткнись наконец! — рявкнул Хаген, — Я не имею к этому никакого отношения. Гунтер давно уже собирался взять Брунгильду в жены.
Карлик все никак не мог успокоиться, но слегка понизил голос:
— О, конечно! Какое счастливое совпадение, что он именно сейчас об этом вспомнил! — Он заерзал на подлокотнике, пальцем показывая на Зигфрида: — Хотел бы я послушать, как он расскажет Кримхилд правдивую историю о битве с драконом и кольце Андваранаут. И как станет объяснять Брунгильде, что связан теперь обещанием с другой. Тут даже его божественная сила ничем не сможет помочь. Жаль, что я этого не увижу.
— Ты ничего вообще больше не увидишь, если сейчас же не закроешь рот! — Хаген уже не шутил.
Альберих дурашливо поклонился:
— О, прости, благородный Хаген, я не хотел тебя обидеть. Тебя, человека, не уступающего мне в интриганстве.
Бросив на него мрачный взгляд, Хаген встал со стула так резко, что гном от неожиданности не удержался и полетел на пол. Все засмеялись.
— А теперь, достойный повелитель альбов, — насмешливо заявил Тронье, — будьте столь великодушны, извините меня. И попросите за меня прощения у вашего господина за то, что я не могу присутствовать на торжестве в его честь. Я человек больной и должен отдохнуть. Вы должны меня понять.
Альберих, кряхтя, поднялся на ноги. Глаза его из-под капюшона сверкали яростью, но больше он не вымолвил ни слова.
Преследуемый удивленными взглядами, Хаген направился к выходу. Кто-то попытался задержать его, но он не остановился. Решение его было твердо. А для дальнего пути ему требовались силы.
Возле двери он в последний раз оглянулся. Зигфрид о чем-то беседовал с одним из нибелунгов, но взгляд его был устремлен на Хагена. Мороз пробежал по спине Тронье.
Глава 26
Корабль мерно покачивался на волнах, поскрипывание весел сливалось с шумом реки, тяжелым хлопаньем отсыревшего паруса и пением туго натянутых снастей в единую причудливую мелодию, отзывавшуюся в самой глубине души.
— Ты готов, господин?
Хаген непонимающе уставился на слугу и не сразу сообразил, что тот ждет ответа.
— Я… да, — пробормотал он, — Подожди. Еще несколько минут, я сейчас, — Он быстро повернулся и направился к трапу. Ладья задрожала под тяжестью его шагов.
За спиной Хагена капитан начал давать команде отрывистые приказания, матросы оживленно принялись за работу. Хаген поспешил дальше. Познакомиться с командой он еще успеет — им предстояло семь или восемь дней пути, если ветер будет попутным и боги окажутся к ним милостивы.
Быстро, но без излишней поспешности Хаген направился к тому месту на берегу реки, где он оставил холщовый мешок со своими пожитками. Солнце уже взошло, но лучи его поглощал густой, спустившийся на реку туман, окутавший все вокруг влажной молочно-белой пеленой. В городе, должно быть, люди только начинали просыпаться — если еще не валялись мертвецки пьяными после бурного празднества, продолжавшегося всю ночь. Но когда Вормс проснется окончательно, он будет уже далеко.
Хаген почти не спал этой ночью; спешно покинув тронный зал, он отправился в свои покои, куда вскоре явились Гунтер и Ортвейн, а потом к ним присоединился и Данкварт. Несколько часов они провели в непрерывной беседе — лишь Гунтер время от времени покидал их, чтобы его отсутствие за столом не бросилось в глаза. Разговор получился тяжелым: они праздновали победу, но никто из них не чувствовал себя победителем. Они нанесли Зигфриду тяжкий удар, но все понимали, что Ксантенец не смирится с поражением. Когда же Хаген остался наконец один, он долго еще лежал без сна, уставившись в потолок, пока сон не сморил его. Зато теперь ему предстояла долгая дорога на север, и выспаться он успеет.
Спустившись по откосу, он поднял с земли свой мешок и взвалил его на плечо, все еще медля возвращаться на корабль. Туман висел призрачными клочьями, холодок пробирал до костей. Роса на траве блестела, точно драгоценные камни были рассыпаны по земле. Даже отсюда, в нескольких минутах ходьбы от корабля, виднелась лишь часть быстроходной ладьи: высоко взметнувшийся киль, украшенный головой дракона, мачта с прямоугольным красно-белым парусом — как это было принято издревле у викингов, шатер на корме, разбитый специально для них с братом, чтобы укрываться от дождя и ветра, пестрые круглые щиты, из-за которых торчали ощетинившиеся ряды весел. Из тумана выглядывали лишь отдельные части единого целого, да и все звуки тоже растворялись в нем, как, впрочем, и мысли Хагена — хотя это можно было приписать усталости после бессонной ночи. Пожар чувств в душе потух, осталась лишь умиротворяющая опустошенность. Он ощущал себя столь же легким, как белые хлопья окружавшего его тумана.
— Хаген!
Голос раздался сзади. Обернувшись, Хаген с трудом распознал в густой пелене высокую широкоплечую фигуру, закутанную в белый плащ и казавшуюся поэтому призрачным порождением, частью разлившегося вокруг тумана. Это был Зигфрид. Он приближался к нему медленными, размеренными шагами. Прядь мокрых волос упала ему на лоб, на лезвии обнаженного Бальмунга мерцали крошечные капли влаги. Должно быть, он давно уже наблюдал за Хагеном.
Лямка мешка соскользнула с плеча, Хаген швырнул его на землю и взглянул в лицо Ксантенцу, тщетно пытаясь найти в глубине своей души хоть искорку страха. Напротив, он чувствовал облегчение. Чего-то не хватало бы ему, если бы он не увидел Зигфрида напоследок.
