квартире было чисто и пахло свежими булочками.
Ого! Алеша успел завести новую женщину, которая приняла на себя заботу о нем, или привлек к волонтерству кого-то проверенного?
– Тоха прислал какую-то тетку, – небрежно сообщил Алеша, красиво лежа на диване. – Бегала тут с тряпками, путалась под ногами…
Ой, кажется, я увлеклась, проводя пальцами по всем поверхностям. Сама себе напомнила сварливую свекровь, припершуюся к невестке с проверкой.
Торопливо спрятав руки в карманах платья, спросила виновато:
– Как ты?
– Отвратительно. – На меня Алеша не смотрел.
Он, конечно, придуривался, но была в нем и непривычная напряженность, которая прорывалась даже сквозь актерский драматизм.
– Но ты же собирался на море…
По моим прикидкам, чтобы собрать все свои вещи, мне должно было хватить одной спортивной сумки. Печальный итог короткого брака.
В крохотной спальне был только один шкаф, а в нем – несколько моих платьев, два свитера, джинсы и кое-какое белье. Крем для рук на прикроватном столике. Возможно, я подсознательно всегда стремилась занять в этой квартире как можно меньше места?
– На море! – Алеша повысил голос, чтобы его хорошо было слышно из зала. – С Лизой! Ты мне скажи – какой в этом смысл?
Я прошла мимо него в ванную.
Халат. Косметичка.
– Мы будем выяснять, кто прав, кто виноват, вот чем мы будем заниматься на море!
– Ну тебя же никто не заставляет лететь, – пробормотала я, задумчиво вертя в руках флакон духов.
На донышке осталось совсем чуть-чуть. Выбросить? Забрать?
– Я бы с куда большим удовольствием полетел с тобой. – Алешин голос прозвучал так близко, что я торопливо вскинула взгляд и увидела его отражение в зеркале.
Он стоял в дверях.
Никогда у меня не было приступов клаустрофобии, а тут случился. Ванная комната, вернее, совмещенный санузел был таким крохотным! Я будто оказалась запертой здесь.
Откуда эта внезапная паника?
– Алеша, – проговорила я как можно спокойнее, – ну какое еще море, мы с тобой разводимся.
– Из-за Тохи, да? – тихо спросил он. – И давно ты с ним спишь?
У вас когда-нибудь случались приступы удушья? Это когда воздуха не хватает, а в глазах стремительно темнеет.
Флакон со звоном упал в раковину, когда я уцепилась за ее края обеими руками.
– Что? – хрипло повторила, изо всех сил стараясь удержать себя на ногах.
Я тянула время, конечно. Потому что мысли испуганными мышами прыснули в разные стороны.
Это Антон должен был (ну или не должен, кто его знает) обсуждать такое с братом! Это их отношения, для меня этот брак давно закончился! Я могла выйти из этой квартиры и никогда больше не видеть Алешу! А вот Антону как-то придется налаживать с ним отношения.
– Не валяй дурака, – так же тихо сказал Алеша, и я запоздало сообразила: да он в бешенстве! Он едва-едва сохраняет остатки самообладания или – что куда более вероятно – делает вид, что сохраняет. Он же артист! Он же умеет!
Добродушные люди, которые терпеть не могут ссор, в ярости страшны. Им срывает крышу стремительно и напрочь.
Я собиралась никогда не признаваться. Стоять насмерть. Отрицать до абсурда.
Но прямо сейчас я молчала, глядя в побелевшие, полные боли и злости глаза Алеши в зеркальном отражении.
Какой ответ будет хуже для Антона? А какой лучше? Почему у меня нет времени – ни подумать, ни посоветоваться, ни раскинуть карты? Почему так страшно? Почему я понятия не имею, что делать? Почему должна принимать решения не только за себя, но и за Антона? Почему нет кнопки «сохраниться»?
– Так когда это началось? – повторил вопрос Алеша и шагнул вперед, окончательно напугав меня.
Так мало места. Так много гнева.
Глава 31
– Дай мне пройти, – голос был чужим, незнакомым, – выпусти меня. Алеша, пожалуйста.
До него все никак не доходило. Он стоял, кажется, не видя и не слыша меня толком.
– Алеша, мне страшно.
Моя паника наконец докатилась до него – он побагровел, задохнулся, стиснул косяк.
– Что?! Что ты себе надумала?
– У тебя глаза белые! – крикнула я почти в истерике.
Алеша медленно, будто не веря в происходящее, отступил назад, и я бросилась из ванной к выходу. Обувь? Плевать на нее.
С замком никак не получалось справиться.
– Что ты себе вообразила, Слава, – загремело за моей спиной. – Как ты могла… Да я никогда… даже на сцене… – он говорил все тише и тише, пока не замолчал совсем.
Оглянувшись, я увидела, что он сидит на диване, его плечи мелко дрожали.
Сердце стиснуло жалостью, горечью, совестью.
Вернувшись в гостиную, я опустилась на пол в нескольких метрах от него.
– Алеша…
– Я-то думал, что больнее мне ты уже не сделаешь.
От разбитости его интонаций я невольно всхлипнула.
– Прости. Кажется, это была паническая атака.
– Паническая атака? – Алеша поднял голову, глядя на меня. Радужка вернула свой голубой цвет, но теперь в его глазах стояли крупные слезы. – Значит, все это правда?
А он что, не знал наверняка? Что ему рассказали, кто это сделал?
Я молчала, не желая ляпнуть лишнего.
Антон наверняка уже решил, что делать, знал, как объясниться.
Но объясняться пришлось мне.
Двигаться вслепую, памятуя о старом добром принципе «не навреди».
– Почему именно Тоха, Слав? Я мог бы, наверное, понять обычную измену. Ты девочка молодая, красивая, живая… Это было бы мерзко, но я пережил бы. Пережил же я Римму… Но Тоха? За что ты меня так ненавидишь? Я был настолько ужасным мужем?
– При чем тут ты? – Его слова так сильно жалили, что я бесконтрольно теряла остатки разума.
– При чем тут я? – вскинулся он. – А разве Тоха был не для того, чтобы меня наказать?
У вас бывал этот дурацкий момент истины? Стрелка вправо, стрелка влево. Тик-так. Твоя жизнь меняет ритм.
Отказаться от Антона прямо сейчас?
Утешить Алешу прямо сейчас? Заверить, что именно он – главный герой?
Но я не могла.
Для меня он был второстепенным персонажем. Если подумать, давно уже, возможно, со дня свадьбы.
– Алеша, – промямлила я, – это не имеет к тебе никакого отношения.
– Ну коне-е-ечно. – Его губы скривились. Отвращение. Презрение. Недоверие. – Можно подумать, если бы Тоха не был моим братом, ты бы хоть когда-нибудь к нему полезла. Мрачный гробовщик с деньгами, но не миллионер же. В нем нет ничего, что могло привлечь тебя. Нет, моя дорогая, это только мне назло. Но никак не могу понять, что я тебе сделал. Не изменял, не обижал, соглашался жить так, как ты хотела.
– Однако тебе ничто
