На следующий день после казни тридцати двух Китель снова посетил гетто. Он выступил на собрании бригадиров в зале театра и начал так: "Вчера я расстрелял в Понарах пять бригадиров. Каждого из вас ждет, возможно, такой конец..."
После собрания мы услыхали о новых распоряжениях и правилах, введенных в гетто с целью наведения порядка.
Этот "порядок" базируется на поголовном контроле, распространенном на все население гетто по принципу круговой поруки. Гетто поделено на четыре полицейских участка. Каждый участок подразделен на блоки, а блоки, в свою очередь, - на дома, квартиры и комнаты. В каждую комнату назначено лицо, которое несет ответственность за жильцов. Проживать в комнатах могут только прописанные. Каждый отвечает за своего соседа. Если кто-нибудь вечером вовремя не возвращается домой, об этом следует немедленно донести в полицию, иначе будут наказаны все проживающие и в комнате, и в квартире.
Ответственный за комнату подчинен ответственному за квартиру, тот начальнику блока и т. д. и т. п. Все начальники блоков - прислужники Деслера.
Та же система введена в "эйнгейтах": каждая бригада поделена на десятки во главе с ответственным, подчиненным бригадиру. Десять отвечают за каждого: сбежит в лес один - поплатятся девять остальных.
Каждое утро десятник выстраивает своих людей на поверку, и если кто-нибудь отсутствует без справки врача, об этом должно быть сообщено в полицию.
Находятся люди, которые оправдывают новый порядок. А "Новости гетто" официальный печатный орган юденрата, который служит властям рупором для пропаганды их курса и обработки общественного мнения, 1 августа, через пять дней после засады и три дня после казни тридцати двух помещает статью, озаглавленную "Скорбь и гнев":
"Тысячи цветущих жизней, вырванные из наших рядов, поглощены огненной пастью массового уничтожения.
Много слез пролили мы по безвинным жертвам кровавых событий. У нас сжимались кулаки в протесте против жестокой судьбы, злодейской воли, напрасной ненависти. Порой мы возвышали голос и роптали на самого Всевышнего, предъявляя к нему претензии, подобно рабби Леви-Ицхаку из Бердичева: "Чего Ты хочешь от своего народа Израилева? За что ополчился Ты на свой народ?"
Во всех этих случаях мы имели дело с внешней силой, над которой у нас не было никакой власти. Сила эта значительно превосходила нас, и перед нею мы были беспомощны. И в самой этой неодолимости судьбы заключалось нечто такое, что утешало и смягчало страшную боль, невзирая на трагизм событий.
Другое дело - случай с 32 казненными, которых мы внезапно потеряли в прошлый понедельник. Здесь нас лишили возможности предаться даже тому отчаянию, что проистекает от сознания неизбежности судьбы. Тут абсолютно ясно, что эти жертвы были излишни и что смерть их-на совести у тех, кто своим безответственным поведением заставил безвинных людей заплатить жизнью за чужие грехи.
Наряду с чувством глубокой скорби по поводу гибели безвинных мужчин, женщин и детей наше сердце полнится гневом на тех, кто пренебрег заботой обо всем гетто и его важной ролью и при этом хорошо понимал, что ставит под угрозу самое существование гетто и прежде всего - жизнь своих же близких. Вот кто несет ответственность за пролитую кровь и все трудности, испытываемые нами теперь в результате такого поведения.
Так пускай же пролившаяся кровь станет последним предостережением нам всем и напомнит, что нам дана лишь одна дорога: дорога труда. По ней мы должны идти вместе, плечом к плечу. Пусть пролитая кровь послужит предостережением бригадирам, "колонфирерам", десятникам, а также каждому еврею - без промедления докладывать о каждом случае отсутствия человека в бригаде, доме, квартире, комнате. Тут нет места сантиментам и родственным чувствам. Это вопрос долга, долга людей, на которых возложена важная задача. Подобно батальонному офицеру они обязаны докладывать о каждом явлении, грозящем обернуться для нас бедой. Такое сообщение не является доносительством, как полагают многие, живущие фальшивыми понятиями диаспоры. Это - долг жителя гетто".
ЛОЗУНГ: "КАЖДЫЙ ОБЯЗАН ДОКЛАДЫВАТЬ ОБО ВСЕМ, подобно батальонному офицеру" упал на плодородную почву. Вскоре все гетто превратилось в клетку, кишащую шпиками, соглядатаями и доносчиками всех мастей. Теперь нам приходилось остерегаться не только профессиональных полицейских и сыщиков - каждый житель гетто видел в нас своих губителей, поставленных вне закона.
В блоках жильцы прощупывают подозрительными взглядами молодых людей, поздно возвращающихся домой и чем-то неуловимым отличающихся от своего окружения. Власти увеличивают количество платных агентов. Но более всего нам досаждают недавно появившиеся шайки.
Эти шайки сколочены из малолеток в возрасте 12-15 лет, как правило, беспризорников, пробавляющихся нищенством и воровством. Теперь власти организовали их и превратили во вспомогательный отряд Деслера. Шпионить за нашими бойцами, следить за ними на улицах, часами сидеть на крыльце у квартиры - было для них увлекательным спортом.
И опять возобновились поиски оружия. Однажды мы заметили шпика, который набрел на след нашего склада на улице Немецкой 31. Теперь тайник уже был недостаточно надежен, и мы решили переместить его. Но сделать это было невероятно трудно, потому что двор, куда переселился наш хашомеровский "шитуф", находился под неусыпным наблюдением самых отменных шпиков.
...Раннее утро. Как всегда, надо вскакивать, не выспавшись - и на работу. На дворе "шитуфа" оживление: ребята, один за другим, поспешно уходят, все с сумками и котомками и все в одном направлении.
Шпики насторожились, и как только прошел со своим узлом пятый по счету парень, за ним увязался последний филер, поставленный следить за двором. Сначала товарищи, провожаемые "хвостом", шли вместе, затем расстались, обменявшись загадочными жестами. Шпики вызвали полицию. Ребят задержали и повели в участок. Их узлы и сумки сложили на столе, но ребята не допускают досмотра: обыск по правилам должен производиться офицером. И на каком основании их вообще задержали?!
Участок окружает усиленный наряд полиции. Затем появляются и офицеры во главе с Бернштейном. Без долгих разговоров они принимаются за дело и... ничего подозрительного не находят. Они развязывают и рвут узлы, извлекая, к своему удивлению, лишь мужские и женские рубашки. Каждая такая находка сопровождается потоком проклятий.
Задержанные спокойно наблюдают за всей этой процедурой. Они объясняют, что собирались пронести вещи за ворота, чтобы выменять на хлеб. А так как это запрещено, пришлось принять некоторые меры предосторожности...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
