также сказать последнее прости Кириме. Мэри-Роуз уже не вспоминала о темной шкуре, в которую завернули тело девочки, а Гарольд перестал думать о лопате со снегом, которым засыпали могилу. Перед глазами супругов стояла лишь ее улыбка, ее звонкий смех, когда она играла с симпатичным тюлененком Наттиком, – он остался там, вместе со всеми. Их радовало все: и дорога к чуму ее родителей, куда они ходили каждое утро на завтрак, и Кирима с ее жаждой знаний и живым взглядом раскосых глаз. В памяти всплыл тот день, когда они впервые встретились, а она испугалась и убежала. Гарольд и Мэри-Роуз благодарили Кириму за то, что она спасла им жизнь, не дав насмерть замерзнуть в снегу, и за то, что она дала им шанс начать новую жизнь. И на сей раз они уже не должны растратить ее впустую.
Банка из-под варенья
Гарольд проснулся от звона стекла. Открыв глаза, он не сразу пришел в себя. Вместо темноты мехового чума, где им приходилось спать последние несколько месяцев, он увидел над собой поломанные доски потолка. Грейпс снова закрыл глаза, чтобы лучше слышать шум моря; мягкое покачивание на волнах убаюкивало. Он глубоко вздохнул, но тут же вновь раздалось позвякивание стекляшек. Окончательно проснувшись, Гарольд посмотрел на окно, по-прежнему частично занавешенное одеялом. В складки пробирался морской бриз, отчего одеяло ритмично колыхалось. Рядом звучало тихое и спокойное дыхание Мэри-Роуз. Гарольд повернулся к жене и поразился, насколько она красива. Розовые лучи зари окрашивали ее лицо матовым румянцем, подчеркивая изысканные очертания носа и карминноалых губ. Пряди каштановых волос, тронутых сединой, отливали золотом; обрамляя лицо, они приближали линии скул к тончайшему совершенству. Гарольд тихо придвинулся к ней и, поцеловав в лоб, ощутил тепло ее кожи. Мэри-Роуз глубоко вздохнула, и в уголках ее губ заиграла легкая улыбка.
Осторожно, чтобы не разбудить жену, Гарольд встал с постели и подошел к окну. Отодвинув одеяло, не пускавшее в комнату холодный воздух, он посмотрел наружу через разбитое стекло. Прямо перед ним из моря гигантским раскаленным шаром рождалось багряное солнце. Ровный малиновый свет заливал море и небо до самого горизонта. Гарольд обратил внимание, что вокруг не осталось и следа от больших льдин, на поверхности воды плавали лишь маленькие плашки, похожие на лепестки увядших цветов. Сам дом тоже избавился от большей части покрывавшей его ледяной скорлупы, лишь на скале сахарным песком кое-где лежал снег. Снова раздался стеклянный перезвон, и Гарольд понял, что звук исходит не из разбитого окна в комнате, а откуда-то снизу.
Осторожно спустившись по сломанным ступеням, Грейпс оказался на первом этаже. Там звяканье слышалось отчетливее; подобный резонирующий звон издают хрустальные подвески на качающейся люстре. Гарольд двинулся на звук – он явно доносился из приоткрытой двери подвала. Когда Грейпс распахнул дверь, снизу пахнуло сыростью. Он миновал площадку и начал медленно спускаться по лестнице. Скоро ледяная вода подступила к его босым ногам, живо напомнив первый день их плавания, когда они проснулись посреди моря, спустились по этим же ступеням и поняли, что тонут. Однако теперь Гарольд продолжил спуск без малейших колебаний; воспоминания о былом страхе и безысходности остались в прошлом. Сейчас, думая о том дне, он видел лишь героические усилия Мэри-Роуз, когда она прижимала доски, чтобы он мог закрутить винты, помнил ощущение счастья, когда воздух наполнил их усталые легкие, и гордость за то, что они оказались способны сохранить спокойствие и вместе трудиться ради спасения собственной жизни.
Гарольд продолжал спускаться, не обращая внимания на стоявшую в подвале воду, и вскоре почувствовал пол под ногами. Вода доходила ему до пояса, но теперь, при слабом свете из иллюминаторов, он понял, откуда доносится этот тонкий перезвон, звучащий у него в ушах.
Десятки бутылок всевозможных размеров с маленькими корабликами внутри, над которыми он трудился многие годы, сейчас плавали на поверхности, сталкиваясь между собой, ныряя вглубь и поднимаясь наверх, как прозрачные медузы. Одна из бутылок ткнулась ему в бок, и Грейпс бережно взял ее, чтобы рассмотреть поближе. В падающем из круглых окон розоватом свете выяснилось, что треснувший стеклянный сосуд в его руках – не бутылка, а большая банка из-под виноградного варенья: это была банка, в которую сын ловил светлячков, а потом выпускал их на волю у открытого окна; эту банку он выловил из морских глубин и построил внутри наиболее точную, самую ценную из всей коллекции копию корабля – они строили его вместе на старой верфи в Сан-Ремо, но не успели дать ему имя.
Гарольд поднес банку поближе и улыбнулся при виде столь точно воспроизведенного корпуса судна, плывущего по морю из голубой эпоксидной смолы, его крохотных блоков и парусов, натягивающих тросы и надувающихся на воображаемом ветру. Гарольд вспомнил тот день, когда начал его строить, первый из многих. Но вскоре его улыбка растаяла, а горло перехватило, стоило лишь подумать о стеклянной тюрьме вокруг этого кораблика или представить себе его стремительное движение вперед, навеки застывшее в поддельном море из пластика. Гарольд всмотрелся в остальные бутылки, плавающие вокруг него, как умирающие рыбы, и разевающие рот в поисках глотка воздуха; вспомнил о нескончаемых часах, проведенных в заточении в этом темном подвале; он оторвался от реального мира, чтобы создавать вымышленные миры и заключать их под надежную защиту толстого стекла; Гарольд почувствовал, что задыхается.
Он взял один из ящиков своего старого рабочего стола и собрал в него плавающие по подвалу бутылки с корабликами. С величайшей осторожностью он поднялся наверх со своим грузом, вышел из дома и уселся на последнюю сохранившуюся ступеньку крыльца, поставив тяжелый ящик на колени.
Гарольд глубоко вдохнул свежий морской ветер, чтобы избавиться от навязчивого затхлого запаха подвала. Бережно взяв из кучи верхнюю бутылку, он бросил кораблик в воду. Он сразу исчез под набежавшей волной, но через секунду выпрыгнул на поверхность, покачиваясь, как настоящее судно в штормовом море.
Гарольд начал бросать бутылки в воду одну за другой, пока в деревянном ящике у него на коленях не остался лишь один кораблик. Едва он собрался бросить и его в море, как у него за спиной раздался скрип досок. МэриРоуз подошла и уселась рядом, не говоря ни слова. Увидев банку, она погладила пальцами ее стеклянный бок и улыбнулась, узнав миниатюрную копию их собственного корабля.
– Давай сделаем это вместе, – предложил Гарольд.
Каждый взялся за свой край треснувшей банки, и, бросив на нее прощальный взгляд, они кинули ее в воду. Как и прочие бутылки, банка
