считался с тобой, не видел в тебе человека. Жалкий фамильяр! Все честно, ты и не человек. Тупица! Как можно было поверить, что хоть кто-то желает тебе добра! Они все лжецы!
Орфина вышвырнуло обратно в реальность, отбросило от вихря волной чистой энергии. Он врезался спиной в дверь и съехал по ней вниз. Всю камеру ровным слоем покрывала красная роса.
Существо перед ним билось в конвульсиях, мучительно обретая прежний вид. Из завихрений пурги свивались серебристые нити, обретали кровавый оттенок и соединялись в волокнистые пучки мышц. Те наматывались друг на друга, затягивались узлами, белея и твердея до состояния костей. Орфин не хотел смотреть на это, но не мог оторвать взгляда.
В голове затихало эхо подслушанных криков. Пронзительная обида и тоска медленно выветривались из сознания. Он понятия не имел, что сейчас произошло и почему это сработало.
Вой, исходящий от кровавого вихря, усиливался… пока гарпия, точно кукла, не рухнула на пол. Ее сотрясали то ли рыдания, то ли конвульсии.
Орфина тоже трясло, в ушах стоял звон. Он дважды попытался подняться на ноги, но локти и колени подкашивались, и он не мог достаточно оттолкнуться от пола. На третий раз наконец удалось.
Пошатываясь, как пьяный, Орфин подошел к девушке, опустился рядом с ней на колени и потеребил за плечо.
— Тис!.. Вставай!
Она металась в лихорадке и тихо постанывала. Сквозь полупрозрачную кожу проглядывало шевеление потоков пурги, которые заканчивали формировать тело. Словно сотни бабочек бились в стеклянной банке. Наконец это копошение стихло, кожа стала матовой и покрылась веснушками, окончательно вернув девушке привычный облик. Она открыла янтарные глаза и уставилась на Орфина.
— Ты что… кх… здесь…
Она поморщилась, сжала горло ладонью и несколько раз открыла рот, словно восстанавливая что-то в гортани.
— Ты можешь встать? — он протянул ей руку.
— Ты должен быть на дирижабле! — теперь голос ее прорезался.
— Тебе какое дело! Лучше скажи, как ты сюда угодила!
Тис долго молчала, глядя перед собой. Давно, в бытом, так делали некоторые его клиенты — погружались в себя, когда не могли подобрать слов. Черты ее лица обратились сейчас театральной маской горечи. Моргнув, Тис снова сфокусировала взгляд на Орфине.
— Ты изменился, зрячий.
— Что?
Он понял вдруг, что она вовсе не должна была его узнать. Бросил взгляд на свою одежду — снова пыльно-серое пальто, в котором он умер. Коснулся лица и нащупал его привычную худобу и горбинку носа. На миг его захлестнуло жаркой неловкостью, почти стыдом. Без маски он почувствовал себя обнаженным.
— В каком смысле изменился?
Ее глаза полыхнули желтым, как угольки.
— Ты теперь как шарж. Я бы посмеялась, но… Какого черта ты здесь? — она почти прорычала это, тихо и яростно.
Что за нелепый вопрос!
Орфин взял девчонку за локти, чтоб поднять на ноги, и они могли бы вместе убраться отсюда. Но когда он потянул ее вверх, зазвенели цепи, и он заметил железные кандалы на ее лодыжках и предплечьях.
Тис неотрывно смотрела на дверь и едва не скрипела зубами. Ее желваки то и дело напрягались под призрачной кожей.
Орфин оглядел оковы. Ни замков, ни стыков, словно металл отлили прямо на пленнице. Он потянул за одно из колец, но оно намертво вросло в кладку. У Тис вырвался булькающий смешок. Орфин поймал себя на искушении влепить ей пощечину. Он рисковал, добывая ключ, не для того, чтоб слушать ее сарказм.
— Я пытаюсь тебя спасти, Тисифона! Можно немного благодарности?
Она пронзительно посмотрела на него. Медленно, бренча звеньями, подняла кисть и коснулась его щеки. Железный обруч плотно облегал ее запястье, и кожа вокруг него была серым пергаментом. Холодными пальцами Тис изучающе погладила по скуле и губам. Прикосновения легкие, как ветер.
— А знаешь, мне нравится, — призналась она едва слышным выдохом. — Ты похож на голодного поэта.
Орфин отстранился, озадаченно глядя на нее.
— Но ведь я оставила тебя у фриков с лодками. Какого черта ты не улетел с ними?
— Может, потому, что ты сломала их дирижабль?
Тис замерла с обескураженным видом, и впервые на памяти Орфина краска ударила ей в лицо.
— А до этого, — продолжил наступление Орфин, — похитила их старшего инженера.
Она казалась потрясенной, но не спорила и не защищалась.
— Действительно — вот так возможность! Какая щедрость с твоей стороны!
— Прости…
Злость, охватившая Орфина, вдруг испарилась от ее внезапно ослабевшего голоса. Но разве можно ей верить?
— Если хочешь, чтоб простил, рассказывай начистоту! Зачем ты нападала на них? И как угодила сюда?
— Я… просто дура. Я поверила Лукрецию… А дирижабль — это Асфодель приказала сломать его, чтоб задержать их банду. Потому что среди них еще были зрячие, в отличие от некропилага.
— Ты опять переводишь на нее стрелки.
— Что? Это правда!
— Я видел, как ты убиваешь призраков, Тис. Среди кочевников тоже были жертвы. И не говори, что это приказ Асфодели. Ей в этом никакого проку!
— Я… вхожу в раж. Она знает!.. — начала Тис и умолкла, встретив ледяной взгляд. — Как мне убедить тебя, что она чудовище и тебе правда надо держаться от нее подальше?
— Мы можем поговорить не о ней? А о тебе.
— Я тоже чудовище. Почему ты вообще пришел за мной? Разве это не опасно? Чего ты на самом деле добиваешься? Я в толк не возьму!
— Я хочу вернуть свою подругу. Которая прячется где-то внутри тебя, — он жестом ткнул в центр ее груди.
— Но… что будет со мной?
«Не волнует», — подумал Орфин, но вслух сказал другое.
— Нужно как-то вытащить тебя из этих цепей. Ты ведь крепчая — можешь вырваться?
— У меня совсем нет мнемы, — тускло ответила она. — И потом, нам все равно никуда не деться с острова. Я… не смогу лететь.
— Есть способ убраться отсюда и без твоих крыльев.
На последнем слове она зажмурилась и, кажется, перестала дышать.
— Я… я думала, что они успеют починить его… что я помогла тебе, — ее лицо исказило рыдание. — У меня ничего больше… даже крыльев!.. Я просто… этой мыслью… пыталась…
— Тис, — он взял ее за плечи. — Ты помогла мне, правда. Встреча с кочевниками была для меня бесценна. Но сейчас ты должна помочь самой себе. Послушай, я видел, на что ты способна. Эти цепи для тебя все равно что бумажные. Тебе крепко досталось, я знаю. Но я верю в твое мужество. Пожалуйста, соберись с духом и хорошенько рванись на волю.
Гарпия лишь плотнее сжималась в комочек слёз.
Он хотел добавить «Тебя держат не цепи, а ты сама», но побоялся, что это прозвучит
