Здесь толку не будет. Я побежала к кожаной завесе у двери, выскочила наружу, и она упала за моей спиной. Стоя неподвижно в безлунной черноте, вглядываясь в черноту, я высоко подняла горящую ветку дерева. Вскоре появились они и не столь уж бесшумно; глухой стук лошадиных копыт, позвякивание сбруи. Моя ветка, а не луна осветила серебро на их темных силуэтах. Всего пятнадцать футов отделяло их от меня.
Не знаю, почему, но я крикнула им на Старинной речи Сгинувших единственное слово:
— ТРОРР!
И они остановились, как я приказала, и остались недвижимы. Затем ехавший во глава — их капитан, подумала я, — отделился от остальных и подъехал немного ближе. На его правой руке был массивный браслет из черного металла и золота в виде переплетенных змей. Сквозь глазницы черепа в его маске я не смогла разглядеть глаз, ибо их закрывало черное стекло.
— Кто ты? — потребовал он ответа глухим холодным голосом. Это была не Старинная речь, но нечто, настолько близкое к ней, насколько мне вообще доводилось слышать в мире живых.
— Я Уасти, — ответила я на том странном среднем языке, на котором заговорил он. — А вы явились увести людей, находящихся на моем попечении. Когда я назвала присвоенное мной имя, по их рядам прокатился легкий шорох, но быстро стих.
— Посторонись, — приказал капитан черепастых. Он спешился и подошел ко мне медленным угрожающим шагом, свободно положив руки на яркие рукояти десятка ножей на бедрах.
Я оставалась совершенно неподвижной, пока он не оказался очень близко, а затем упала перед дверью на колени в позе мольбы, все еще держа в правой руке горящую ветку.
— Господин, — начала я, — умоляю тебя… — и схватилась за его пояс.
Он обругал меня, отбросил в сторону ударом кулака и направился широким шагом к завесе. Однако нож, на который я положила ладонь, вышел из ножен.
Я встала. Он протянул руку к завесе.
— Ни шагу дальше, — предупредила я.
Он не обратил внимания, и я метнула нож ему в спину, ловко, так что клинок вонзился прямо в сердце. Он издал короткое удивленное проклятие и рухнул ничком, угодив головой под край завесы, так что снаружи остались только его туловище и ноги.
В меня полетели копья. Я бросилась наземь, и они, не причиняя вреда, ударились о камни стены, и лишь одно нашло цель в затвердевшей глине. Но они спешились, воины с обнаженными, бледными, как лед, мечами, и побежали ко мне, гневно завывая.
Совершенно не к месту мне пришло в голову, что их действия — не просто агрессия, тут говорило чувство. Должно быть, этот капитан пользовался у них популярностью.
Все перепуталось. Мне казалось, что я опять с Дараком. Я швырнула горящую ветку в лица двух воинов, добравшихся до меня первыми, и когда они отшатнулись, плюясь от боли, выхватила у обоих из рук мечи. Один клинок разрезал мне ладонь почти до кости, когда я ухватилась за него; от крови он стал скользким и держать его было трудно.
И все же я наделала им хлопот.
Хуже всего было мое женское платье — я почти забыла про него, и поэтому оно сковало меня не только тканью, но и неожиданностью. В конце концов, запутавшись в нем, покрытая их и своей кровью, окруженная плотным кольцом черепастых воинов, я получила свою смертельную рану.
Я почти не ощутила боли, только огромное оцепенение. Свет и чернота стремительно сошлись. Луна плыла, словно выпуклый бледный нарост на лике неба, а затем потемнела и пропала.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ТЕМНЫЙ ГОРОД
Глава 1
Потому-то я и не видела, как они забрали караванщиков. Несколько дней я вообще ничего не видела, кроме горячечных снов, о которых лучше забыть. Полагаю, я пролежала мертвой два-три дня, если можно назвать смертью состояние, при котором смертельная рана самоисцеляется. Наконец, я очнулась, ощущая сильную боль и огромную слабость, посреди угнетающей темноты. Некоторое время мне думалось, что я вернулась под Гору и должна начать все заново. Затем до меня дошла вонь истолченной земли, и я поняла. Я лежала в могиле — меня похоронили Темнокожие. Не так уж и странно — подобно многим другим примитивным народам, они страшились духов неумиротворенных покойников. Возле меня даже положили немного сушеных фруктов и глиняную чашу с молоком и оставили на мне одежду и шайрин, да вдобавок накрыли мне лицо черной тканью. К счастью, почва была настолько сухой и рыхлой, что не особенно давила на меня и не мешала дышать, да и могила была неглубокой, так как Темнокожие, несмотря на все страхи, не уделили мне много времени. Тем не менее, вырываться на волю мне потребовались долгие часы, и в своем болезненном состоянии я испытала всевозможные ужасы — что я и в самом деле умру, что я никогда не выберусь на поверхность, что, наверное, я все-таки умерла, а это какая-то болезненная фантазия. Но в конце концов земля подо мной и вокруг меня подалась, осыпая меня, проникая в рот и глаза, и я выползла в чистоту серого дня. С плачем я упала на землю, но не смогла двигаться вновь, пока солнце не нависло пурпурным диском низко над горизонтом.
Тогда я села и огляделась. От хутора я находилась далековато; мне едва удалось различить скальные стены, деревья и поднимающийся над ними дым кухонь. А вблизи находилось нечто более интересное — лоскут пастбищ где разочарованно щипали желтоватую траву три-четыре тощие костлявые лошади.
В наступающих лавандовых сумерках я потащилась к этому пастбищу и добралась до ограды — как раз в тот момент, когда туда же подошел молодой парень, чтобы увести животных на хутор. Он бросил на меня единственный взгляд, побелел, а затем повернулся и убежал со всех ног, крича от страха. И неудивительно — ведь я же была трупом, и позади меня зияла разверзнутая могила; я шла, серая от грязи и пыли, с руками, покрытыми кровью от сорванных ногтей, со свалявшимися, слипшимися от глины волосами, белыми, как иглы какого-то странного животного: дух, живой мертвец. Лошади тоже от меня шарахнулись, но мне удалось схватить одну за беспорядочную жесткую гриву. Напряжение, потребовавшееся для того, чтобы забраться на нее, лишило меня последних сил. Я навалилась всем телом ей на шею, слегка пнула ее в бок, и она рванула испуганным галопом.
Я не думала, что они станут меня преследовать.
Тянулась дорога, вымощенная камнем, с плитами, теперь далеко не ровными, местами выступавшими, местами — ушедшими в землю.
Первая часть скачки прошла в каком-то болезненном сне. Теперь же вокруг царила пронизанная лунным светом темнота, черно-белый мир пустынной ночи.
Я находилась далеко от хутора и гадала, почему лошадь устремилась в этом направлении. Позже мне пришло в голову, что хуторяне, вероятно, время от времени ездили этой дорогой, и лошадь, откликаясь на знакомый пинок, рванула по ней. Менять курс не имело смысла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
