Так что в то время, когда Второе Небо лихорадило от мятежей, на Либерти царил мир. Своих внутренних неурядиц либертианцам вполне хватало. Внешние считались излишеством, и излишеством непристойным.
В этом-то мире мне и предстояло искать не-господина страха.
* * *
Для высадки я выбрал либертианский город Сан-Кюлот. Выбрал только потому что там стояла нестерпимая жара. После Лангедока мне хотелось лета. Можно было высадиться на Петроградской Стороне или у Жёлтых Повязок, но они располагаются в северных широтах. А это – туманы, дожди и прочие прелести нерегулируемого климата. Не наш выбор.
Кстати говоря, «высадиться» вовсе не значило полунелегально десантироваться где-нибудь на городской свалке. Либерти гордится своими законами. Это самый упорядоченный мир Второго Неба. И этим он мне симпатичен.
Протеям на Либерти хода нет. Поэтому я оставил Симбу на орбитальной станции (под видом купеческой шхуны), а сам купил билет на «космическое такси». Каких-то сорок минут – и я в Сан-Кюлоте.
Стюардесса вела себя со мной особенно вежливо. Белозубая улыбка, предупредительность на грани назойливости… Я почти решил, что меня раскрыли. Позже я узнал, что её поведение – норма. Давние либертианские традиции. Вот они – плоды просвещённого демократического правления.
Тогда же я ни о чём не подозревал. Пройдя формальности на таможне (весьма утомительные, надо заметить), я вышел в город и направился в сторону центра. Скоро меня нагнало такси. Перепуганный водитель сообщил, что с моей стороны весьма невежливо пренебрегать гостеприимством либертианцев. Что с него руководство космопорта голову снимет. После недолгих препирательств он повёз меня на Крестовый.
Всё это оказалось весьма некстати. Я заранее предупредил руководство о своём приезде. Меня должна была ждать машина. Правда, она задерживалась, но это не повод, чтобы пускаться в авантюры.
– Надолго к нам? – вырвал меня из размышлений вопрос водителя. Я с удивлением посмотрел на развязного типа. У нас на Казе подобное обращение невозможно. Наглеца просто выкинули бы из машины. Да и на Земле, где живут милые, отзывчивые люди, излишнее любопытство не в чести.
– Я ещё не определился, – буркнул я.
– Значит, надолго, – отозвался водитель. В зеркале над лобовым стеклом отражались его счастливые глаза. – А вы, сударь мой хороший, в какой фирме служите?
– А вам-то что за дело?
– Есть дело. У меня личная лотерея. Ну, каждому десятому, сотому, тысячному подарок – это само собой. Это святое. А ещё – лототрончик. Вечерком, до головизора. Дочурка шарики тягает, – водитель поцеловал кончики пальцев, – эдакий ангелочек. И сынуля рядом – на скрипочке. На каждого пассажира свой шарик. Имя, родовое имя, имя по-матушке, ну адресок там… всё честь по чести. На прошлой неделе один вазу выиграл. Дедовская ваза-то. Не из дешёвых.
– Да не нужна мне ваша ваза!
– Ну, не нужна, так не нужна… Чего орать-то?.. А вот жвачечки? Хотите? Угощайтесь: хорошая жвачка-то. Натуральная сливовая.
– Здесь остановите, пожалуйста. Я сойду.
От такой неблагодарности водитель растерялся:
– Да куда ж вы сойдёте? А подарочный тур по городу? Золотое кольцо? А распродажа чохашбили в «Могилке Сулико»? – Его лицо блестело крупными каплями пота. – Не-ет! И не надейтесь. Что ж это: улизнуть?.. Как?.. Бросить?.. Не выйдет, господин хороший.
К этому времени я был почти уверен, что меня раскрыли. Но сбивала с толку фантастичность происходящего. Загнать машину в тупик, залп из парализаторов, громилы в камуфляже – это понять можно. А тут…
– Да что же это, – водитель чуть не плакал. – Я вас обидел? Нет, вы, господин, прямо скажите: обидел, да?.. В глаза смотрите! Ну конечно же! Ах я морда плебейская. С лотереей полез, дурак. У-у! Чохашби-или! – передразнил он сам себя. – Вы-то, поди, человек культурный. Из образованных. Вам пиршество души надо.
Я принялся наугад нажимать блестящие кнопочки на двери, намереваясь выпрыгнуть на ходу.
– Да вы ж погодите, – метался водитель, – Мы ж… Мы ведь того, из тёмных… Хотите, в цирк свезу?! Богом клянусь, самолучший! Шапито! Или к мадам Коко? Гуттаперчевая женщина на баяне играет?
Машина остановилась. Я наконец справился с механизмом двери и выбрался наружу. Водитель сник:
– Вы б, может, того… одумались?
Чёрта с два. Что с ним, мошенником, разговаривать? Меня ждали тенистые скверики Сан-Кюлота. Как оказалось, за разговорами мы выехали в самый центр города. Судя по обилию вывесок и сверкающих витрин, Крестовый располагался где-то совсем недалеко.
Над асфальтом плыло жаркое марево. В удушливой тени полотняных навесов изнывали цветочницы. Пшикали пульверизаторы, шуршал целлофан. Вполголоса ругаясь, потные измученные девушки собирали букеты из растрёпанных роз.
Я обошёл поблёскивающую асфальтовую лужу. Жара на меня почти не действовала. Костюм мой отвечал условностям либертианской моды, но в то же время был удобен и функционален. Шорты до колен, толстовка, тонкая бархатная курточка. На голове – картуз с алой розой. Мне объяснили, что такие здесь носят зажиточные купцы и представители вольных профессий. Будь я шоуменом, пришлось бы носить стилизованную гармошку.
Я попытался сориентироваться. На стене дома висела табличка с названием улицы, краткой историей места и голографической картой. Стоило задержать взгляд, как голокартинка расплывалась, показывая список предыдущих переименований. Улица, по которой я шёл, раньше называлась «Большой Робеспьерницей», а до того улицей «Лены, Нины и Ани». Сейчас же она была поименована в честь китайского революционера Дан Тона.
Справившись в автомате-картографе, я выяснил, что иду правильно. До Крестового осталось квартала два. Мои опасения, что улицу переименуют, оказались беспочвенными. Крестовый не переименовывали, а истолковывали. История проспекта переписывалась несколько раз. Весной прошлого года он символизировал переход к исконно христианским корням. Осенью – крест, поставленный на старом мышлении. Прозывался он и в честь Красного Креста и в честь карточной трефы, был перекрёстком и перекрестьем прицела. Последняя запись в таблице переименований была пуста. Сегодня судьба проспекта решалась в очередной раз.
* * *
Над суевериями экзоразведчиков смеются. Наша привычка стучать по дереву и разбивать шампанское о шлемы новых экзоскелетов стала притчей во языцех. Но всё же не зря над аэропортом сегодня вились вороны. Из наших примет эта самая плохая. Я не помню случая, чтобы она не сбылась.
Едва я вышел на Крестовский, сразу стало ясно: дело неладно. Улицу перегораживал хромированный бок полицейского бронемеха. Бравые солдатики в металлопластиковой броне держали строй, не подпуская обывателей. Вдоль бордюра струилось слабое силовое поле – да простят мне этот оксюморон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
