Не противься силе друга анирана, - пафосно продолжил я. - Это твой старый наставник - мастер Сималион. Как и ты вскоре, он тоже стал под знамёна анирана. Сначала он стал его слугой, затем верным соратником и другом. Тем, кем станешь ты. Оглянись и убедись в этом.
По-настоящему скрепя шеей, Терезин медленно повернул голову. Сималион всё ещё держал парня в захвате, но основные силы направлял на сдерживание рта.
- Нет воли иной, кроме воли Фласэза, - подыграл мне опытный Сималион. - И нет счастья большего, чем служить тому, кто станет милихом.
Голос Терезин, несомненно, узнал. Хлопал глазами пару секунд, а затем вновь посмотрел на меня.
- Тебя отпустят, несущий слово анирана. Отпустят, если пообещаешь вести себя достойно. Достойно того, кто видит перед собой посланника небес.
Терезин опять закивал головой. И мне пришлось поверить этим кивкам. А затем приказать Сималиону отпустить парня и развязать ему руки.
Терезин лежал бревном несколько секунд. Даже, когда ему предоставили свободу. Затем, первым делом, натянул портки. Вторым - поменял положение, сев на колени. А третьим - уставился обалдевшими глазами на нависающую над моей головой иглу.
- Не слышу! - грозно шикнул я. В характере пацана я уже успел разобраться. Подобные характеры я уже видел. Такие характеры не рождали хороших футболистов. Чаще такие характеры из секции забирали родители, чтобы переключить их на овладение фортепиано или скрипкой.
- Прости, посланник небес, - впервые я услышал голос принца. По-настоящему испуганный голос. - Прости за недостойное поведение и неприятный вид. Я готов принять любое твоё наказание.
Остриженная голова вонзилась в траву у моих ног. Я недовольно поморщился: ясен хрен, жизнь под колпаком у церкви - не сахар. Личность эти долбаные святоши умеют стирать. Но, блин, остатки самоуважения должны же присутствовать. Это всё же принц, а не забитый отрок безграмотного простолюдина.
- Встань, отмеченный анираном!
- Не встану...
Я чуть было не сплюнул.
- Отныне ты делаешь только то, что аниран приказывает. Тогда и когда он приказывает.
Это помогло. Худое тельце выпрямилось, тощие плечи попытались распрямиться. Но получалось плохо - этот парень, судя по всему, с физическим трудом редко имел дело. Тяжелее меча вряд ли что-то поднимал. Да и меч-то вряд ли поднимал.
Я лихорадочно раздумывал, как правильнее выстроить диалог. Я не желал строить свои отношения с заблудшим принцем через призму страха. Богобоязненность в его случае и так гипертрофирована. Если он и меня станет бояться, вряд ли мы сможем найти общий язык. Тупое поклонение от представителя королевской крови мне не нужно. Это должен быть союзник, а не раб.
- Ты слышал обо мне, принц? - я умышленно его так назвал.
- Пришедшие с небес анираны неизбежно должны были прийти. Святые отцы всегда говорили об этом. Я слышал, что где-то далеко за океаном появился один из них. Я верил и надеялся, что он спасёт нас. Что возьмёт на себя наши грехи и заслужит искупление перед Триединым, - не совершив ни одного лишнего движения, Терезин осенил себя знаком. - Ты пришёл за мной через океан?
Всё ещё испуганный, но доверчивый взгляд озадачил. Пацан-то, оказывается, обо мне ни слухом, ни духом. Зато слышал об одном из тех, кого в своих рассказах поносил профессор Гуляев. Занятно... Какого хрена святоши рассказывают этим фанатикам о Белом Великане? Это же явно не будущий спаситель. Возможный захватчик Астризии, скорее всего. Но никак не тот, кто готов брать на себя чужие грехи.
- Нет, Терезин, - я вновь повысил голос. - Я пришёл именно за тобой. Пришёл спасти твоего отца. Пришёл спасти твою страну.
- Отца?
- Аниран предстал перед Анфуданом Третьим. Принял его поклон. Принял его заверения, что отныне тот станет рупором надежды...
- Рупором?
Я сделал вдох и попросил себя не переигрывать. Проще надо быть, проще.
- Твой отец - искренне верующий человек, - при этих словах Терезин сомнительно поморщился. Похоже, ему рассказывали совсем другое. - Как и ты, он всегда верил в приход тех, один из которых станет спасителем. И встретил меня с распростёртыми объятиями. Дал всё необходимое и выполнял всё, что аниран потребовал. И он попросил за тебя.
- За меня?
- Он попросил анирана возложить на плечи сына посильную ношу. Он знал о твоём смирении. Знал, как сильно ты жаждешь покаяния. Как истово веришь, что наказание досталось поделом. И что жизнь готов положить в попытках заслужить искупление. Я здесь. Я пришёл. Готов ли ты заслужить вожделенное искупление?
Справа зашуршала трава. Краем глаза я заметил, что осторожно подбираются Иберик с Феилином, при этом часто оглядываясь.
Но Терезин не обратил на шум внимание. Выпученными глазами он продолжал смотреть на меня.
- Готов.
Он склонил голову перед моими ногами так, будто подставлял шею под безжалостный топор. Поэтому я опять едва сдержал недовольный хрип.
- Отныне ты - мой голос, - пафос из моего рта так и сочился. - Именно тебя я выбрал за чистоту веры в Триединого. Ты не сомневался в делах ЕГО и верил в моё появление. Ты достоин стать тем, кто расскажет обо мне каждой заблудшей душе.
- Готов нести твоё слово, аниран, денно и нощно. На следующий рассвет, через рассвет, и через тысячу рассветов. Через мои уста о тебе узнает каждый.
Я слегка откашлялся, ведь "нести моё слово на следующий рассвет" было немного не по плану.
- Когда я позволю! И только тогда, когда позволю! - торопливо напомнил я. - Ты избран, Терезин. Не к каждому с небес спускается аниран. Не забывай об этом. Поэтому твоей главной чертой на следующий рассвет и на несколько рассветов после станет послушание. Вера в анирана, вера в его решения и вера в его приказы. Понятно?
- Я лишь твой слуга, аниран. Повелевай мной по своему усмотрению.
- Именно эти слова посланник небес и хотел услышать. А теперь к главному. Видишь этих людей? - знаками я торопливо подозвал Иберика и Феилина. - Как и ты, они были моими слугами. Но делами своими, поступками, заслужили безграничное доверие. Теперь их единственная цель в жизни - нести слово анирана. Они стали теми, кем станешь ты - моим голосом. И это - твои соратники. Доверие им для тебя - всё равно, что доверие анирану. Послушание им - послушание анирану. А мастер Сималион, знавший тебя ещё неверующим, станет для тебя моим эстархом. Всё, что он говорит,