– Потому что они живые, из плоти и крови. Да и плащи у Всадников самые обычные – они лишь маскируют их бесплотную призрачность.
– А тогда почему эти живые кони ничуть не боятся своих призрачных седоков? Всех других животных охватывает страх, если к ним приближаются Черные Всадники. Собаки скулят, гуси в ужасе гогочут… даже конь Всеславура и тот испугался!
– Потому что их кони выращены в Мордоре, чтоб служить вассалам Черного Властелина. Не все его подданные – бесплотные призраки. Ему подвластны и другие существа: орки и тролли, варги и волколаки, даже многие люди – короли и воины – выполняют его лиходейскую волю. И он покоряет все новые земли.
– А Раздол? А эльфы? Над ними-то он не властен?
– Сейчас – нет. Но если ему удастся покорить весь мир, не устоят и эльфы. Многие эльфы – хотя отнюдь не все – страшатся воинства Черного Властелина, им приходится отступать перед его могуществом. Однако он уже никогда не сумеет заставить их подчиниться или заключить с ним союз. Мало этого, здесь, в Раздоле, до сих пор живут его главные противники, почти такие же могучие, как он, – я говорю о Преображающихся эльфах, древних владыках Эльдара-Заморского. Они не боятся Призраков Кольца, ибо рождены в Благословенной Земле, а поэтому им доступен и Призрачный Мир. Эти воины в прошлом не раз побеждали и зримых, и незримых – призрачных – врагов.
– Когда у Переправы я оглянулся назад, – не очень уверенно припомнил Фродо, – мне почудилось, что рядом с Черным Всадником появилась белая сверкающая фигура. Это и был Всеславур, да?
– Да, – сказал маг. И, помолчав, добавил: – Всеславур объединил для тебя два мира, реальный и призрачный, невидимый живым, потому что он – Преображающийся эльф, великий витязь из Перворожденных. Словом, в Раздоле отыщутся силы, способные на время сдержать Врага, – да и в других местах такие силы есть, даже у вас, в мирной Хоббитании. Но если течение событий не изменится, свободные земли превратятся в островки, окруженные океаном Черного воинства – его собирает Властелин Мордора… А пока, – перебил он себя, вставая, и его борода грозно встопорщилась, – мы должны сохранять спокойное мужество. Через несколько дней ты совсем поправишься – если я не заговорю тебя сегодня до смерти. Здесь, в Раздоле, нам ничто не угрожает… до поры до времени. Так что не тревожься.
– Мужества у меня нет, и сохранять мне нечего, – отозвался Фродо, – но я не тревожусь. Расскажи мне, пожалуйста, о моих друзьях, и тогда уж я окончательно успокоюсь. Меня почему-то клонит ко сну, но, пока ты не расскажешь, что с ними сталось, я все равно не смогу уснуть.
Гэндальф пододвинул кресло к кровати и окинул Фродо испытующим взглядом. На щеки хоббита вернулся румянец, а глаза у него были ясными и спокойными. Он весело улыбался и выглядел здоровым. Но все же маг с тревогой подметил некоторые почти неуловимые изменения: дело в том, что левая рука хоббита, неподвижно лежащая поверх одеяла, казалась бледной и странно бесплотной.
– К несчастью, этого избежать невозможно, – пробормотал Гэндальф себе под нос. – А ведь он не прошел даже половины пути… и что с ним случится, когда он его закончит, не сумеет, наверно, предсказать сам Элронд. Что ж, будем надеяться на лучшее. Возможно, он станет полупрозрачным, как хрустальный сосуд, светящийся изнутри, – для тех, чьи глаза способны отличить внутренний, истинный свет от призрачного… Выглядишь ты здоровым, – сказал он вслух. – Думаю, тебе и правда не повредит, если ты услышишь о своих друзьях. Я не буду спрашивать разрешения у Элронда, но расскажу лишь вкратце, а потом уйду, чтобы не помешать тебе уснуть снова. Вот что случилось возле Переправы – насколько мне удалось разобраться. Как только ты поскакал к реке, Черные Всадники ринулись за тобой. У горы Заверть ты вступил в их мир – поэтому они тотчас же тебя увидели и не должны были полагаться на зрение коней. А кроме того, их притягивало Кольцо. Их кони растоптали бы твоих друзей – им пришлось уступить Всадникам дорогу. Задержать Всадников они не могли: ведь те преследовали тебя вдевятером, так что даже Арагорн с Всеславуром не выстояли бы в бою против их отряда.
Потом, когда Призраки Кольца умчались, твои друзья побежали к реке. Неподалеку от Переправы, у самой дороги, есть полускрытая деревьями лощина; спустившись в нее, твои друзья и Всеславур быстро развели небольшой костер, ибо Всеславуру было известно, что если Всадники сунутся в реку, то Элронд взъярит ее буйным разливом, и они не смогут тебя догнать; но с оставшимися на суше придется драться. Как только разбушевались волны разлива, Всеславур, а за ним Арагорн и остальные выскочили с горящими головнями на дорогу. Всадники оказались между водой и огнем, узнали во Всеславуре Преображающегося эльфа и потеряли свое бесноватое мужество, а их кони мгновенно взбесились от страха. Трое Всадников, преследуя тебя, попытались на конях переплыть реку – их смела первая же волна разлива. Шестерых остальных взбесившиеся кони затащили в реку немного попозже – их всех захлестнули бурные волны.
– Так они погибли? – обрадовался Фродо.
– К сожалению, нет, – ответил Гэндальф. – В разливе погибли только их кони… но без коней – какие же они теперь Всадники? Им пришлось поспешно убраться восвояси. И хотя их самих так просто не уничтожишь, они, я думаю, сгинули надолго… Когда разлив окончательно схлынул, твои друзья переправились через реку и нашли тебя на этом берегу – ты лежал ничком, холодный и бледный, а под тобой валялся твой сломанный меч. Конь Всеславура стоял рядом. Арагорн опасался, что ты убит, – о худшем ему даже думать не хотелось. Тебя подняли и понесли в Раздол, и на полпути вам встретились эльфы.
– А чем Всадники прогневили реку?
– Они исконные враги эльфов, а Элронд – владыка здешнего края. Когда враги подступают к Раздолу, река, по велению Элронда, разливается, и все живое гибнет в волнах. Как только Предводитель Призраков Кольца спустился к воде, река разлилась. Ну и, если так можно выразиться, я немного подогрел ее гнев – не знаю уж, успел ты заметить или нет, что первые, самые свирепые, валы вспенивались могучими белыми всадниками, а за конницей, подгоняемые ревущими волнами, катились огромные серые валуны. Когда я увидел силу разлива, мне показалось, что мы переусердствовали и не сможем обуздать водяное воинство, но все обошлось: вас река не тронула.
– Да-да, припоминаю, – проговорил Фродо, – я услышал страшный грохочущий рев и решил, что нам всем суждено утонуть – и мне, и Всадникам, и моим друзьям. Зато теперь нам ничто не угрожает!
Гэндальф остро глянул на Фродо, но тот уже умолк и закрыл глаза.
– Ты прав, – сказал маг, – нам ничто не угрожает… пока. Как только ты встанешь на ноги, мы пышно отпразднуем победу у Переправы, и праздник будет посвящен вам – тебе, Арагорну и твоим спутникам.
– Неужели нам? – изумился Фродо. – Знаешь, меня до сих пор поражает, что о нас позаботились Всеславур и Элронд – причем, похоже, без всякой причины.
– Ну, причина-то у них была, и, сказать по правде, даже не одна, – с легкой улыбкой возразил Гэндальф. – Во-первых, я попросил их об этом. Во-вторых, тебе доверено Кольцо. В-третьих, ты родственник и наследник Бильбо, а он вытащил Кольцо на свет.
– Милый Бильбо! Где-то он сейчас? – сонным голосом пробормотал Фродо. – Вот бы рассказать ему о наших неурядицах, они бы наверняка его позабавили… – С этими словами Фродо уснул.
Итак, Фродо благополучно добрался до Последней Светлой Обители на востоке. В этой Обители, как говаривал Бильбо, было приятно и есть, и спать, и рассказывать о своих недавних приключениях, и петь песни, и читать стихи, или размышлять, сидя у камина, или ровно ничего не делать. Если кто-нибудь туда попадает, рассказывал Бильбо друзьям в Хоббитании, он мигом вылечивается от усталости и тоски, от забот, страхов и всех болезней.
Под вечер, когда Фродо проснулся снова, он почувствовал себя совершенно здоровым и понял, что ему очень хочется есть, а может быть, выпить бокал вина, чтобы потом почитать стихи, или попеть веселые песни, или рассказать о своем путешествии. Он откинул одеяло, соскочил на пол и с радостью ощутил, что его левая рука действует почти так же хорошо, как раньше. У кровати на стуле лежала одежда – ее, видно, сшили, пока он спал, и она пришлась ему как раз впору. Одеваясь, он глянул на себя в зеркало и с удивлением обнаружил, что очень исхудал: он опять напоминал того юного Фродо, которого некогда приютил Бильбо; но глаза, смотревшие на него из зеркала, были глазами зрелого хоббита.
