Эти красивые легенды появились на свет с легкой руки Вазари и Ридольфи, которые порой прибегали к вымыслу, не в силах сдержать чувства восхищения творениями Тициана. Вдохновившись этим сюжетом, лауреат Нобелевской премии поэт Джозуэ Кардуччи в одном из своих стихотворений восклицает:
Нагнувшись, император кисть поднял.Себя унизив, мастера возвысил![71]
За этими двумя легендами кроется определенный, но диаметрально противоположный смысл. В случае с золотым дукатом явно читается верноподданническое желание показать, что заказ императора сам по себе для любого творца уже великая честь, ибо ему дозволено писать портрет монарха. Но отчего же так низко ценится сама эта честь, если одновременно в грубую толпу пригоршнями бросаются сотни золотых дукатов?
Не исключено, что странная история с дукатом больно задела Тициана и он был обеспокоен мыслью, что весть об этом может повредить его репутации, если дойдет до Венеции, где недругов и завистников у него хоть отбавляй. Его успокоил Аретино, который неожиданно оказался в Болонье в окружении императора и даже успел совершить вместе с ним верховую утреннюю прогулку, во время которой позабавил Карла сплетнями о нравах некоторых европейских дворов. Что и говорить, неукротимой энергии литератора, его ловкости, умению всюду поспевать, втираться в доверие можно только дивиться! Но та утренняя прогулка принесла Аретино обещанный годовой пенсион в 200 золотых дукатов. Ему удалось заверить Тициана, что им одержана первая важная победа, за которой вскоре последуют и другие. Как показали дальнейшие события, Аретино оказался провидцем.
Куда сложнее обстоит дело в случае с поднятой кистью. Сама эта история является образным отражением одной из самых передовых идей того времени, согласно которой достоинство человека измеряется не принадлежностью его к тому или иному социальному сословию, а тем, что он делает и на что способен. Часто упоминается имя Леонардо да Винчи, который, будучи незаконнорожденным, благодаря своим великим деяниям пользовался воистину царскими почестями, и перед ним склонялись в поклоне короли и принцы. В истории с поднятой кистью образно выражена столь дорогая итальянским гуманистам тенденция ставить высокоодаренную творческую личность, будь то поэт или художник, выше любого аристократа и даже монарха.
Однако болонские дела на этом не закончились. Герцог Гонзага выглядел именинником, хотя и не добился столь вожделенного присоединения к своим владениям Миланского герцогства, от протектората над которым Франция была вынуждена отказаться. Зато ему выпала честь быть в эскорте сопровождения императора до Генуи, откуда тот благополучно отплыл в Испанию. А вот его дядя Альфонсо д'Эсте не удостоился такой чести, иначе бы он показал себя, устроив трескучий фейерверк при отплытии монаршего судна.
Что и говорить, Тициан был очень признателен герцогу Гонзага за все сделанное им в этой поездке, а потому не смог отказать ему в одной его странной просьбе. Оказывается, один из ближайших сподвижников императора дон Франсиско де Лос-Кобос-и-Молина (как же длинны испанские имена!), губернатор области Леон и обладатель прочих громких титулов, влюбился, как мальчишка, в юную Корнелию из свиты графини Пеполи, в чьем величественном болонском дворце испанец квартировал в дни коронации. Был он очень важной персоной, и, как поговаривали, ему прочили пост первого канцлера, поскольку нынешний канцлер на ладан дышит.
Выступая в непривлекательной для себя роли сводника, Федерико Гонзага был готов на все ради своих карьерных интересов. А посему Тициану надлежало разыскать эту девицу и написать ее портрет. О гонораре и всем остальном он не должен беспокоиться. Герцог выдал ему немалый задаток и предоставил в распоряжение удобный экипаж для вынужденных разъездов. Единственно, о чем попросил Тициан своего щедрого заказчика — немного повременить, пока он не закончит до наступления летнего зноя почти готовую большую картину для доминиканского братства.
Год для Тициана выдался хлопотным. Первым делом по возвращении домой он распорядился отправить детей на лето к родителям в сопровождении нянек, так как Чечилия не могла поехать вместе с ними. Новая беременность трудно ей давалась, и домашний врач не отходил от нее. Управившись с семейными заботами, Тициан теперь мог вплотную подойти к завершению большого алтарного образа. Огромная доска с почти написанной картиной была перенесена в собор Святых Иоанна и Павла, где оба брата с помощниками пропадали целые дни с восхода до заката, нанося последние мазки.
Наконец все было готово для торжественного освящения алтарной картины, которое состоялось 27 апреля 1530 года в присутствии дожа, знати и высшего духовенства. Весть о новой работе Тициана мигом разнеслась по Венеции и вызвала небывалый наплыв народа. Это был даже не успех, а подлинный триумф, затмивший на время все прежние творения Тициана. Картина произвела на дожа сильное впечатление. Когда же до него дошли слухи, что монахи-доминиканцы очень напуганы героическим пафосом картины и далеко не молитвенным отношением к ней прихожан, а потому намереваются продать ее куда-то за 18 тысяч дукатов, он тут же подписал специальный декрет. В нем новый алтарный образ кисти Тициана объявлялся национальным достоянием, и любого, кто посмеет на него покуситься или нанести повреждение, ждала смертная казнь.
Картину «Убиение святого Петра Мученика» можно по праву считать вершиной героико-драматического стиля Тициана, о чем, к сожалению, нам сегодня дано судить только по описаниям современников, некоторым копиям и гравюрам с нее. Этой своей работой, как никто другой, великий мастер показал себя истинным гражданином, которому дороги судьбы родной страны. В годы наполеоновской оккупации картина была конфискована и вывезена во Францию, где ради ее сохранности тамошние специалисты решили перенести изображение с деревянной поверхности на холст, что не могло не сказаться отрицательно на ее качестве. Поэтому после возвращения картины на родину вместе с другими похищенными шедеврами ее пришлось подвергнуть тщательной реставрации. Работа проводилась в примыкающей к собору часовне Del Rosario. Там временно была размещена реставрационная мастерская, где специалисты восстанавливали, кроме тициановской картины, возвращенное полотно Беллини. Обе работы погибли при пожаре 16 августа 1867 года. Вновь и вновь огонь преследует и безжалостно пожирает картины Тициана, словно задавшись безумной целью повергнуть в прах даже саму память о них. И как тут не вспомнить пророческие слова Булгакова о несгораемости творений гения!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
