Глаза пса округлились, будто он смутился, его снова вырвало. На этот раз дело не ограничилось лужицей. Спарки выворачивало наизнанку, рвало чем-то густым, но текучим, как будто у него внутри включили кран. Неудивительно, что глаза его выпучились. В теле пса наверняка уже не оставалось места, чтобы вместить эту жидкость, как будто все его внутренние органы превратились в липкую жижу и теперь извергались на пол, налипали псу на голову, на оставшиеся на коже клочки шерсти и на открытые глаза, полные безразличия к происходящему. Содержимое собачьего тела неторопливо вытекало и вытекало, но у Спарки это не вызывало ни тени беспокойства.
Теперь «сливки» приобрели розовый оттенок. Алан подумал, что это может быть кровь, но очень скоро розовый оттенок сменился бежевым, потом стал темнеть и превратился в темно-коричневый. Это была уже не жидкость, а что-то вроде сиропа, густого и вязкого; пес, облитый с ног до головы, начал дрожать, плавая в нем. Сироп становился таким плотным, что в него легко можно было воткнуть вертикально десертную ложку. Он был чистым, без всяких примесей, и твердым, как пластмасса.
Пес вздрогнул, будто пытаясь избавиться от последних капель своего содержимого. Это все? Хорошо.
– Спарки, – позвал Бобби.
– Нам следует набраться мужества, – сказал Алан.
– Ублюдки, – выругался Бобби.
– Ну-ну.
– Да, – повторила Алиса, – ублюдки.
Алан открыл рот. Он и сам не понимал зачем. Наверное, хотел что-то сказать, но что? Успокоить всех, или произнести своеобразную эпитафию над погибшим псом, что-нибудь проникновенное, соответствующее обстоятельствам? Семья смотрела на него с надеждой.
– Что собираетесь делать? – спросил он.
– Мстить, – ответил Бобби. – Мы обязательно отомстим. Мы отравим их собаку, и их самих тоже. Мы… мы подложим им в почтовый ящик дерьмо.
– Правильно, – сказал Алан, – правильно, а еще мы можем….
Алиса посмотрела на мужа. Вернее, уставилась на него.
– Что, Алан? – проговорила она мягко, но в этом и таилась главная опасность. – Ну, скажи нам, что мы можем сделать?
Он пытался придумать ответ. Алиса ждала. Дай же ей то, чего она ждет. Она плюнула от досады и выбежала из комнаты.
Алан с Бобби некоторое время стояли и смотрели на собаку. Даже теперь его шерсть продолжала вылезать, как будто каждая волосинка была крысой, покидающий тонущий корабль. Алан подумал, что ему следовало бы закрыть псу глаза, хотя бы ради Бобби. Но он не стал. Вместо этого он, обняв сына за плечи, сказал:
– Пошли отсюда, давай оставим беднягу Спарки в покое.
Они вышли из кухни, и Алан прикрыл за собой дверь.
Алиса поджидала их в гостиной.
– Вот, – сказала она, протянув Алану небольшой целлофановый пакет, похожий на те, что обычно использовала для упаковки его обедов и школьных завтраков для Бобби. Внутри лежало что-то похожее на три колбаски, маленьких и тонких, покрытых едва заметными бугорками. Три какашки. Три Алисиных какашки. И выглядели они элегантно – как маленькие изящные дамские какашки.
– Господи! – ахнул Алан.
А Бобби улыбнулся волчьей улыбкой, обнажив зубы.
– Вот это правильно! – сказал он и вышел из комнаты. Через минуту или две Бобби вернулся, по-прежнему улыбаясь во весь рот. Его собака сдохла, но все в порядке, потому что у них теперь есть план. Гордый, как охотник, как ребенок, который доказал себе, что он мужчина, он держал в ладони свой собственный вклад, – вот, посмотрите на плоды моих трудов, – и его какашка напоминала толстую и жирную сардельку из хот-дога. Алану сразу стало понятно, что Бобби уже не маленький мальчик.
– Вы хотите, чтобы я подбросил это в их почтовый ящик?
– Вовсе нет, – ответила Алиса. – Нужно сообщить им, почему мы так поступили. Нужно дать им понять, что мы знаем, – она подошла к письменному столу, нашла конверт, большой бумажный конверт, и написала на нем толстым фломастером: УБИЙЦЫ СОБАК.
Взяв из все еще вытянутой руки Алана пакет со своими копчеными колбасками, она положила его в конверт. Бобби сделал то же самое.
– Мы ждем, когда ты сделаешь свой вклад, – сказала Алиса.
– Разве здесь недостаточно?
– Нет, подарок от всей нашей семьи.
Алан пошел в туалет, прихватив с собой конверт. Он думал о жене и ребенке, томящихся в ожидании за дверью. Они слишком на него давят. Он не может сделать это по заказу. Алан тужился, он честно старался. Но ничего не вышло. Он открыл конверт, в поисках моральной поддержки заглянув внутрь, на первопроходцев, за которыми должны последовать его собственные какашки. Ничего не изменилось.
Он отшвырнул в сторону пустую миску.
– Получилось? – спросила Алиса, когда он вышел.
– Да, – соврал он.
И семья закивала с жестокой решимостью.
– Тогда, – сказал Бобби, – самое время начинать.
Когда он вышел на улицу, в соседском доме было тихо. Для рождественской музыки еще слишком рано, да и собака отдыхала от лая. Дом выглядел очень мирным, Алан почти поверил, что все это – просто шутка, на самом деле ничего не случилось, в доме по-прежнему живут Барбара и Эрик, и все хорошо.
Интересно, наблюдает ли за ним кто-то, пока он идет по дорожке? Наверняка они, его враги, и они, его семья, подглядывают из-за задернутых штор. Он пытался нести конверт как можно более непринужденно, словно не он был причиной его визита к соседям, словно после смерти собаки он просто решил его выгулять.
Когда Алан подошел к двери, солнце уже начинало заходить, и это было странно.
Он не хотел привлекать к себе внимания. Сейчас он просто опустит конверт, и дело сделано. Осторожно-осторожно он приподнял крышку почтового ящика. Встав на цыпочки, Алан заглянул внутрь, но ничего не увидел, там было темно. Просто кромешная тьма. И ему неожиданно пришло в голову, что ночь распространяется по округе именно из этого дома.
Алан почувствовал, что из щели повеяло сквозняком. Он поежился и оглянулся. Солнце почти село, пора довести дело до конца. Он поднес конверт к отверстию, чтобы проверить, пройдет ли он. Размер отверстия подходил идеально, и он начал опускать конверт в ящик.
Вдруг Алан почувствовал, что кто-то тянет конверт с другой стороны.
Сначала он подумал, что тот за что-то зацепился, и собрался опустить его под другим углом, но конверт точно кто-то держал. За дверью его ждали и затягивали в дом.
Алан инстинктивно отшатнулся, не понимая почему. Ведь он же сам хотел принести сюда конверт, разве не так? Но, услышав внутри дома чье-то сердитое рычание, он понял: нельзя допустить, чтобы конверт попал внутрь. Ни малейшей частицы его жены и сына, будь то даже дерьмо, не должна попасть туда. И он с новой силой начал тянуть конверт назад. Тот, кто рычал за дверью, был потрясен сопротивлением, раздосадован даже заскрежетал зубами. Алан был уверен в этом. Пытаясь схватиться за конверт поудобнее, Алан поставил одну ногу на дверной коврик и посмотрел вниз. Это было ошибкой. На коврике не осталось никаких надписей. Там вообще ничего не было, только что-то темное, мягкое и скользкое. Алан не удержался и, отпустив конверт, упал назад.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
