разврате и преследовались.
В революционной России, в 1920-е гг., существовало движение, общество «Долой стыд!», члены которого также «гуляли по Москве нагишом, иногда только с лентой “Долой стыд!” через плечо» (см., например: Шаламов В. Двадцатые годы. Заметки студента МГУ // Юность. 1987. № 12. С. 36).
128
Возможно, имеется в виду романтическая опера-сказка В.А. Моцарта «Волшебная флейта» (1791) с её героями Папагено и Папагена.
129
Ср.: «4. Мы объявляем, что великолепие мира обогатилось новой красотой: красотой скорости. Беговой автомобиль с его кузовом, украшенным большими трубами, напоминающими змей, со взрыв чатым дыханием… ревущий автомобиль, который точно мчится против картечи, прекраснее Победы Самофракии. 5. Мы желаем воспеть человека, держащего маховое колесо, идеальный стержень которого проходит сквозь землю, пущенную по своей орбите» – Маринетти. Первый манифест футуризма (напечатан в «Фигаро», 20 февраля 1909) / Пер. М. Энгельгардта // Футуризм – радикальная революция. Италия – Россия. К 100-летию художественного движения. Каталог выставки ГМИИ им. А.С. Пушкина. М.: Красная площадь, 2008. Этот же манифест опубликован в издании: Манифесты итальянского футуризма / Пер. В. Шершеневича. М., 1914. С. 5–10.
В своих заметках к лекциям Лифшиц указывает страницу 42 Манифестов – по всей видимости, вот этого издания: Манифесты итальянского футуризма. М., 1914, – на которой читаем:
«Посредством интуиции мы разобьём враждебность, вероятно, невосстановимую[,] отделяющую нашу плоть от металла моторов. После царствования животного – вот начинается царствование механики. Познанием и дружбой с материей (учёные могут знать только её физико-химические реакции) мы готовим создание механического человека с заменимыми частями. Мы освободим его от идеи смерти (следовательно, от самой смерти), этого высшего определения логического разума. Ф.Т. Маринетти. Милан, 11 мая 1912».
Ср.: «Кончилось господство человека. Наступает век техники! Но что могут учёные, кроме физических формул и химических реакций? А мы сначала познакомимся с техникой, потом подружимся с ней и подготовим появление механического человека в комплекте с запчастями» (Маринетти Ф. Технический манифест футуристической литературы (1912) // Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. М.: Прогресс, 1986. С. 168).
130
См.: Алигер М. Лучшие стихи Николая Панова // Литературная газета. 1940. № 43 (894). 11 августа. С. 3. Н. Панов начал печататься как поэт в 1918 г. под псевдонимом Дир Туманный, в 1920–1922 гг. был организатором группы поэтов-презантистов (от présent (франц.), настоящее), затем входил в Литературный центр конструктивистов.
131
Турксиб – Туркестано-Сибирская железная дорога, часть Алма-Атинской ж. д., соединяла в СССР республики Средней Азии с районами Сибири, одна из крупных всенародных строек первой пятилетки (1929–1932), завершена в 1930 г. Открытие Турксиба, состоявшееся в мае 1930 г., описано в очерках И. Ильфа и Е. Петрова и в их романе «Золотой телёнок» (1931). Подобные приводимым строки («Тук-тук, шип-шип. Турк-Турк, сиб-сиб») повторяются несколько раз, как рефрен-припев, в стихотворении «знаменосца советского формализма» (М. Гаспаров, 2006) С. Кирсанова «Песня Турксиба» («Верблюд, на землю тихо ляг!», 1930), воспевающем Турксиб. См.: Кирсанов С. Песня Турксиба (17 апреля 1930 г.) // Известия. 1930. № 120. 1 мая; То же // Кирсанов С. Актив. М., 1933; То же // Кирсанов С. Из книг. Отв. редактор Э. Багрицкий. М.: Советская литература, 1934. С. 162–167. (Любопытно, что в этом сборнике следом за «Песней Турксиба» идёт «Товарищ Маркс. Вступление к поэме», завершающее книгу.)
Стихотворение было положено на музыку (см.: Споём песню Турксиба / Слова С. Кирсанова. Муз. М. Лазарева // Вожак. 1930. № 11/12. С. 18), и по нему был даже поставлен девятиминутный фильм: «Турксиб», СССР, Совкино (Москва), 1931, ч/б, этюд, режиссёр И. Трауберг, автор сценария С. Кирсанов, оператор С. Гусев. (Запечатлённое на плёнку выступление артиста А. Шварца, читающего стихотворение С. Кирсанова, иллюстрировалось вмонтированными в фильм кадрами из документальной ленты режиссёра В. Турина «Турксиб».) Фильм не сохранился.
132
Театр Мейерхольда (театр им. Вс. Мейерхольда, ГОСТИМ) был закрыт постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 7 января 1938 г. с такими формулировками о нём: «…окончательно скатился на чуждые советскому искусству позиции и стал чужим для советского зрителя… не мог освободиться от буржуазных, формалистических позиций… в угоду левацкому трюкачеству и формалистическим вывертам, даже классические произведения русской драматургии давались в театре в искажённом, антихудожественном виде… ликвидировать, как чуждый советскому искусству…». Опубликовано в изложении: Правда. 1938. 8 января; Театр. 1938. № 1. С. 5. Ещё до этого решения в «Правде» 17 декабря 1937 г. была напечатана статья председателя Комитета по делам искусств при Совнаркоме СССР П.М. Керженцева «Чужой театр». См.: Власть и художественная интеллигенция. Раздел V. Документ № 1. С. 385–386. Мейерхольд был арестован 20 июня 1939 г., расстрелян 2 февраля 1940 г., реабилитирован в 1955 г. Отзывы Лифшица о нём см.: Искусство и современный мир. С. 14–15; Почему я не модернист? (по Указателю имён).
133
Ср.: «Кирсанов выступал на каждом литературном вечере, даже если его и не приглашали. Публике нравилась его неисчерпаемая энергия, а главное – великолепное чтение. Читал он настолько здорово, что чуть не всякое прочтённое им стихотворение казалось замечательным – до тех пор, пока не удавалось прочесть его, взять в руки. Тогда впечатление менялось… <…> Эстрадную популярность в Москве Кирсанов завоевал себе быстро» (Шаламов В. Двадцатые годы. Заметки студента МГУ // Юность. 1987. № 12. С. 31).
134
См., например: Мирский Д. Проблема Пушкина // Александр Пушкин. Литературное наследство. Т. 16–18. М.: Журнально-газетное объединение, 1934. С. 91–112: Пушкин «подличал перед временно побеждающей реакцией» (с. 97); «У Пушкина лакейство проникает <…> в самую сердцевину его творчества <…> он одно время видит в Николае носителя исторического прогресса и самый бунт его против собственного лакейства окрашивается в фантастические цвета “шестисотлетнего дворянства”» (с. 101); «Ко времени восьмой главы такая Татьяна становится не нужна Пушкину, и судьба её характера теперь определяется потребностями того приспособления к николаевской знати, которая была для Пушкина очередной задачей. Татьяна восьмой главы, с одной стороны, – апофеоз великосветской дамы – высшего выражения той знати, к которой Пушкин должен был приспособиться, с другой – моральный образец верной жены для Натальи Николаевны, которая, будучи “отдана” Пушкину, так же хладнокровно относилась к нему, как Татьяна к своему генералу, но будущее супружеское поведение которой было существенным элементом в приспособлении Пушкина к “высшему кругу”. Надежды Пушкина на неё как на средство такого приспособления и были сублимированы в высоком лиризме восьмой главы» (с. 106).
Статья Мирского подверглась тогда же критике, он пробовал объясниться (Мирский Д. Моим критикам // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Вып. 1. М.—Л., 1936. С. 262–264), но из этого, по словам Лифшица (Литературный критик. 1936. № 12. С. 239), «ничего, кроме конфуза», не получилось. Неприличие ответа Д. Мирского было отмечено также в «Правде»: «…Оказывается, “для себя” критик Мирский очень высоко ценит лирику Пушкина. Но он рассматривает “новые поколения советских читателей” как молодых дикарей… Мирский поставил не рекорд любви к Пушкину, а рекорд наглости и несовместимого с советскими нравами цинизма…» (см.: Заславский Д. Рекорд критика Мирского // Правда. 1936. № 237. 28 августа. С. 4).
См. далее: Мирский Д. Письмо
