Златострелый негромко заржал, ноздри его задрожали. Потом он осторожно вытянул шею и принюхался. Приблизился к протянутой руке, на которой лежало яблоко, сладкое и сочное. Осторожно подхватил угощение, вздохнул и зачавкал.
Мужчина со слезами на глазах потрепал его по холке, погладил лоб.
— С возвращением домой, мальчик мой, — произнес он дрожащим голосом. — Как я хотел тебя увидеть… Но что же у тебя за ноша?… — Он мягко коснулся черноволосой головы Горена, опущенной на шею лошади.
Мужчина откашлялся и повернулся к путникам:
— Добро пожаловать. Я Дармос Железнорукий, повелитель Шейкура. Давно мы не принимали у себя гостей, которые не являются драконокровными. Ур сообщил мне о вашем прибытии, но, к сожалению, только сегодня в полдень, незадолго до того, как мы увидели вас воочию. Если бы я знал раньше, я бы выслал вам подмогу. Еще Ур рассказал, что нужно делать, так что мы все подготовили. Мы в курсе, что время не терпит. Юные дамы, позвольте вам помочь спуститься на землю.
Он протянул руки, и Звездный Блеск, которая держалась в седле из последних сил, расслабила судорожно сжатые руки, которыми она обнимала Горена, и мешком свалилась вниз. Подбежал третий стражник и принял из рук Дармоса ослабевшую эльфийку.
— Пожалуйста, следуйте за этим мужчиной. Вас снабдят всем необходимым. О Златострелом и… — на глазах у него заблестели слезы, и он отвернулся к лошади, — и о своем внуке я позабочусь сам.
Дармос Железнорукий повел Златострелого так называемой короткой дорогой: по тайной тропинке, ведущей к самой высокой точке, далеко в горы. Тропинка была крутой, путь предстоял трудный и длинный, Златострелому приходилось то и дело преодолевать высокие ступени. Но даже сейчас он старался не потревожить Горена, которого нес на спине.
Чем дальше они шли, тем больше покрывался потом повелитель Шейкура; этой дорогой он уже давно не ходил. Тропинку освещал один крохотный луч света, ровно настолько, чтобы лошадь не нервничала. Свалиться вниз или заблудиться здесь никто не боялся; Златострелый едва протискивался между камней, а разветвлений на их пути не встречалось.
Наконец они добрались до огромной комнаты с высоким потолком, правда, оценить ее размеры не представлялось возможным, потому что единственное окно освещало лишь небольшую ее часть. Ветер, словно соскучившись по Горену, легонько трепал его волосы.
Дармос без труда снял Горена с лошади и понес к кровати у окна. Златострелый повел ноздрями и отправился, постукивая копытами, назад, туда, откуда доносился аромат сладких яблок и призывное ржание кобыл.
Дармос осторожно опустил Горена на постель и погладил его пылающее от жара лицо. Тот открыл глаза, но они смотрели в пустоту.
— Какой он красивый, — прошептал срывающимся голосом Дармос, — как похож на мать… а эти глаза… такого цвета я больше ни у кого не встречал…
— Нам следует поторопиться, старый друг, — раздался глухой голос, принадлежащий явно не человеку. — Я чувствую, как останавливается его сердце.
— Мы справимся? — тихо спросил дед Горена. Из темноты донесся вздох.
— Дармос, я знаю, в каком положении мы находимся. Я обязан спасти душу Малакея. Но точно так же я обязан защищать жизнь Горена. Моя клятва одинаково касается как Малакея, так и его потомков. Следовательно, я не имею права позволить Малакею вернуться, убив тем самым Горена. Иначе я нарушу клятву, и жизнь моя потеряет смысл. Старый алхимик угодил в собственную ловушку. У него бы все получилось лишь в том случае, если бы Горен добровольно принес себя в жертву, но мальчик ясно дал понять, что не согласен. Так что я сделаю то, что представляется единственно возможным.
— Надеюсь только, что у тебя выйдет, ведь Малакей обязательно захочет тебе помешать, — выразил свои опасения Дармос.
— Тогда ему придется освободить меня от клятвы, а это одновременно подразумевает, что я больше не обязан охранять его душу. Он находится в крайне неприятном положении, о чем раньше он как-то не задумывался. А все потому, что чужая жизнь не представляет для него никакого интереса. Он видел исключительно личную выгоду в том, чтобы распространить мою клятву еще и на свое потомство, потому что не рассчитывал на проклятие богов.
Дармос кивнул:
— Мы, шейканы, всегда рассматривали своего пращура как проклятие, и я не хочу, чтобы мой внук отдал свою жизнь за Малакея. Пращуру придется поискать добровольца, потому что я не допущу, чтобы он уничтожил Горена, хотя бы в память о своей дочери. Я должен уважать ее решение, к сожалению, случилось это слишком поздно…
Внезапно глаза юноши стали серыми, пылающими ненавистью, и он заорал:
— Ты осмелился выступить против меня и за моей спиной вступил в сговор с драконом, перетянув его на свою сторону? Ты забыл, кто сотворил все, что тебя окружает? Ты моя собственность и обязан мне подчиняться.
Дармос в ужасе отшатнулся.
— Нет, — раздался спокойный голос Ура. — Это не входит в наше соглашение, Малакей.
Из темноты показалась огромная покрытая чешуей нога, и коготь опустился Горену на грудь:
— Вспомни, мой кровный брат. Моя жизнь за твою кровь до тех пор, пока она существует. Ты обязал меня защищать твою жизнь и жизнь твоих потомков. Я вынужден это сделать. Выбора у меня нет.
Рот Горена закрылся, взгляд снова стал неподвижным. Дармос дрожащими руками провел по своим седым волосам.
— Скорее бы пришла Марела, пора начинать.
* * *
Широкая дорога имела вид спирали и вела в глубь горы. Факелы давали достаточно света, воздух, хотя и застоявшийся, был прохладным, так что дышалось легко.
— Эта крепость действительно неприступна, — не в первый раз заметил Бульдр.
Путь казался бесконечным. Тут и там встречались ответвления, уводившие в темноту.
Наконец они добрались до ровной площадки и оказались в конюшне. Стражник всю дорогу нес Звездный Блеск и даже не запыхался.
— Здесь оставьте лошадей, а дальше идите пешком. Тут несколько ступеней. Сможете?
Менор с легкой завистью покосился на Звездный Блеск, но, как и все, кивнул головой.
Ступеней оказалось очень много. На сотой Менор бросил их считать и покорился судьбе.
Но все лестницы когда-нибудь заканчиваются.
— Ванна уже готова. Потом вам покажут ваши комнаты, где вы найдете и новую одежду. Поесть тоже можете у себя. А сейчас позвольте пожелать вам спокойной ночи. Господин примет вас завтра. Здесь вам нечего бояться.
Друзья переглянулись.
«Если это сон, — довольно вздохнул Менор, — то лучше бы не просыпаться подольше».
Одна только Вейлин чувствовала себя неуютно в этих мощных мрачных стенах. Но она смолчала, потому что с ситуацией ее примирили мысли о ванне и нормальной пище.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
