улыбалась.
— Где мне найти вас? — Кай так боялся, что мастер Йозеф снова исчезнет на долгое время, что схватил его за рукав. — Я хотел снова…
— Там же где и раньше.
— Но…
— Время никогда не течёт вспять. Только вперёд. И как ты уже знаешь, у него много путей. Ты просто промахнулся.
— А этот… профессор Савонарола… он и есть тот, Посвящённый? — впервые за всё время вступила в разговор История.
— Верно. Один из ваших будущих наставников, а что?
— Э-э-э…
— Да, слегка жестковат. Но дело своё знает, — старик запихнул свой молоточек за пояс, извлёк из кармана замусоленный носовой платок и повозил им по стёклам своих окуляров. — Непросто заработать авторитет среди лучших, а в нашем деле выживают только лучшие… Гардарининские Стражи многим ему обязаны. Хотя… Соломея тоже умница.
— Но как такому психу вообще можно доверять? — История не сводила с него глаз. Карна в этот момент уже почти оправилась от шока и поднялась на ноги. К ней возвращался её обычный отстранённый холодный вид.
— Можешь мне поверить — доверять нельзя никому. А психи они тут все, — серьёзно сообщил ей мастер Йозеф.
После этих слов он махнул им рукой на прощание и тут же скрылся за потайной дверью. На мгновение Каю почудилось, что в воздухе мелькнул медный кончик пушистого хвоста, но уже в следующий миг открылся центральный вход в кабинет, и на пороге возник Юрий Людвигович, который, как и Карна, видимо тоже пришёл в себя, а посему выглядел властно и уверенно.
С каменным выражением лица он прошёл мимо них к столу и снова занял свой трон. Они сделали несколько шагов в сторону выхода. Он молчал, провожая их тяжёлым взглядом. Они остановились, не совсем понимая, что им делать дальше. Формально профессор Савонарола завершил собеседование и объявил им о приёме в Фотоники. В то же время вежливость подсказывала им, что всё-таки проректор должен их отпустить.
Но он молчал, сложив руки перед собой и мрачно глядя на них.
Неловкое молчание разрушила Карна.
— Я, кажется, обязана вам спасением. Может, я всё-таки расскажу вам о себе? — она развернулась и подсела к проректору на самый ближний стул.
— Випераберус… Я уже знаю о вас достаточно, — в голосе Юрия Людвиговича уже не было дрожи, в нём слышались только нотки сарказма. Кай подумал, что тот злился на себя и на них за то, что дал слабину под напором профессора Савонаролы.
Карна улыбнулась ему своей самой тёплой улыбкой.
— Тогда мы можем идти?
Проректор сердито кивнул.
— Нехорошо получилось, — Карна продолжала лучисто улыбаться ему.
Проректор помедлил несколько секунд, со стороны можно было подумать, что он борется с собой.
— Бывает и хуже, — наконец ответил проректор, вынимая из-под разбросанной стопки папок рекламный проспект с яхтой. — Но есть вещи, которые не объясняются ни диалектикой, ни материализмом. Их нужно просто принять… Идите, Карна Випераберус, идите. И попросите следующего… вашего… фотоника.
День Знаний
Совсем скоро после так называемого собеседования каждый из друзей получил письмо из университета — написанное, как и первое багровыми чернилами на плотной серой бумаге. Уже без волнения, даже с улыбкой, прочитали друзья о том, что всем им надлежало прибыть первого сентября к началу занятий в университет. Как привет от старого знакомого нашли они под уведомлением подпись проректора по развитию и связям, Ю.Л. Небесного.
Письма не содержали ни списка учебников, ни рекомендаций о подготовке к занятиям, потому оставшиеся летние недели были проведены в Белозоревке. Для Кая эти каникулы стали прекраснейшим временем, потому что он перестал бояться.
Изматывающее, мучительное ожидание первых месяцев подготовило его к любому развитию событий. Всё это время они с дедом Егором и друзьями нащупывали ниточки, которые помогли бы хоть слегка приоткрыть завесу тайны, перед которой он чувствовал себя и бессильным, и безоружным. За эти месяцы многое ими было передумано и обсуждено, они перечитали километры книжных строк, цепляясь за прозрачнейшие намёки, подкинутые им снами, видениями, обрывками сведений от Каргера.
Они даже что-то поняли…
От первоначального страха Кай перешёл к состоянию ярости, а ярость следом сменилась терпеливым ожиданием. В какой-то момент он понял — тайное знание, свалившееся на его голову с подачи Велеса, для большей части человечества всё ещё остаётся выдумкой и сказкой. За тысячелетия мировой истории из этого знания в открытый доступ человеческих знаний не просочилось практически ничего. Они не нашли даже каких-либо упоминаний о существовании ордена, к которому принадлежал Каргер, не встретили ни одного хотя бы беллетристического описания прохождения Пути, открытого волею Велеса. Никакие хроники прямо или косвенно не отвечали на поставленные перед Каем вопросы.
НИЧЕГО.
Кай не то чтобы перерос свой ужас и шок от той единственной встречи с Велесом, просто со временем он перестал относить его к худшему из зол. Возможно, его ободряло отношение к нему Карны. О скрытой стороне Мира она знала больше их всех, и Кай был уверен, что знай она что-то такое, от чего зависела бы его жизнь, она бы ему непременно сообщила. Иными словами — Карна и Велес были рядом, последний не бог весть какой ангел-хранитель, но с ним был заключён договор, а значит в нынешнем статусе он не был им врагом.
Опять же, слова Карны о том, что Эта Сторона не может и не станет убивать Светом, наводила на мысли о набирающей силы Той Стороне… Увы, Кай до сих пор имел лишь смутное представление о сторонах. Ясно было одно — светоходец Каргер был на этой стороне, значит противостоял той стороне. И, судя по всему, эта граница проходила где-то на водоразделе евангельских понятий о свете и тьме, добре и зле, святости и грехе. Глубже вникать Кай не хотел, поскольку на дыбы вставали внутренние залежи материалистической теории. А спора с самим собой Каю сейчас только и не хватало.
В конце концов на Путь он был поставлен не по своей воле, и исполняется этот Путь пока что тоже не по его хотению. Под подушкой у него лежит Орден Золотой Лестницы. Что двигало Велесом, Кай понять не мог, но последнее, что сделал Каргер в своей жизни, это вложил ему в руку этот орден. Этот его не то дар, не то бремя ведёт к Академии этой самой Золотой Лестницы, значит курс верный.
* * *
Открыв глаза в шесть утра первого сентября, Кай был внутренне подготовлен к множественным поворотам событий.
Почёсываясь и лохматя волосы, он заглянул к деду в комнату и застал его
