нерв прямо в мозг. Правда, это ничего не меняло, испытание надо было завершить, и желательно, с благоприятным исходом.
Зрители приближались к сцене. Выглядело это так, словно мы блюдо, которое придвигают к потенциальным едокам. Чем ближе становились лица зрителей, тем отчетливее можно было разглядеть неприятный хищный блеск в их глазах. Мне они напомнили потусторонних существ в теле человека, переживших смерть и наполненных адским разумом, от которого веяло ледяным страхом и неуемным желанием сеять зло.
Такого зрителя я бы не пожелал никому, даже Киркорову. Меня заклинило на этом исполнителе. Я даже не заметил, как мои уста произнесли:
— А я и не знааал, что любовь может быть жестокоооой, а сердце таким одиноким…
Не поверите, но и это не заставило зрителей придти в восторг. Неодобрительный возглас раздался из всех глоток одновременно, как по команде, что еще больше убедило меня в режиссерском замысле испытания. Только я не знал, какие концовки были задуманы в этом спектакле. Возможно, смерть героев тоже была предусмотрена. Зрители, похожие на адские копии людей, принуждали меня и моих друзей серьезно отнестись к выполнению задания.
— Что им надо? — Глеб начинал впадать в истерику. — Что? Чехова? Вий, ты знаешь что-нибудь из классиков? Во, ты наверное Гоголя знаешь, расскажи им что-нибудь про Вия.
— Не знаю я ничего из классиков, и про Вия не знаю.
— Ну как же не знаешь? Там этот, семинарист или кто там он был, панночку отпевал в церкви. Смотри, как ситуация похожа. Мы в кругу находимся, а они лезут к нам, как черти. Потом придет настоящий Вий и скажет, поднимите мне веки. Помнишь? — Вдруг лицо Глеба исказил ужас страшного озарения.
— Что? — Спросил я у него.
— Ты и есть тот Вий. Эрла — мертвая панночка. Вы нас заманили сюда. — Его глаза сделались в два раза больше обычного. — Поэтому ты такой страшный.
— Иди в жопу, Глеб. — Зло ответил я ему. — Она у тебя безразмерная.
Вместо того, чтобы оскорбиться, он успокоился. Видимо, понял, что ошибся.
— Я больше по кино. Что там из классики? — Я настойчиво потер неровности черепка, чтобы стимулировать мысль. — Меня все время спрашивают, знаю ли я Тайлера Дердена! Три минуты, вот он момент истины, не хочешь сказать пару слов?
Это были первые фразы из фильма «Бойцовский клуб», которые каленым железом отпечатались у меня в мозгу. Но на зрителей они не произвели того впечатления, которого я ждал. Ни моя экспрессия, ни чувства, с которыми они были у меня связаны, на них не подействовали. Протяжное могильное «ууууу» становилось все ближе.
— Чего вам надо! — Чуть ли ни фальцетом выкрикнул в сторону зрителей Глеб. — Быть или не быть! Вот в чем вопрос! — Прокричал он известные строки из нетленного Шекспира. — Что благородней духом, покоряться пращам и стрелам яростной судьбы, иль ополчась на море смут, сразить их противоборством? Умереть, уснуть.
Глеб картинно пал на колени, приложив в скорбном жесте кулак ко лбу. Я не смог остаться равнодушным к такой сильно сыгранной цитате классика и несколько раз благодарно ударил в ладоши. Зал замер, прекратив свое недовольное мычание. Даже Борис вышел из анабиоза и вяло хлопнул в ладоши.
— Это работает! — Довольный Глеб вскочил на ноги и стал суетиться, вспоминая еще что-нибудь в этом духе. — Ничего не могу вспомнить, ничего. Вий, давай же, вспоминай!
— Это вообще не моя тема. Я не знаю ничего такого. — Теперь мне пришлось горько сожалеть о том, что я зря протирал штаны на уроках литературы. — У Лукоморья дуб зеленый! — Выкрикнул я громко, и как мне показалось, с правильной интонацией.
Зал мое выступление не впечатлило. Прожектора выхватили лица в десятке метров от нас. Это были не люди, а какие-то мерзкие копии, от взгляда которых начинали шевелиться волосы на затылке. Они подозрительно синхронно двигались, чем вызывали дополнительный гипнотический эффект, вводящий в ступор.
— Бориска, блин! — Глеб засадил ему пинка под зад, желая привлечь «застывшего» друга к испытанию.
Плохо отремонтированные очки слетели с носа Бориса. Он как будто не заметил этого. Медленно-медленно повращал головой по сторонам и снова застыл.
— Вий, кажется, мы его потеряли. Надо отступать вглубь сцены. — Решил Глеб.
— Либо вместе отступаем, либо вместе остаемся. — Ответил я ему.
— А толку-то? Ты все равно ничерта не знаешь! — Вспылил Глеб. — Оставайся, а я отступлю.
— Трус! — Крикнул я ему.
— А ты… ты бестолочь! — Глеб уже был близок к состоянию аффекта и не выбирал выражения.
Меня захлестнула злость. Захотелось припечатать ему в розовую щеку, чтобы он слетел с копыт. Я рывком приблизился к Глебу и замахнулся. Тот в испуге сжался и прикрылся руками. Удивительно, но наша ситуация каким-то образом была хорошо воспринята публикой. «Уууууу» затихло, зрители замерли в ожидании продолжения действия.
— Они хотят, чтобы мы дрались между собой. — Догадался Глеб. — Это же нечестно. У нас Борисом нет шансов пройти это испытание.
— Спасибо, но это вряд ли так. Кому интересен заранее известный победитель. Давай изобразим драку. Может быть им нужна постановка, а не драка.
— Давай. — С радостью согласился Глеб. — Только ты это, дозируй удары и не бей по лицу.
— Хорошо.
Я начал мутызгать Глеба, нанося слабые удары в его податливую плоть. Тот вяло отмахивался. Нас раскусили. Публике не понравилось такое постановочное шоу. Она жаждала чего-то более правдоподобного.
— Прям, как в жизни, не угодишь этим зрителям. — Глеб сплюнул на пол. — Чего вам надо, уроды? — Выкрикнул он.
И зря. Недовольные возгласы усилились, а первая линия зрителей сделала рывок вперед и оказалась рядом с Борисом. Так как наш друг никак на это не отреагировал, мне пришлось взять его под мышки и оттащить подальше от них.
— Давай, приходи уже в себя, мы с Глебом не справляемся. — Попросил я его, чуть ли не плача.
Борис бросил на меня бесцветный взгляд, за которым не было никакой работы мысли. Встряхнулся и поднял руки вверх. Щелкнул пальцами и отбил ногами какой-то короткий ритм.
— Это что такое такое? Кармен? — Презрительно произнес Глеб.
Борис, неожиданно для нас, принялся исполнять какой-то испанский танец, больше похожий на его женскую партию. Ему только не хватало черной юбки с розами и большой яркой розы в волосах. Он щелкал пальцами и довольно ритмично притаптывал. Зрители замерли и замолкли. Сами не заметив как, мы с Глебом стали хлопать в ладоши, поддерживая ритм танцующего друга.
Так продолжалось несколько минут, пока Борис не выдохся топать, а пальцы не устали щелкать. Он устало оперся руками о колени.
— Они хотят, чтобы мы их развлекали танцами. — Уверенно
