– А что еще люди говорят о моем муже, кроме того, что он заботится только о себе? – с некоторым вызовом спросила Матильда. Она была немного обижена.
Женщина пожала плечами. Взяла железную кочергу и помешала угли.
– Что он нормандец и один из соратников нового короля. Он как кот, и старики говорят, что, хотя он и мягко ступает, это не значит, что при нем все будет так же, как при старом хозяине.
Матильда подумала, что они, возможно, правы, хотя ее и покоробило, когда женщина назвала Симона «нормандцем». Она стряхнула крошки печенья с рук.
– Мой отец любил Симона де Санли как сына, – сказала она. – Он отдал ему свой собственный плащ перед смертью, и это знак его права на эти владения, которые он вернул мне. Господин Симон сделает этот город богатым и процветающим. Стены защитят нас всех. Приедут еще люди, появится больше торговцев.
Женщина улыбнулась и отставила кочергу.
– Конечно, миледи, – согласилась она. – Я уверена, что все так и будет. Господь милостив, он позаботится о том, чтобы вы всегда смотрели на него так, как сейчас.
Она ее предупреждала? Матильда прищурилась, но женщина опустила глаза и не встречалась с ней взглядом.
Неожиданно остальные женщины принялись усердно кланяться. Матильда оглянулась и увидела удивленно взирающего на нее Симона – руки и одежда грязные, на щеке пыльный след.
– Ну? – спросила она, протягивая ему руку, чтобы он провел ее между постройками. – Есть что сообщить королю?
Он выглядел довольным.
– Скоро этот город сравняется по размерам с Йорком, что хорошо, ведь Йорк – город твоих предков, верно?
– Мой дедушка Сивард там похоронен, – сказала Матильда. – Твой плащ сначала принадлежал ему.
– Ладно, тогда я положу еще один Йорк к твоим ногам. – Он искоса взглянул на нее. – Чему это ты так улыбаешься?
Матильда осторожно пробиралась по стройке, стараясь не поскользнуться и придерживая юбки, чтобы не запачкать их в грязи.
– Потому что я никогда не была в Йорке и не знаю, как он будет выглядеть у моих ног.
Симон изумленно округлил глаза.
– Никогда?
Она покачала головой.
– Да, я никогда не видела города больше Хантинглна и Нортгемптона. В детстве, когда мать ездила в Beстминстер, она оставляла нас с нянькой. Это весь наш мир. – Она произнесла это так, как будто оправдывалась. Она знала, какую страсть он питает к перемене мест. Единственное время, когда он находится в покое, это сразу после занятия любовью. Он даже во сне двигался и часто собирал нa себя все одеяло. Матильде же вполне хватало покоя ее сада, хотя она с удовольствием занималась и другими, более важными делами. – Ты всюду следовал за королем, – пробормотала она. – Привык к большим городам и великолепным зданиям. Хоть я и дочь феодального сеньора, жизнь моя была более простой.
– Пусть так, – кивнул Симон, – но я с удовольствием покажу тебе другие места.
– И я буду рада их видеть. – Ее одновременно взволновала и обрадовала такая возможность.
Он улыбнулся.
– Отлично. Значит, ты с радостью поедешь со мной на Рождество в Вестминстер.
– Ко двору! – ахнула Матильда.
– Почему бы и нет? Да, король холост и окружил себя холостяками, но на рождественском пиру многие будут с женами и дочерьми. Ведь ты же родственница короля в третьем колене. Так что тебе самое место при дворе… И Джудит тоже. – Он сжал ее руку. – Пора тебе хоть немного посмотреть на мир.
– Ну? – спросил Симон. – Как тебе в Вестминстере?
Матильда глазела вовсю, но все равно не могла всего увидеть. Они приехали затемно. Морозная ночь опустилась на город, покрыв дома серебристым инеем. Холодная погода держалась уже несколько дней. Воздух обжигал легкие при вдохе.
– Большой, – беспомощно выдохнула она, разглядывая различные строения и церковь. Здесь, в соборе, который он строил всю жизнь, похоронен король Эдуард. Здесь также находились его королевские покои, которые теперь занимал король Руфус. Кругом горели факелы, освещая гостям дорогу к королевской резиденции. Симон усмехнулся.
– И все?
Она толкнула его локтем в бок.
– Здесь есть сад? – мило спросила она.
– Я… гм…
– Не знаешь, – в свою очередь усмехнулась она, наказывая его за самодовольство.
Симона спасло от необходимости отвечать появление грумов, которые занялись их лошадями, и слуги, показавшего им, где поставить палатку.
Пока люди Симона возились с холстом, веревками и колышками, из одной из уже установленных палаток вышел светловолосый рыцарь. Он хлопнул Симона по плечу и улыбнулся во весь рот.
– Ну, как тебе, милорд, нравится английское графство?
– Даже очень, – ответил Симон и, пропуская вперед Матильду, представил ее Ранульфу де Тосни. – Товарищ по оружию и выпивке, – добавил он.
– Миледи. – Рыцарь поклонился ей, и Матильда заметила восхищение и смешинку в его глазах. – Симон всегда умудряется приземлиться на обе ноги. Я слышал, что он женился, но не подозревал, что жена у него такая красотка.
Матильда покраснела. До замужества ей редко приходилось слышать комплименты, а если и случалось, то мать всегда хмурилась и говорила, что тщеславие не следует поощрять. Она все еще не привыкла к похвалам и открытому восхищению в глазах мужчин. Ее растущее осознание своей женской власти могло сравниться только со страхом, что чересчур быстро и слишком высоко она забралась.
– А он не говорил мне, что у него такие галантные друзья, – парировала она, найдя слова, подсказанные ей обретенной уверенностью в себе.
Де Тосни рассмеялся.
– Может бытк, он боится соперников, – предположил он. Затем он взглянул на Джудит, которая скромно стояла рядом с Матильдой.
– Это моя младшая сестра, Джудит, – представила ее Матильда.
Джудит присела, а де Тосни поклонился.
– Ты и про сестру своей жены мне не говорил, – упрекнул он Симона.
– Хороший пастух всегда настороже, когда вокруг шныряют волки. – Симон улыбался, но в голосе звучало предупреждение.
– Оскорбить меня хочешь?
– Здравый смысл! Я еще помню наши дни и ночи при дворе. Или вернее будет сказать, твои дни и ночи?
Ранульф фыркнул.
– Выходит, своих ты теперь не помнишь, оказавшись по другую сторону забора? – Он подмигнул Матильде и Джудит. – Я мог бы вам много чего порассказать…
Симон откашлялся.
– Россказни, они и есть россказни. – Но Матильда с изумлением увидела, что он покраснел. Вспомнив свою супружескую кровать и его постоянное стремление к новшествам, она не сомневалась, что дыма без огня не бывает.
– Россказни – язык двора, – напомнил де Тосни. – Щепоток там, намек здесь…
Симон поднял брови.
