лицам успела изучить.
— Извините, — раздраженно бурчу. Деловая этика, мать ее.
— Вообще не за что, — отмахивается она. — Реально срань, — приподнимает чашку с кофе и морщится. — Пить невозможно, на вкус как горелые зерна из задницы макаки. Или кто там эти дорогущие зерна высирает?
— Какой-то грызун, по-моему, — отчего-то веселюсь я. Первая адекватная персона за неделю работы попалась. — И тот кофе точно получше будет.
— Убила бы сейчас за капучино, — выливая черную жижу в раковину, говорит новая знакомая. — Здесь же должно быть, разве нет? Или шеф перешел на жесткий прессинг и всех заливает эспрессо, чтобы лучше работали?
— Пару дней назад точно были. Но их разбирают, как гречку в дефолт.
Девчонка смеется, откидывая шикарные каштановые волосы за спину. Только сейчас замечаю, что она и не так, чтобы девчонка. Лет на десять старше и выглядит слишком хорошо для внеурочного рабочего дня. На ней такие дорогущие туфли, что меня даже зависть берет. Черт, надеюсь, это не очередное местное руководство, которое я знать не знаю.
— Значит, они должны быть в кладовой! — загорается идеей обладательница шикарной обуви. — Ну-ка, — отодвигает меня в сторону, нагибаясь над столешницей. — Ты посмотри, ничего не меняется, — вынимает на свет ключи.
И я смотрю, смотрю на нее, как на волшебницу. Ни фига не понятно, для чего все эти манипуляции, но шоу захватывающее.
— От кладовой, — объясняет она, приподнимая ключ вверх. Огибает холодильник и продолжает какие-то манипуляции. Только сейчас замечаю там дверь.
Через секунду дверь распахивается, щелкает выключатель и слышен какой-то шорох. Я отмираю, твердо решив, что на соучастника взлома я не тяну, а нормального кофе очень хочется. Захожу в кладовую и даже ахаю от изобилия офисных ништяков. Тут тебе и бумажные полотенца рулонами, и сахар мешками, и капсулы коробками.
— О, ореховый латте, то, что надо, — без зазрения совести моя соучастница вскрывает одну из коробок и прихватывает пару капсул. — Пьешь? — спрашивает у меня.
— Бросаю, — усмехаюсь я.
Она шутку догоняет и смеется. Блин, и на улице вечно постных рож и вязаных свитерков бывает праздник. Может, мы даже подружимся.
Мы выходим из кладовки, брюнетка запирает дверь и возвращает ключ под столешницу, я вставляю капсулу в кофе-машину. День, наконец, озаряет солнце. Не всамделишное, а с ароматом ореха и привкусом доброго знакомства.
— Давно работаешь? — спрашивает у меня незнакомка, помешивая сахар.
— Неделю, — сажусь напротив нее за столик, лицом к окну.
— Это типа “без году неделю” или реально неделю?
— Реально неделю.
— Тогда понятно, — многозначительно изогнув брови, отпивает свой кофе. — Я Соня, кстати.
— Ангелина, — киваю я.
— Продажи?
— Так заметно?
— Слышала, что у нас наконец появились “активные сотрудники с горящими глазами”. Это цитата, если что, — улыбается она.
— Обо мне уже пошла слава? Как славно, — усмехаюсь себе в чашку. Тут не знаешь радоваться или огорчаться. Выскочек не особо любят, я бы предпочла завоевывать авторитет старым добрым способом — через хорошие показатели. И что это за горящие глаза? Откуда вообще в свете последних недель?
— Не знаю, что за аномалия, но сюда как в мертвую зону попадаешь, скажи? Так что инициативные белым флагом маячат.
— Да, в коридорах только мертвых с косами не хватает, такая здесь движуха.
Соня громко смеется, откидываясь на стуле. Я не без удовольствия понимаю, что настроение медленно, но верно поползло вверх. Мне просто нужно общение, хорошая компания единомышленников и движуха. Вот и весь секрет выхода из этой гребаной черной полосы.
— А ты в каком отделе работаешь? — может, из нас выйдет хорошая команда?
— В приемной. Работала, — уточняет после небольшой заминки.
Не успеваю я выяснить, что это значит, как сзади раздается мужской сопрано.
— Софа, я закончил, пошли.
Меня даже слегка встряхивает. Я нехотя оборачиваюсь, чтобы убедиться: да, так и есть, Тарелкин во плоти. Вот же блин.
Соня широко улыбается вошедшему шефу и встает из-за стола, беря в руки сумочку.
— Как ты долго, господи. Я успела ограбить вашу кладовку и выведать все производственные тайны!
Юрий Константинович переводит на меня удивленный взгляд, и я снова ощущаю этот тревожный холодок на спине. Да что я все время оказываюсь в каких-то идиотских ситуациях перед ним. Хотя оправдываться не в моих правилах, сейчас так и тянет проблеять что-то сносное. Хотя бы застрявшее в горле “здравствуйте”.
— Надеюсь, тайны были стоящими, — с усмешкой говорит он.
— Коррупция, подкуп, мертвые с косами, ничего нового, — взмахивает та рукой.
Тарелкин расплывается в улыбке, и я окончательно перестаю что-либо понимать. Что происходит? Кто эта Соня?
— Ладно, поехали, шпионка, — подхватывает ее под локоток и выпроваживает из столовой. — Дети ждут.
— Ангелина, — кивает он мне, словно здоровается и прощается заодно. — Энтузиазм похвален, но переработки не приветствуются, — обозначает свою рабочую позицию и выходит вслед за женой.
— Пока, — машет она из-за его плеча.
Господи, это же была его жена. Карма у меня что ли с четой Тарелкиных фамильярничать?
Дружба, похоже, отменяется.
Глава 37
Ангелина
Экран монитора идет рябью, и я не сразу понимаю, что дело не в том, что у меня поехала крыша от трехчасового гипноза документов в ворде. С компом что-то не так. Экран моргает, вызывая головную боль, а моя спина начинает покрываться испариной.
Во-первых, я не сохранила коммерческое предложение для “Нового дома”, на которое потратила сорок минут своего энтузиазма, после встречи с Тарелкиными, и которое клятвенно обещала выслать Илье Витальевичу в понедельник с утра, чтобы он «поднажал на рычаги», как он выразился, и
