не хочу, чтобы ты сдерживала настоящую себя, когда ты со мной. Не здесь, не сейчас, никогда. Не опять. Если хочешь кричать, или стонать, или смеяться, или делать что-то ещё, когда я касаюсь тебя, делай это. Потому что, уверяю тебя, я хочу слышать всё это.
Для верности он приник губами к моей груди, в тот же миг выманив из меня стон. Я совсем обезумела в исступлении, и всё равно молилась о том, чтобы это происходило наяву.
— Знаешь, я ведь мечтал об этом… — пробурчал он. — О том, чтобы моё имя слетало с твоих прекрасных губ каждый раз, как я довожу тебя до оргазма. Представлял себе это все эти недели. Когда был на собрании… — его губы снова вернулись к моим, а язык проводил по месту слияния губ, пока я с радостью не впустила его. — На благотворительном ужине… — снова поцелуй, на этот раз более страстный и долгий, чем до этого, отчего я начала извиваться, задевая его ногу. — За ужином… — его губы снова спустились на шею, засасываю ещё сильнее. — Везде. Всё, о чём я мог думать, была ты, и то, как сильно, о как же сильно, я хочу тебя. Как я желал тебя такой, — теперь тише, — я никого так не хотел, как тебя, Эльз.
Он стал снова опускаться ниже, пока его губы не вернулись к моей изнывающей груди. Но его язык дразнил, лишь слегка касаясь кончика моего соска.
— Мне нужно знать… Я один, кто фантазирует и хочет всё это?
— Боже мой, нет, — мой голос был едва слышен. Он украл не только моё сердце, но и моё дыхание.
Вообще-то я никогда и никому раньше не говорила эти три слова, кричащие в моей голове. Ни Нильсу, ни даже моим родителям или сестре.
Он медленно спустил платье с моих плеч и приложил ладонь к моему лицу.
— Я знаю, что веду себя сейчас как эгоист. В первую нашу встречу ты ясно дала мне понять, что не хочешь…
Я закрыла его рот пальцами.
— Я не знала тебя тогда. Если бы знала… — я вновь не смогла сдержать смеха. — Наверное, я бы сорвала с тебя одежду прямо там, посреди того коридора, и сама бы забралась на тебя.
Мои пальцы ощутили поцелуй.
— Это было бы неприлично, так не считаешь?
— Неприлично, и всё же идея отличная.
— Я рад, что ты сказала то, что сказала тогда. Потому что так ты дала мне шанс узнать тебя, — он смахнул прядь волос с моего лица и заправил её за ухо. — И ещё, Эльз, знакомство с тобой стало одним из самых прекрасных событий в моей жизни.
Я готова была до потолка прыгать от радости.
— Я тоже.
— Ты, наверное, думаешь, и как это я узнал, что ты здесь…
— Шарлотта, — сказала я с облегчением. Как я люблю Шарлотту!
— Да, отчасти от Шарлотты, но также и от Изабель, позвонившей мне в день её бегства и задавшей мне очень важный вопрос.
Моя сестра?
— Что…
— Она спросила меня, люблю ли я тебя. Я сказал ей, что «да».
Время остановилось. Просто затормозилось ради восхитительной остановки, и всё, что осталось сейчас, это этот момент, вместе с ним.
— А ещё она сказала, чтобы я тащил свою задницу в Париж, потому что она была уверена в том, что ты тоже любишь меня.
И когда Изабель успела так поумнеть?
— Ты тоже так думаешь?
— Я надеюсь.
Все те слова, что заполняли каждый атом моего существа, оказались застрявшими в вязком масле, взявшемся из ниоткуда на стенках моего горла. Потому что… потому что, раз открывшись другому, ты уже не сможешь забрать слова обратно. Произнеся их однажды, они будут витать в воздухе вечно. Они могут там потеряться, пролететь мимо чьих-то ушей или забыться, но эти слова никогда нельзя забрать обратно.
Но пока я смотрела в его глаза, которые я, вообще-то, любила, на все вопросы о том, могла бы я когда-нибудь отрицать то, что чувствовала к этому мужчине, у меня был чёткий, обдуманный ответ. Поэтому, вместо того, чтобы лететь кубарем в яму с неопределенностью и уверенностью в то же самое время, я широко расправила руки и поддалась чувствам. Я сказала ему:
— Знаешь, я, и правда, по уши в тебя влюблена.
А ещё я была безумно влюблена в его выражение лица прямо сейчас, когда Кристиан, который всегда и во всём был таким идеальным, оказывается, тоже в меня влюблён.
Чёрт, как же я люблю его слишкомость!
— Приятно слышать, — мягко сказал он. — Или мне было бы ужасно неловко.
Я снова засмеялась, и он посмотрел на меня так, словно я просто Эльза, а он просто Кристиан, и мы обычная влюблённая без памяти пара, а не люди, от которых зависят короны, страны и долг перед ними. И я послала наверх малюсенькое желание, про себя, прося, ради всего святого в этом мире, сделать так, чтобы этот человек всегда смотрел на меня именно так.
Как только смех стих, мы занялись изучением друг друга, в тишине гостиничного номера. Часы тикали, люди этого города видели сны, а где-то в других местах земного шара люди просыпались, работали и жили своей жизнью. Но здесь, в этой комнате, где ни одно слово не было сказано вслух, а тихо утопало в коже друг друга, пропускавшей слова через мышцы и кости прямо в самую душу. Регламентированные жизни, к которым мы привыкли и находили удобными, теперь никогда не будут прежними.
Он снова целовал меня, медленно, аккуратно, слегка царапая щетиной гладкую кожу, напоминая о том, что всё это происходит наяву, он реален, и наши слова и чувства официально высказаны и их нельзя отозвать обратно. Не важно, что будет дальше, не важно, что принесёт собой завтрашний день. Наши чувства окончательно вписаны в наши биографии.
Сейчас я была как никогда уверена в правильности происходящего.
— Я хочу тебя, Эльз, — мои губы обжигал его шёпот. — Господи, я хочу тебя больше всего на свете. Но если ты хочешь подождать, мы можем…
Расстояние между нами становилось больше, хоть и всего на миллиметры. Я не собиралась позволять расстоянию снова разделять нас.
— Если ты не займёшься со мной любовью сегодня, — сказала я ему по-королевски ясно и жёстко, — я больше никогда не буду с тобой разговаривать.
Его твёрдое достоинство яростно упиралось мне в ногу, поэтому я опустилась вниз и расстегнула ширинку. Из его рта вырвалось долгое, медленное шипение, когда моя рука скользнула по его трусам (о милосердные небеса, они
