Сахары, составляют одну историко-этнографическую провинцию; все остальные страны могут рассматриваться в качестве другой провинции, включающей такие области, как Восточная, Центральная, Западная и Южная Африка, а также остров Мадагаскар, этническая история которого, как мы знаем, связана с Индонезией. В Америке выделяются североамериканская, среднеамериканская и южноамериканская провинции; две последние часто объединяются под названием Латинской Америки[20]. Историко-этнографической провинцией первого порядка является Австралия и Океания (с дальнейшим подразделением на собственно австралийскую, тасманийскую, меланезийскую, микронезийскую и полинезийскую области).
Работа по выделению историко-этнографических областей в масштабе всего мира еще не закончена. Наибольшие успехи достигнуты в историко-этнографическом районировании нашей страны. В Сибири, например, выделены такие характерные области, как ямало-таймырская, западносибирская, алтае-саянская, восточносибирская, камчатско-чукотская и амуро-сахалинская. Опишем более подробно первую и последнюю из этих областей.
Ямало-таймырская «область включает почти всех ненцев от низовьев Енисея на востоке до Канинско-Тиманской тундры на западе, нганасанов и северные группы хантов и манси, заимствовавшие оленеводство у ненцев. Все эти народы относятся к тундровым оленеводам. С этим типом хозяйства связаны такие особенности, кате оленная нарта, переносный чум, крытый шкурами, глухая меховая одежда и т. и. Сходство проявляется, однако, и во многих культурно-бытовых деталях, которые свидетельствуют о существовании длительных и тесных связей между этническими общностями разного происхождения. Так, например, повсеместно в пределах ямало-таймырской области распространено упряжное оленеводство особого типа, для которого характерны массивные нарты с наклонно расположенными копыльями, веерная оленная упряжка, управление оленями при помощи вожжи, проходящей слева, наличие пастушеской собаки и др. Много специфических деталей у всех народов этой области прослеживается также в конструкции чума, в особенностях покроя и орнаментации одежды.
В амуро-сахалинскую историко-этнографическую область входят такие народы Приамурья и Сахалина, как говорящие на тунгусо-маньчжурских языках нанайцы, ульчи, орочи, удэгейцы, ороки, негидальцы, а также резко отличающиеся от всех них по языку нивхи (гиляки). Несмотря на языковое разнообразие и существенные различия в хозяйстве и быте, у всех этих народов обнаруживается значительное сходство очень многих элементов материальной и духовной культуры: упряжное собаководство с особым типом нарты и упряжкой цугом попеременно (змейкой), своеобразные типы сетевых снастей для рыбной ловли, зимнее жилище в виде землянок, свайные хозяйственные, а иногда и жилые постройки, выделка рыбьей кожи для изготовления разных предметов домашнего обихода и одежды, часто украшенной цветной аппликацией, сложный спирально-меандрический орнамент, культ медведя с выращиванием пойманного медвежонка в клетке и последующим его ритуальным поеданием. Сходство это настолько велико, а территориальная смена одних культурных особенностей другими происходит у перечисленных народов настолько постепенно (если не считать удэгейцев, резче обособленных от соседних групп), что, отвлекаясь от языка, было бы очень трудно провести границу между отдельными народами. На примере амуро-сахалинской области можно проследить, как в результате постепенного проникновения тунгусо-маньчжурских племен в аборигенную палеоазиатскую этническую среду складывалась культурная общность при сохранении коренных языковых различий.
В качестве примера хорошо исследованной историко-этнографической области европейской части СССР можно привести Восточную Прибалтику. Здесь с глубокой древности, по крайней мере со II тыс. до н. э., расселялись и взаимодействовали различные по происхождению и языку этнические общности: летто-литовская (включая пруссов), говорившая на балтийских языках, и эстоно-ливская, говорившая на прибалтофинских языках. Принеся в Прибалтику различные хозяйственно-культурные типы (тип лесных охотников и рыболовов — у предков прибалтийских финнов, тип пастушеских скотоводов и земледельцев у предков летто-литовцев) и обладая различными культурно-бытовыми особенностями, народы эти в ходе длительного исторического взаимодействия выработали много общего и в хозяйстве, и в культуре. Существенную роль в этом процессе сыграли тесные связи всех народов Прибалтики с их соседями — славянами, главным образом восточными (русские и белорусы), а частично и западными (поляки); в этом же направлений действовали и влияния, шедшие с запада (из Скандинавии и Германии), которые коснулись, хотя и в разной мере, всех народов этой области. Несмотря на резкие различия в языке между литовцами и латышами, с одной стороны, эстонцами и ливами — с другой, всем им свойственны многие общие хозяйственно-культурные черты, как например, широкое распространение в прошлом двухлемешной сохи в качестве основного пахотного орудия, жатвенной изогнутой полукосы, молотьба при помощи палкообразного била или цепа, значительная экономическая роль животноводства, в частности коневодства и свиноводства, повсеместное бытование срубного жилища с духовой печью или камином, наличие хлебосушилки с печью (рига), туникообразная рубаха с наплечными нашивками, плечевые несшитые накидки из шерстяных или льняных тканей, кругловыпуклые женские застежки — украшения (по-латышски сакты) и многое другое.
В послевоенные годы советские этнографы (включая авторов настоящей книги) вместе с учеными других стран собрали среди народов Центральной и Юго-Восточной Азии новые материалы, которые позволили значительно углубить наши представления об этнографическом районировании этой части ойкумены. Как мы уже знаем, здесь выделяются три крупные историко-этнографические провинции: 1) Центральноазиатская, 2) Восточноазиатская и 3) Юго-восточиоазиатская.
Первая из них была зоной развития на базе степной охоты и собирательства различных Животноводческих хозяйственно-культурных типов (кочевники степей и полупустынь, высокогорные скотоводы), которые существовали и взаимодействовали с земледельческими группами того же ландшафтно-климатического пояса. Антропологически население этой провинции входит в состав континентальных монголоидов; только на юге (в Тибете) имеет место переход к монголоидам тихоокеанским. Этническая история Центральной Азии характеризуется взаимодействием народов алтайской языковой семьи — тюрков, монголов и отчасти тунгусо-маньчжуров — с народами китайско-тибетской семьи — собственно тибетцами и близкими к ним племенами, а позднее с китайцами. На западных рубежах провинций большую этногенетическую роль играли также индоевропейские, главным образом иранские народы. В пределах провинции могут быть выделены несколько историко-этнографических областей (монгольская, синьцзянская, тибетская).
В восточноазиатской провинции с глубокой древности (по крайней мере, с мезолита и неолита) развивались хозяйственно-культурные типы двух климатических зон: субтропической, влажной (к югу от Циньлина и на островах) и умеренной, засушливой. Типы первой группы здесь почти исчезли, сохраняясь дольше всего на Тайване, Рюкю и на севере Японии. Типы второй группы — мотыжные земледельцы субтропических влажных лесов и засушливых степей — достигли наивысшего развития в южной половине провинции, где оставались преобладающими. среди различных тибето-бирманских, тайских, мон-кхмерских и индонезийских народов вплоть до XVII–XIX вв. Типы третьей группы распространялись с севера на юг вместе с расселением китайцев, начиная с I тыс. до н. э. Приемы пашенного земледелия пришли на север этой провинции, в бассейн Хуанхэ, по-видимому, с запада, из Средней и Передней Азии. Этногенетически Восточная Азия — зона формирования тихоокеанских монголоидов и народов, китайско-тибетской языковой семьи, а также корейцев и японцев, которые, постепенно продвигаясь с севера на юг и отчасти с запада на восток, взаимодействовали с древними экваториальными расами, широко распространенными среди мон-кхмеров, индонезийцев, айнов, отчасти ташке среди предков вьетнамцев
