Обитель Возвышенного Просветления возвели с полсотни лет назад, и она выглядела, как подобные ей митрианские храмы в любых странах Восхода и Заката: высокая часовня красного кирпича с бронзовым колоколом, зал для проведения церемоний с вырубленной из мрамора статуей Подателя Жизни, помещения для трех десятков монахов, маленькая библиотека, хозяйственные постройки, дом настоятеля и пристроенный в позапрошлом году двухэтажный домик для гостей. К Обители примыкал обширный пустырь, некогда заросший бурьяном, а теперь превращенный в недурной огород, и чахлый фруктовый садик, каждое лето страдавший от засухи.
Монастырь не бедствовал, но процветающим тоже не слыл – шадизарцы не собирались изменять своему лукавому и хитроумному Обманщику ради божества, последователи которого призывали к честному труду и умеренности. Потому нынешнее безмерное оживление, царившее вокруг Обители и прилегающих к ней кварталов, выглядело крайне удивительным и настораживающим.
Казалось, здесь собрались разнообразные увечные, калечные, расслабленные и страждущие со всего города, к которым присоединились обитатели приютов для скорбных разумом и гильдия нищебродов Шадизара в полном составе, не считая родственников, друзей, зевак и кучки совершенно растерянных городских стражников. Мелькали коричневые и черные рясы: монахи отчаянно старались призвать разношерстное шумное сборище к порядку. Их усилиями желающих приобщиться милости Светозарного выстроили в гигантскую очередь, змеей вившуюся по близлежащим улицам и переулками, и затем ручейком вливавшуюся в распахнутые ворота Обители. У ворот бдели два десятка стражников, а задерганные монахи наскоро выясняли, какими недугами снедаем проситель и собирали мзду – по медному немедийскому талеру с человека. Судя по числу ожидающих, обитатели монастыря к вечеру могли набрать сумму, достаточную для полного обновления часовни, постройки нового хлева и изрядного расширения библиотеки.
– До вечера промаемся, – тоскливо заныла Шелла, когда Аластору, Райгарху и ей удалось с величайшим трудом разыскать окончание очереди и заполучить чаемое место, выдержав перед тем бурную словесную перепалку с обширным семейством, волочившим паланкин с беспрерывно капризничавшей старухой. – Это бесполезно! Ничего у нас не выйдет!
– Шелла, сделай одолжение, заткнись, – Аластор подумал, что совершенно правильно поступил, уговорив остальную часть Компании дожидаться исхода предприятия в таверне. Ему вполне хватало общества окончательно потерявшей надежду Шеллы и впавшего в мрачную угрюмость Райгарха. На вышибалу «Уютной норы» недоуменно косились даже здесь, посреди сонма личностей, обладавших самыми разнообразными телесными пороками. По настоятельному требованию Лорны (подкрепленному выплеснутым на голову Райгарха ведром воды) асир избавился от неумело нанесенного на лицо слоя краски, но убедить его сменить наряд или сделать что-то с исходившим от него приторным ароматом благовоний Ферузы не сумел никто. Аластор отчетливо слышал смешки и самые дикие предположения соседей по несчастью, касающиеся Райгарха, и обреченно прикидывал, что делать, если терпение вышибалы лопнет. Ведь изменения коснулись и характера Райгарха – он стал истеричным и донельзя обидчивым. Пока он держал себя в руках, но стояние на одном месте, толкучка и духота кого угодно доведут до белого каления…
Очередь медленно продвигалась к видневшимся над крышами окрестных домов зубчатым стенам Обители. Над толпой кружили сплетни: митрианский Талисман вернул разум впавшему в детство старому ростовщику и тот немедля лишил наследства свору племянников и племянниц; слепая девушка прозрела, огляделась по сторонам и теперь желает повеситься, ибо увиденный мир ее разочаровал; известный всему городу побирушка Гатти Ползун получил возможность снова встать на собственные ноги и внезапно сообразил, что лишился надежного источника подаяний… Последняя новость заставила некоторых нищих задуматься и украдкой покинуть людскую цепь.
– Эта штука похожа на солнечный диск, отлитый из чистого золота, – бегавшая к уличному торговцу за очередным кувшином тепловатой воды Шелла заодно вызнала кое-какие подробности о загадочном сокровище митрианцев. – На ней выбита надпись на староаквилонском «Восполняя утраченное, задумайся о божественном могуществе» или какая-то возвышенная чушь в подобном духе. Она не дает богатства, не исполняет никаких желаний, только исцеляет, причем по своему выбору. Некоторым она помогать не стала. Монахи сказали – эти люди солгали или недостаточно верили. Тамошний настоятель, достопочтенный Габерия, каждый колокол читает для посетителей проповедь, надеясь обратить кого-нибудь в свою веру, аж охрип, бедняга…
Впереди раздались негодующие вопли. Кого-то уличили в попытке тишком примкнуть к очереди и теперь с позором изгоняли. Неудачливый жулик, сопровождаемый градом сыпавшихся на его лысоватую голову проклятий, сгорбившись, юркнул в приоткрытую калитку первого попавшегося на глаза дома и спустя миг вылетел оттуда, сопровождаемый злобным собачьем лаем. На вид сему предприимчивому типу стукнуло лет пятьдесят, и он производил впечатление разбогатевшего мелкого торговца на покое – эдакий добродушно-въедливый старичок, изрядно потрепанный жизнью, но не утративший бодрости. Шелла, завидев беглеца, задумалась, припоминая, где могла его видеть, и дернула Аластора за рукав:
– Смотри, вон мечется месьор Эпиналь, знакомый твоей несравненной Клелии Кассианы. Его-то какая нужда сюда пригнала?
– Где Эпиналь? – насторожился взломщик, озираясь. Увидев сутулую фигурку, озадаченно хмыкнул, и к удивлению девицы Шелам, отступил на пару шагов, укрывшись за кожаными занавесками паланкина.
Месьор Эпиналь меж тем повторил попытку избежать всеобщей участи долгого стояния в очереди. На сей раз он пристроился к почтенной матроне, опекавшей слабоумного отпрыска, и завел с ней душеспасительную беседу. Почтенная горожанка дружелюбно кивала, пока не заподозрила нечто неладное и не загромыхала, честя престарелых любителей дармовщинки, якобы страдающих отсутствием памяти.
– Не стоял ты здесь! – вопияла грузная дама. – Духу твоего тут не было! Сгинь, кочерыжка гнилая!
Матрону охотно поддержали – какое-никакое, а развлечение. Посрамленный Эпиналь спешно удалился и с ужасно разочарованным видом побрел вдоль бесконечной людской цепочки, вполголоса порицая распущенные городские нравы. Громче он говорить не решался, опасаясь вызвать неудовольствие шадизарцев.
Пронырливый старикан резво трусил мимо троицы из «Уютной норы», когда Аластор окликнул его по имени. Эпиналь замер, как вкопанный, и судорожно завертел головой по сторонам. Увидев взломщика, кинулся к нему, как к давно потерянному и вновь обретенному родственнику.
