— Вовку зови! — кричал взмыленный Адик.
И я приходил. Вскрывали колоду и рубились в «терц», «белот» и «рамс» до Адольфова перехода к Морфею без морфия. Жизнь без наркотиков налаживалась картотерапией.
Адик вообще не держал ни на кого зла. Кроме как на изменщицу Райку. И вот как он ей отомстил.
После получения аттестата зрелости ни о каком московском вузе для смазливой куклы Наташки Вайденфельд не шло и речи. Райка созвонилась с отцом дочери и бывшим мужем, дабы выяснить аферные возможности Адольфа по пристраиванию общего ребенка в какой-нибудь саратовский институт.
Таковые, конечно, были: партнерами по зеленому сукну был не только честный старший преподаватель Теркин, но многие вороватые доценты. Среди них и должники.
Один из них за погашение долга в двести рублей обещал протащить дочурку кредитора в экономический институт со стопроцентной гарантией. Мстительный чадолюбец тотчас позвонил беглянке и сообщил, что за обещанную «самому ректору» взятку в четыре тысячи рублей (пополам с московской мамашей) берется за поступление. То ли для Москвы это была не сумма, то ли мать посчитала положение дуры-дочки безнадежным, но Адольф нажил на родной кровинушке ровно тысячу восемьсот рублей (с учетом погашения кредита)!
Новоявленной студентке было не скучно в папиной квартире за мамины деньги (принцип «пополам»!): в ней уже снимали комнату погодки брат и сестра Джанашвили, умницы и отличники, в отличие от хозяйской куклы. Юные Джанашвили учились в мединституте вдалеке от родины — Южной Осетии, где их отец Моисей держал частный проволочный завод в городе Цхинвали, официально служа на нем государственным директором. Моисей был одновременно азартным картежником и очень богатым человеком. Его вместе с остатками денег вывезли силком и уговорами саратовские профи Мишка-Аспирант и Милый из города-курорта Сочи, а точнее из пятого аэрария платного пляжа «Ривьера», известного на всю картежную страну игорного дома под открытым небом. Моисей как клиент был им нужен в Саратове постоянно.
Это Адольф придумал поступление его гениальных детей в Саратовский мединститут!
Богатей Моисей сам расплатился с институтскими взяточниками, а с партнерами по ломберному столу расплачивался теперь регулярно раз в месяц. Когда навещал с мешками еды и денег своих деток, ведущих под неусыпным взором Адиковой мамы предельно добропорядочный образ жизни.
Адольфа, кроме бывшей жены, любили женщины всех профессий и размеров. А он любил цирк. Звонит мне поздно вечером на седьмой этаж:
— Володя! Спускайся — сюрприз!
Захожу. Перед накрытым столом напротив зардевшегося от удовольствия хозяина на кучах подушек на диване сидят лилипут и две лилипутки. Хорошенькие, сантиметров по семьдесят, и водку пьют!
— Познакомься, Володя! Юля, Оля и Коля. Артисты из труппы Анны Русских. Еле уговорил в гости после представления зайти. Сказал девчонкам, что для компании у меня второй мальчик есть — ты. А Коля от девочки отказался — его право.
— Мы как большие, — говорят Юля, Оля и Коля, — нам и пить тоже можно. Но мало — на килограмм веса!
Через десять минут не известная нам норма была превышена. И мы с Адиком поперек односпальной кровати, придвинутой боком к стене, рядком аккуратно уложили отрубившихся артистов бай-бай.
— Цирк, да и только! — подытожил несостоявшуюся вечеринку режиссер-постановщик.
Прошло много времени, в сорок четыре года похоронили жизнерадостного Адольфа, под забором сгинул его ровесник честнейший Теркин, дал дуба тысячелетний советский рейх, и почти умерли мои воспоминания о генацвале из Цхинвали, как порванная нить истории неожиданно связалась узелком.
В 1995 капиталистическом году мы с женой совершали путешествие без Чарли в поисках Америки. Из Лос-Анджелеса позвонили своим саратовским знакомым — эмигрантам Сафоновым — и договорились с ними, что они закажут нам русскоязычную экскурсию в Вашингтон. После чего и прилетели к Сафоновым в Нью-Йорк.
Нас встретили, привезли домой, и мы с гостеприимным хозяином Вовкой с шести до двенадцати afternoon пили водку. Ровно в полночь раздался телефонный звонок. Турфирма подтвердила заказ: в пять утра туристы Глейзер должны сесть в автобус в Бронксе, адрес такой-то, ориентир — магазин «Моня и Миша».
Обязательный до бесстрашия драйвер Сафонов в момент завалился спать, рассчитывая за четыре часа прийти в норму, чего, разумеется, не произошло. Но, взяв в качестве штурмана жену Риту, из Манхеттена в Бронкс к месту встречи удачно доехал по безлюдному ночному Нью-Йорку вовремя.
Стоим под вывеской «MONYA & MISHA», в дрожащих руках — сигареты. Подъезжает длинный черный лимузин, из него выходит водитель — тощий коротышка в безупречном черном костюме, белоснежной сорочке и черных же лакированных туфлях на высоком каблуке. Если поверх них были бы белые краги — вылитый итальянский гангстер из кинофильма «В старом Чикаго». Покручивая брелоком с ключами, подходит к закрытой двери магазина. Ломая для родившейся хохмы английский язык, вежливо здороваюсь:
— Гуд моня!
— Я не Моня, а Миша! — с явным грузинским акцентом отвечает америкашка.
— Неужто грузин?
— Нет. Еврей из Цхинвали.
— Из Цхинвали? А семью Джанашвили знаешь?
— Хаима или Моше?
— Моше. Я его друг!
— А Хаим умер. Два года назад в Тель-Авиве. Богато хоронили. А где Моше?
— Живой! Сбежал за границу, в Петербург, после войны с грузинами. С деньгами. Все у него хорошо.
— Спасибо. Пошел магазин открывать.
— Пока, Миша. Очень рад был тебя встретить!
— Я тоже. Гуд бай!
И заходит в магазин.
Сафоновы в шоке. Глазам и ушам не верят. Уж не розыгрыш ли? За пять лет в эмиграции никого не встречали, кроме близких родственников, а тут такое — тать в нощи!
— Света, — говорят жене, — он это всё на месте придумал?
— Да нет, — отвечает жена, — у него ВСЁ — ТАК!
ХУК ПОСЕРЕДИНЕ
Есть правда жизни, есть правда искусства, но истина, несомненно, в вине.
Совершенно не задумываясь о последствиях, я рассказал о своем случайном знакомстве с популярным джазменом Игорем Бутманом своему другу, коллекционеру джаза Жоржу Покровскому. И забыл об этом.
Но однажды в наш город с антрепризой «Играем Стриндберг-блюз» в постановке Михаила Козакова приехал этот самый Бутман! И Жорж просто вцепился в меня, чтобы я познакомил его с джазовой знаменитостью.
Потакая страдальцу, я не только просмотрел спектакль, но и по окончании отвел Жоржа на фуршет в кабинет директора. Выпили, закусили, я провел обряд знакомства, но тут господин Бутман засуетился и сказал, что опаздывает на главный банкет, где застольем руководит САМ Михал Михалыч Козаков, и из вежливости предложил другу Жоржу присоединиться к ним по-английски — чуть позже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
