Ласковый ветерок сменился горячим сухим ветром, обжигавшим ее глаза, измученные бессонницей, и превратил обычно спокойное море в бурлящее ведьминское зелье — такое же неспокойное и бурное, как мысли Поппи.
Опустившись на скамью, она поставила рядом с собой корзину и тяжело вздохнула. Поппи еще не ела, но даже восхитительный запах свежей выпечки не вызывал у нее аппетита. Неужели только вчера, не обращая внимания на ее шутливые протесты, Фарук настоял на том, чтобы скормить ей из рук сахарные обломки лакомства?
Поппи отчаянно хотелось верить в то, что в любую минуту он придет сюда по той же тропинке. При этом длинные полы кафтана станут рваться на ветру вокруг его ног, а на его лице сквозь бороду будет сиять головокружительная улыбка. Однако надежда всегда была милостью Божьей, которую женщины вроде Поппи не могли себе позволить. Если бы она выучилась жить без надежды, то ей было бы легче выживать и улыбаться.
К сожалению, Фарук, похоже, ничем не отличался от любого другого мужчины. Он предпочитал тратить время на женщину, которая никогда бы его не полюбила, а ту, которая его обожала, не удостаивал даже второго взгляда. Поппи не один раз в жизни обводили вокруг пальца, но сейчас она впервые почувствовала себя полной дурочкой.
Поппи вытащила из корзины томик стихов Кольриджа в кожаном переплете, который засунула туда, собираясь в сад, и открыла страничку, заложенную выцветшей лентой для волос. Несколько дней назад они с Фаруком закончили обсуждение «Кубла-Хана» и тут же с удовольствием переключились на «Кристабель». Они передавали друг другу ее очки и по очереди читали вслух каждую строфу.
Так что когда глаза Поппи заскользили по последним строчкам незаконченного шедевра Кольриджа, она услышала не свой голос, а низкий, проникновенный голос Фарука, вкладывавшего новый смысл в неувядающую прелесть поэтического замысла:
…И радость так полна и сильна,Так быстро бьет из сердца она,Что избыток любви он излить готовНепреднамеренной горечью слов.Быть может, прекрасно связать меж собойМысли, чуждые одна другой,Улыбаться над чарами, чей страх разбит,Забавляться злом, которое не вредит,Быть может, прекрасно, когда звучатСлова, в которых слышен разлад,Ощущать, как в душе любовь горит.И что ж, если в мире, где грех царит(Если б было так — о горе и стыд),Этот легкий отзвук сердец людскихЛишь от скорби и гнева родится в них,Только их языком всегда говорит![5]
Одинокая слеза упала на страницу, размывая строчки поэмы. Осторожно закрыв книгу, Поппи отложила ее в сторону: она вдруг поняла, что никогда больше не будет читать эту поэму. А потом отогнула в сторону шелковую салфетку, прикрывавшую самое лучшее средство от всех напастей, известное ей. Поппи засунула в рот огромный кусок ктефы, но ей показалось, будто у нее на языке он превратился в опилки, а медовая сладость оказалась горькой, как сок хурмы.
Встав со скамьи, Поппи пошла назад по садовой тропе, отвернувшись от моря и оставив позади себя корзину, книгу и все свои нелепые надежды.
С тех пор как Кларинда оказалась во дворце Эль-Джадиды, ее везде приглашали, за ней ухаживали, ее уговаривали, ей льстили. И ни разу Фарук не прибегал к своей власти, чтобы приказать ей что-то. Высокомерный призыв к совместному завтраку мог оказаться первым признаком того, что ее статус понизился. Кларинда опасалась, что если Эшу не удастся проявить достаточно красноречия и уговорить султана продать ее ему, то появятся и другие признаки.
После того как второй евнух увел Эша, которому завязали глаза — видимо, для того, чтобы подготовить его к встрече с султаном, Соломон стал терпеливо ждать за дверью комнаты, в которой они с Эшем провели ночь, пока Кларинда помоется и оденется в платье, которое ей принесли евнухи.
Наконец Соломон вывел ее из комнаты. Обведя взглядом летящие полы цветного шелкового платья, Кларинда задумалась о том, не станет ли оно ее саваном.
Кларинда так и чувствовала на себе любопытные взгляды жен и наложниц Фарука. Когда Соломон вел ее через главный зал гарема, ей показалось или даже в глазах Ясмин мелькнула понимающая жалость? Надеясь увидеть хоть одно действительно приятное лицо, Кларинда огляделась по сторонам в поисках Поппи, но ее подруги нигде не было видно. Оставалось только надеяться, что у нее еще появится шанс попрощаться с ней. Если она сейчас приближается к смертельной ловушке, Поппи с ее нежным сердцем останется одна в этом жестоком месте.
Фарук сдержал свое слово и позволил Эшу провести ночь в ее постели. Но что, если он попросту тянул время до утра, чтобы подготовиться к мести и нанести Эшу чудовищный удар за то, что тот подверг сомнению его честь? Кларинда слегка поежилась, когда дверь гарема со стуком захлопнулась и они с Соломоном вышли наружу.
Перед ними тянулся длинный безлюдный коридор. Конечно, Кларинда не рассчитывала на особую разговорчивость загадочного евнуха, однако надеялась, что ей все же удастся уговорить его ответить хотя бы на некоторые вопросы.
— Тебе известно, какую участь уготовил нам султан? — спросила она.
Соломон продолжал спокойно идти чуть впереди нее, словно делал каждый свой длинный шаг в такт боя невидимого барабана.
Кларинда вздохнула.
— Я знаю, что ты меня слышишь, Соломон. Ни к чему прикидываться, будто это не так, — проговорила она.
С таким же успехом можно было разговаривать со стеной. С каждым шагом паника и чувство разочарования все сильнее охватывали ее. В конце длинного коридора стала видна дверь. Войдя в нее, они окажутся среди людей, и у них уже не будет возможности потолковать наедине.
— Черт возьми, Соломон! Мне надоело, что ты не обращаешь на меня внимания! — вскричала Кларинда. Прибавив шагу, она нагнала Соломона, схватила его сзади за одежду и потянула на себя, чтобы он наконец повернулся к ней.
Соломон мог бы просто продолжать идти вперед, волоча ее за собой, как упрямого терьера, вцепившегося ему в шаровары. Однако, похоже, Кларинде удалось наконец привлечь к себе внимание евнуха. Соломон медленно повернулся, на его лице было столь угрожающее выражение, что Кларинда невольно выпустила его ливрею и попятилась назад. Поскольку он всегда стоял в тени — такой же солидный и надежный, как старый платяной шкаф, она совсем забыла о том, насколько он крупный мужчина. Кларинда продолжала пятиться назад, а он наступал на нее шаг за шагом, пока ее плечи не натолкнулись на стену. Убежать теперь было невозможно.
