Темень в лесу после света факелов показалась еще непроглядней. Как только голоса смолкли, и усадьба скрылась за деревьями, Нечаю снова начал мерещиться взгляд из леса, и перед глазами замелькали призрачные белые пятна. Он побежал обратно на безопасную тропу вдоль леса, за кустами, но быстро выдохся – морозный воздух царапал горло, и болели разбитые ноги. Наверное, напрасно он не дошел до людской: судя по цвету неба, до рассвета очень далеко, и сбиться с тропинки ничего не стоит, какая бы она ни была безопасная… Но почему-то мысль о раскопанных гробах и зарезанных младенцах пугала Нечая ничуть не меньше лесных чудовищ.
Может, Туча Ярославич знает, что это за чудовища, и хочет умилостивить их кровавой жертвой? В писании говорилось, будто так поступают проклятые язычники, однако Нечай всегда думал, что здесь такого не бывает, это где-то в далеких странах свирепые и дикие народы приносят жертвы своим богам. Да и вообще, в писании столько лжи, что верить ему опасно. Но кто их знает, этих бояр, им закон не писан. Впрочем, среди раскольников были и бояре, но в Богоявленском монастыре Нечай не встретил ни одного. Говорили, что бояр ссылают в другие монастыри, пострашней, откуда нельзя убежать и из которых никто еще не возвращался.
Нечай едва не промахнулся мимо спасительной тропы. Домой. Только домой, к маме, к Мишате, на печь… Ну их, этих бояр… Да Туча Ярославич такими делами занимается, что монахи-прелюбодеи и проворовавшиеся попы на его фоне кажутся ангелами.
Идти по тропе пришлось медленно, тщательно выбирая дорогу, и в поле Нечай вышел, снова стуча зубами от холода. И устал он так, словно только что выбрался из забоя, где шестнадцать часов подряд крушил кайлом стены. В поле гулял ветер, и промерзшая трава скрипела и хрустела под ногами жесткими кристаллами инея. Даже тут ему мерещился взгляд в спину, но бежать не хватило сил.
Дома горел свет, Нечай увидел его издали, и, услышав на крыльце шаги, навстречу Нечаю выбежал Мишата со свечой в руке.
– Братишка, ты?
– Ага, – ответил он.
Мишата вздохнул с облегчением и обнял его за плечо.
– А мы уж хотели тебя искать… Ну что? Что там было?
– Я топор потерял… – сразу сообщил Нечай.
– Да бес с ним, с этим топором, – Мишата толкнул его к двери, – мы не чаяли тебя в живых увидеть…
– Продрог я до костей, – Нечая передернуло.
Хорошо, что он не остался в людской: чего доброго, брат бы на самом деле пошел его искать.
На пороге Нечая встретил кузнец, осветил ему лицо свечой и ахнул:
– Отморозил уши-то! И нос, похоже.
– Ага, и руки еще… – проворчал Нечай.
– А лицо-то! Кто тебе лицо так разбил? – Мишата посветил на него с другой стороны.
– Упал просто.
Худой раскольник с жидкой, серой бородой потрясает кандалами над головой и кричит:
– Антихрист! Антихрист! Сказано в писании: грядет Князь мира сего! Приход Князя тьмы готовите, безбожники! Вот он, антихрист! Я его сразу узнал!
Старик давно сошел с ума, он в каждом видел антихриста. Он кричал эти слова и монастырским холопам, что рубили лес, и иеромонахам, приезжавшим на рудник, и самому Благочинному, и каждому надзирателю – к его крикам давно привыкли, монахи посмеивались, колодники не обращали на них внимания.
– Люди добрые, вот же он, куда ж вы смотрите! В шестьсот шестьдесят шестом году воцарится на земле Сатана, а слуга его, антихрист, уже здесь! В леса надо уходить, в леса!
Невдомек было сумасшедшему, что шестьдесят шестой год давно прошел.
– Антихрист! Антихрист! Что, боитесь? Боитесь антихриста признать? Веры нету потому что! Жить вам под Сатаной! Троеперстием с Князем тьмы не совладать!
Молодой рыжий монах расталкивает конем колодников, ожидающих ужина.
– Это я антихрист? А? Ну-ка повтори, старый черт, это я антихрист?
– Ага! Испугался! А я вот тебя крестным знамением поучу! – старик крестит рыжего двумя перстами, – Что? Не нравится?
Рыжий взмахивает плетью и наотмашь бьет старика по лицу, но сразу четверо колодников прикрывают голову юродивого руками.
– Оставь блаженного, – рычит разбойник рядом с Нечаем, – или я тебе шею сверну…
Угрожающе звенят цепи, и конь рыжего пятится назад.
– Зверье! – отчаянно выкрикивает рыжий, – зверье! Всех под кнут! Всех!
Надзиратель, выдающий колодникам хлеб, смеется…
Ненависть. Похожая на рокот камней перед обвалом. Рыжему всего лет семнадцать, и ненавидеть его нелепо. Он смешон, смешон, а не страшен! Он недостоин ненависти! Нечай скрипит зубами, глядя на перекошенное злостью веснушчатое лицо, и кровь приливает к голове: он никогда никого не хотел убить. А теперь хочет.
Нечай проснулся к полудню, все еще стуча зубами. Нестерпимо горели уши, которые Мишата растирал ему вчера рукавицами из овчины, на руках распухли суставы, и пальцы не сгибались.
Брат собирал большую дубовую бочку, постукивая молотком, и по нему вовсе не было заметно, что он полночи не спал и пил вино. Нечай закашлялся – горло словно покрылось сухой коркой, которая теперь пошла трещинами.
– Ты не заболел, сыночек? – мама, услышав, что он проснулся, поднялась на табуретку, потрогала его лоб и, конечно, нащупала шишку, – ой, что это?
– Упал, ударился, – прохрипел Нечай, натягивая тулуп на голову.
– Да когда ж ты успел?
– Ночью на двор выходил и споткнулся.
– Да как же ты так? Наверное, с Мишатой вино вчера пил? – мама улыбнулась и погрозила ему пальцем.
– Ага, – обрадовался Нечай.
– Сейчас борща горячего поешь – все пройдет, – мама полезла вниз и повернулась к Мишате, – а ты чем думал? Младшего братишку так напоил, а?
Мишата улыбнулся и подмигнул Нечаю. Но когда Нечай слез с печки, расхохотались все, кроме мамы. Гришка с Митяем держались за животы, Полева и Надея прикрывали рот передниками, Мишата смахнул слезу. Даже Груша посмеялась своим беззвучным смехом.
– Чего? – не понял Нечай.
– Ой, – Полева покачала головой, – грешно-то как смеяться… Ой!
– Ну что ржете, как лошади! – мама всплеснула руками, – что смешного-то нашли! Мальчику больно, а вы смеетесь! Сыночка!
Нечай посмотрел на себя, оглянулся на спину, и ничего смешного не нашел, чем развеселил племянников еще сильней.
– Чего? – снова спросил он.
– Уши! – сквозь смех выдавил Гришка, – ой, не могу!
Нечай нагнулся над ведром с водой и сам едва не рассмеялся – уши приобрели яркий красно-фиолетовый цвет, распухли и оттопырились.
– Сыночка! Да что ж ты с ними сделал-то?
– Ну, погулял вчера немного, чтоб проветриться, они и отморозились… – промямлил Нечай.
– Надо было сразу растереть! – сказала мама.
– Так… это… Мишата и растер…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
