обстрел, будет до невозможности трудно.
Второй накат случился всего через несколько минут. На этот раз, заместо удара тяжёлой кавалерии, смутьяны догадались повести на нашу своеобразную баррикаду пехотные подразделения, собравшиеся в плотное построение и укрывшееся щитами из-за чего поразить их стрелами было практически невозможно. Пехотинцы пёрли вперёд, закрываясь кавалерийскими щитами и я, поняв, что стрелять бесполезно, раздал оставшийся десяток гранат и приготовился воспользоваться этими тяжёлыми чугунными шарами.
Оставшиеся гранаты также не пропали даром. Когда враг подступал к баррикаде, то под их ногами подорвались гранаты, разрушая до того плотный строй. Впрочем, не смотря на серьёзные потери и тяжёлые ранения, они повалили на баррикаду. Помесь тяжёлого оружия и северной сурской ярости, позволяла удерживать прущего врага. Выли раненные, орали кличи бойцы, звенела сталь, хлюпала под ногами кровь и требуха людей, да свистели со всех сторон отправляемые в цели стрелы. Эта песнь войны ласкала слух, и я не чувствовал боли, рубя по все стороны саблей, чувствуя, что где-то вдалеке улыбку Смерти.
Наконец, подкрепление из кавалерии прибыло. Как оказалось, это были мои стрельцы, посаженные в сёдла на манер драгун. Не сказать, чтобы я не думал о таком решении, но такой манёвр сейчас был крайне важен. Стрельцы, добравшись до позиций, сразу же спрыгнули на землю, рассредоточившись на берегу в нашем тылу. Залп, заволокший небо и добавивший в амбре мясорубки ещё и запашок сгоревшего пороха, срезал штурмующих баррикаду, изрядно нашпиговав их свинцовыми пулями.
Можно было сказать, что теперь было практически невозможно выбить отсюда с приходом стрельцов. Одно дело выбивать не успевшую окопаться пехоту, а другое попытаться штурмовать уже укрепившие подразделения лоялистов, которые могут огрызаться не только стрелами, но и «огненным боем».
Как оказалось, подкрепление привёл Рубен, который захватил с собой ещё и шанцевый инструмент. Благодаря ему, я сразу же приказал бойцам окапываться на месте, строя не только баррикаду из трупов, но и более вменяемые окопы. Конечно, достаточно скоро сюда может подойти основная армия и тогда время на переправу моста значительно увеличится, но нам куда как важнее удержать мост, дабы не занимать его ещё раз с большими потерями.
Однако же, атак больше не последовало и нам оставался всего один длинный бросок по прямой до Красноречинска, ставшим ставкой для «пятибоярщины». Последнее пристанище сурской Смуты было серьёзно укреплено и уничтожение повстанцев обещало быть тяжёлым. Впрочем, когда трудности останавливали наёмников?
Глава 22. Мёртвое городище
Как и предполагалось, смутьяны собирались обрушить мост, чтобы нам просто не удалось пересечь воду. Естественно, такая операция была не самой лёгкой ввиду того, что мост был одним из немногочисленных каменных представителей во всей Сурии. Если деревянный мост можно было просто сжечь, то каменные приходилось вручную раздалбывать кирками и кувалдами, что требовало огромного количества времени и сил. У них это частично удалось, и сейчас я бы не стал загружать мост по максимуму, но всё равно мы подошли крайне вовремя. Будь у смутьянов хотя бы парочка бочонков пороха, то ситуация сложилась бы куда как хуже, и переправиться нашему войску в ближайшее время просто бы не получилось.
Переправа заняла целый день. Мало того, что мост был узким и позволял проехать всего лишь четырём конникам нога в ногу, так и загружать его мы не стали. К тому же, было необходимо не только переместить саму конницу и немногочисленную пехоту, так ещё и перевезти обоз, который значительно стопорил наше войско. Можно было бы его бросить, но тогда у нас просто не получится в случае необходимости встать в осаду, а она вполне могла и начаться в ближайшее время, ведь Красноречинск был не просто городом, а городом практически неприступным. В такую ситуацию я уже попадал под Орлаёном, но та крепость долго не сталкивалась с реальным врагом, а потому обветшала. С южной столицей суров всё было иначе. Не смотря на все Засечные черты и крепости на границе, харисиндцы с боями часто пробирались вглубь страны, грабя всё и вся на своём пути. Вот именно о Красноречинск большинство степняков и ломали зубы. Всё-таки, город имел не только высокие стены, но и умелый гарнизон, способный не только сидеть за стенами, но ещё и выйти в поле, после чего выдать налётчикам крепких звиздюлин. Именно из-за постоянных столкновений с степняками городская крепость содержалась на «отлично».
Через несколько дней пути, пока мы двигались с большой скоростью, не успевая, правда, за отступающими смутьянами, нам поступил приказ из столицы о том, что необходимо дождаться подкрепления основных войск, лояльных Владиславу. Ну, а дожидаться в голом поле не очень продуктивно, а потому необходимо занять крепость, именуемую Полонским Городищем. Само укрепление было старым и основательным. Собственно, своё название оно получило за счёт того, что раньше здесь располагалась одна из главенствующих баз работорговцев на берегу реки Пьянар, что была притоком Ярыка.
В общем, учитывая, что вся армия для взятия городища нам просто не нужна, было решено, что мой наёмничий корпус отправится брать бывшее пристанище торговцев живым товаром, а вторая часть закрепится на уже взятых территориях. Учитывая, что враг сейчас бежал, то план был одобрен Гривой, и я, со счастливой душой, отправился на осаду.
Подход к крепости был расчищен и, что удивительно, не был нашпигован хоть какими-то ловушками для того, чтобы остановить наш подход. У меня даже появилась мысль, что крепость просто оставили, решив не защищать столь важную транспортную развязку. Естественно, через пару мгновений удалось понять, что это было далеко не так и на стенах городища развевались знамёна смутьянов: взлетающий с земли беркут золотого цвета на красном фоне. Помимо обычных знамён виднелось и множество воинов, стоявших во весь рост за зубцами стены. Такой «парад» был простой демонстрацией силы, призванной либо отпугнуть нас, либо предостеречь от излишне рискованных действий, которые, в отсутствии многочисленного врага, могли бы сработать. Впрочем, нужно было всё равно соблюсти все прелюдии, исполняемые лоялистами при подходе к очередному укреплению, занятому, предположительно, смутьянами «пятибоярщины».
Двинув своего коня вперёд, я подскочил к стенам каменной крепости, сопровождаемый взглядом десятка глаз. Многие защитники Полонского Городища рассматривали меня поверх болтов и стрел, чьи наконечники были готовы по-дружески нашпиговать сталью, заставляя сильнее сжимать поводья коня. Казалось бы, своему доспеху я доверял целиком и полностью, но с ужасом представлял, как по шлему забарабанят стрелы и болты, уходящие во все стороны.
- Меня зовут Вадим Ларингийский! – поприветствовал я
