— Ну, разворачивай, показывай свой московский товар.
— Это самые лучшие шелка, привезены нами из Лиона. А это добротное сукно делают английские ткачи. В платье из такой ткани не страшны самые лютые московские морозы, — певуче говорил Исаак.
Посол щупал, мял ткани, пробовал их на разрыв, косясь на торчащего в дверях дворецкого, наконец сказал:
— Эй, Стас! Сходи за моей шкатулкой с деньгами. Да распорядись там, на кухне, чтобы сделали мне какой-нибудь напиток от изжоги.
— Моченая брусника помогает!
— Давай бруснику.
Только дворецкий удалился, Гонсевский отшвырнул ткань и уставился на Массу.
— Передай французу — их королевское величество отвернуло свое милостивое лицо от Димитрия!
— Что это значит? — спросил Исаак. — Что полковник должен сделать?
— Он должен об этом сказать князю Шуйскому.
— У полковника одна голова на плечах. Стоит ему только войти на подворье Шуйского, как ее не будет. Уж Басманов об этом позаботится.
— А ты сможешь? Ведь ты купец?
Масса хитро улыбнулся:
— Ваше сиятельство правильно сказал, что я только купец, и хотел бы знать, сколько получу за эту услугу. Ведь одно дело — просто передать письма, а другое — самому участвовать, да еще неизвестно в чем.
Гонсевский поколебался, видимо борясь со скупостью, наконец решился:
— Хорошо, если дело будет сделано, получите с французом сто тысяч флоринов. Ну и, конечно, милость королевскую.
— Это значит — право на беспошлинную торговлю в польских и литовских землях?
— Безусловно!
— Хорошо, я согласен. Однако я человек простой и эзопов язык понимаю плохо. Пусть ваше сиятельство объяснит толком, в чем заключается дело и о чем говорить с Шуйским.
Гонсевский подошел к двери, захлопнул ее поплотнее и приблизился к купцу, вновь взяв ткань из его рук:
— Шуйский сообщил с нарочным, что в Москве составлен заговор против Димитрия. Просил, чтобы Сигизмунд не препятствовал и дал согласие в случае благополучного исхода, чтобы на Русское царство пришел королевич Владислав. Так вот — король согласен.
Исаак напряженно слушал, потом натянуто засмеялся:
— Ничего не получится.
— Почему?
— Царский двор полон вооруженных поляков.
— Поляков я беру на себя.
— А триста головорезов Маржере?
— Маржере должен знать, что произойдет, если Димитрий узнает о его службе Сапеге.
— Значит?
— Значит, в урочный час его с телохранителями не должно быть во дворце.
— Это невозможно! Царь не ложится, не проверив посты.
— Такие умные головы, как ваши, что-нибудь придумают. Скажи лучше, как ты попадешь к Шуйскому? Нужно, чтобы он тебе поверил.
— Думаю, что со мной он будет откровенен, — самоуверенно заявил Масса.
— Поверит твоей хитрой роже? — хмыкнул Гонсевский и снова поморщился от изжоги.
— Я в хороших отношениях с одним отважным офицером из его свиты. Этот офицер был тяжело ранен под Кромами и только сейчас начал выходить из дому. Пока он болел, я помогал ему бальзамами. А главное, он во время болезни учился рисовать. И вот нарисовал мне подробный план Москвы. Подобного ему я не видел…
— И что же? — Глаза Гонсевского хищно блеснули. — Где этот план?
— Этот план — у принца Оранского, моего государя. Да будет тебе известно, что его картографы — лучшие в мире.
— Постой, так…
— Да, офицер продал план мне, хотя и понимал, что очень рискует. Русские ведь очень подозрительны! Но сумма была так велика…
— Ясно. Значит, он полностью в твоей зависимости?
— Ну зачем так прямо? Просто он мне очень доверяет и беспрекословно окажет протекцию для визита к Шуйскому.
— Действуй. Сообщишь мне, когда заговорщики намерены выступить. Мой совет — сразу же после свадьбы, пока царь будет увлечен своими амурными делами.
Неожиданно он замолчал, рывком распахнул дверь, за которой стоял дворецкий, с невозмутимым видом державший в одной руке шкатулку, в другой — кувшин.
— Ты чего, Стас? Долго так стоишь? — с подозрительностью спросил Гонсевский.
— Нет, только что подошел. Раздумывал…
— О чем? — с еще большей подозрительностью спросил Гонсевский.
— Да чем стучать в дверь, — флегматично пояснил камердинер. — Шкатулку можно попортить, а кувшин — разбить. Разве что лбом? Он у меня крепкий!
Гонсевский, а за ним и Исаак Масса расхохотались.
— Находчивый у вас слуга, — заметил купец.
— Да, звезд с неба не хватает, зато готов за хозяина лоб расшибить, — продолжал смеяться Гонсевский, глотая прямо из кувшина кисленький напиток. — Я беру весь твой товар, купец, и принеси мне еще те ткани, что обещал.
— В следующий раз я непременно вам покажу изумительные кружева из Брабанта, — поклонился гость.
Вечером, как и обещал, Маржере вновь был в лавке голландца. Его встретила жена, такая же маленькая и пухленькая, как и сам хозяин.
— Исаак еще не приходил! — сообщила она встревоженно. — Может, поляки пьяные напали? Вон как они буйствуют на улицах!
Маржере, делая вид, что слушает болтовню женщины, тревожно думал: неужели купца схватили? Хотя Масса — такой осторожный и ловкий малый. Он было повернулся, чтобы уйти, как едва не столкнулся с вбежавшим в лавку запыхавшимся толстяком.
— Прошу извинить меня, господин полковник! Такая клиентура привередливая пошла. То не этак, то не так! Клара, приготовь бутылочку вина для нашего высокого покровителя! Мы пройдем в заднюю комнату, а ты побудь здесь!
Видно было, что важные вести буквально переполняют негоцианта, и он за руку потащил Маржере к двери, ведущей на семейную половину. Плюхнувшись за стол и сделав жадный глоток из венецианского бокала, он испуганно уставился на Маржере, причитая:
— Что будет, что будет!
Тот неторопливо цедил вино из своего кубка, бесстрастно глядя на взволнованное лицо собеседника.
— Хорошо, что я сам пришел сюда. Представляю, какой переполох ты бы учинил, если бы появился в казарме с таким лицом!
— Заговор, боярский заговор! — выпалил Исаак.
— Я знаю, — столь же бесстрастно заметил Маржере. — Кто во главе?
— Шуйский, Голицын и Татищев. Я их застал всех вместе! Они очень обрадовались поддержке Сигизмунда…
— Это Гонсевский тебе сказал? — быстро спросил француз. — Так я и знал. Сегодня на приеме он вел себя вызывающе, будто вел дело к войне… Что он еще велел передать боярам?
— Что постарается, чтоб поляков не было, когда заговорщики придут в Кремль. Но еще больше их обрадовало, что не будет твоих алебардщиков…
Маржере вскочил как выпрямленная пружина:
