Прочитав подборку материалов, генерал Вершинин решил сам поближе познакомиться с Покрышкиным и составить о нем собственное мнение. При случае он стал заезжать в 16-й полк и беседовать с капитаном. Генералу нравилось упорное стремление этого комэска упорядочить стихию воздушного боя, подчинить ее строгим, нерушимым правилам. Из разговоров выяснилось, что Покрышкин, при всей его требовательности к подчиненным, никогда не дает их в обиду и постоянно проявляет о них заботу.
Командарм внимательно прислушивался к предложениям капитана. Именно после бесед с Покрышкиным 4– я армия стала осуществлять патрулирование на глубине 5– 10 километров за линией фронта; выделять часть истребителей для свободной охоты в глубине территории врага на вероятных маршрутах полетов его авиации; перехватывать самолеты противника на дальних подступах к линии фронта; сокращать количество истребителей, сопровождающих бомбардировщики и штурмовики, и привлекать их к отражению массированных налетов немцев.
Подобное отношение воодушевляло Покрышкина, окрыляло его. Но он всегда помнил: беседы с командующим армией на виду у всего полка обязывают его быть вдвойне внимательным в своей боевой работе, оставаться скромным и не зазнаваться, иначе товарищи отвернутся, а недоброжелатели запустят в оборот какую-нибудь грязь. Поэтому он только усиливал требовательность к себе и товарищам, отчего Андрей Труд сочувственно спрашивал:
– Опять стружку с тебя снимал?
– А ты думал? – с серьезным видом отвечал Саша.
– И что он к тебе привязался… Воюем вроде неплохо.
При этом Андрей тяжело вздыхал: попробуй угоди начальству.
…Шестерка продолжала патрулирование при полном радиомолчании. Наконец Покрышкин увидел то, чего так терпеливо ожидал: с юго-запада, под прикрытием четырех «мессершмиттов», шли четыре тяжело груженных бомбардировщика «Ю-88».
– Фадеев, отгоните «мессеров»! – приказал Саша.
Вадим с Андреем с набором высоты пошли вверх.
– Атакуем бомберов спереди, сверху! – это уже касалось оставшейся четверки.
Они атаковали сверху, под углом, позволяющим последовательно переносить огонь с одной машины на другую. С первой же атаки подожгли два «юнкерса». Медленно, как бы нехотя, опустив носы, бомберы исчезли в пухе облаков – упали в районе станицы Нижне-Баканской.
Молниеносно развернувшись, Покрышкин со Степановым повторили атаку против второй пары «юнкерсов», но теперь сзади. Немцы не стали рисковать – удрали в облака.
Фадеев с Трудом сбили два «мессершмитта», а вторая пара последовала примеру бомбардировщиков.
Андрей Труд воспрял духом. Накануне он столкнулся с опытным немецким асом в лобовой атаке и думал, что все, конец… Немец отвернул в последнее мгновение и бросил машину на горку. Андрей повторил маневр, но от перегрузки потемнело в глазах, и на миг он потерял из вида длинный тонкий фюзеляж «худого» с крупно нарисованной на нем кистью винограда. «Винодел какой-то, черт бы тебя побрал», – со злостью подумал Андрей. В верхней точке он перевел машину в разворот и приготовился, помня наставления Покрышкина, что «мессеры» не любят иммельмана. Так и есть, но немец, сделав резкий переворот, сразу ушел в крутое пике, да так резво, что попросту от Труда удрал. У «мессершмитта» мощнее мотор, чем у «кобры». От такой неудачи Андрей расстроился, да и коварная мыслишка закралась: «С асами из эскадры «Удет» трудно тягаться». Но сегодня все стало на свои места. Они срубили с Фадеевым двоих первыми же очередями, с первой атаки.
Покрышкин со своими возвращался на аэродром, когда навстречу им поднялась шестерка майора Крюкова – Моисеенко, Искрин, Старчиков, Сутырин, Никитин. Все уже достаточно опытные пилоты.
Погода начала улучшаться: облака поднялись до двух с половиной тысяч метров, в просветы выглянуло голубое небо.
Немцы, не мешкая, начали массированные налеты бомбардировщиков. Шестерка Крюкова столкнулась с двенадцатью «Дорнье-217» и сопровождающей их восьмеркой трехпушечных «Ме-109 Г-2».
Умело маневрируя, Крюков с подчиненными расстроили боевой порядок бомберов, два из них сбили, а также сняли двух истребителей сопровождения. Остальные удрали.
В половине двенадцатого, подкрепившись и заправив машины всем необходимым, Покрышкин во главе своей шестерки вновь вылетел в район Крымской.
Облака под жарким солнцем уже растаяли, небо было чистым. Внизу, окутанные дымом и пылью, виднелись печальные сады станицы. Тускло сверкали при дневном свете вспышки выстрелов танковых орудий.
Покрышкин перевел шестерку на высоту четыре тысячи метров. Все напряженно всматривались в горизонт, стараясь пораньше увидеть немецкие самолеты. Вот мелькнула пара «Фокке-Вульфов-190». Это «охотники» из эскадры «Удет» высматривают зазевавшихся или тех, кто отстал от своих.
Саша только хотел предупредить всех, чтобы держались поближе друг к другу и не разбивали строй, как Фадеев кинулся на «охотников». Труд, с запозданием, за ним.
Дальнейшее все произошло мгновенно. Фадеев не успел занять выгодной позиции, как немцы, пользуясь преимуществом в высоте, стремительно спикировали, пустили пару очередей и крутой горкой ушли на солнце, а потом и вовсе скрылись.
Фадеев доложил, что ему надо вернуться: немцы прострочили хвост его машины, и она плохо слушается руля. Видимо, перебили трос. Труд пошел на Краснодар: пока он метался, вышло горючее. Оставшееся время патрулировали четверкой. После приземления Покрышкин метал громы и молнии. Ребята на всякий случай держались от него подальше. Наконец комэск успокоился и сам подошел к Фадееву.
– Вадим, ты точно когда-нибудь свернешь себе шею!
Надвинув на самый нос козырек своей потрепанной, мятой фуражки, заложив руки за спину, он неторопливо расхаживал перед самолетом, чуть прихрамывая на правую ногу – последствия двух вынужденных посадок. Фадеев, этот здоровенный детина, на этот раз непривычно сутулился, неловко притопывал рядом и казался меньше ростом. От его бравого артистического вида не осталось и следа. Он понимал, что грубо нарушил дисциплину в воздухе, не подчинился командиру группы, а в глазах друга просто лопухнулся, свалял дурака, и никакого оправдания этой глупости не было.
– Сколько людей уже вот так погибло! И ты что, тоже туда торопишься? – выговаривал Покрышкин. – Пойми: ты талантливый летчик, у тебя большое будущее. Фашистов бьешь, как куропаток. Вон, к званию Героя тебя представили, а ты… Как пацан, понимаешь, с горячностью своей не можешь совладать… В чем дело?
Впервые Саша разговаривал с другом как начальник с подчиненным.
– Прости, Саша! Мне показалось, что они совсем рядом… Ну что ты так расстраиваешься, – удрученно бубнил гигант.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
