кажется, уже слишком.
– Нет, не убивал, – отрицательно качнул головой Максимов. – Но думаю, наверное, вам должно быть… – Подполковник запнулся. – Даже не знаю, что сказать…
– Не надо ничего говорить. Нормально, все нормально.
– Очень хочется надеяться, что эта война будет последней на долгое время.
– И не надейтесь.
Подполковник молча выпил и вопросительно посмотрел на меня.
– Все еще впереди. Через полтора десятка лет начнется такое, что нынешние сражения покажутся миру детским развлечением. – Я заметил, что Максимов очень серьезно воспринимает мои слова, и на всякий случай добавил: – Это я кликушествую, Максим Яковлевич, не обращайте внимания. Лучше скажите: когда ваши партнеры начнут нам помогать? Кимберли мы, наверное, еще и возьмем, но на этом везение и наши ресурсы закончатся окончательно. Кстати, как там дела в Натале, в частности под Ледисмитом?
– Пока не знаю, – пожал плечами Максимов, – но завтра буду знать.
– Я предполагаю, что, если не произойдет чуда, максимум через неделю осаду снимут, а потом… впрочем, пока не важно. – Я заставил себя заткнуться. Хватит пророка изображать. – Ну… еще по одной? Так что там с помощью? Не хватит парочки блистательных побед и несколько тысяч британских трупов для инициации желания вступить в игру?
– Извольте. – Максимов опять разлил коньяк. – А по поводу помощи… Нам уже помогают. Поверьте.
– Отчего же не поверить. – Я залпом выпил и почему-то не почувствовал вкуса. – Майкл Игл – он такой, очень доверчивый. Кстати, вы же хотели со мной о чем-то поговорить? О чем-то конкретном или в общем?
– Да так… – подполковник улыбнулся, – обо всем – и ни о чем. И поздравить: вы совершили практически невозможное. Кстати, уже можете нам предъявлять счет.
– Возьму снарядами, патронами и взрывчаткой.
– Я серьезно, Михаил Александрович. – Улыбка на лице Максимова немного угасла. Мне даже показалось, что он огорчился. Или озадачился. Вот только чему?
– Если серьезно, то на эту тему мы поговорим немного позже. Скажем… после сегодняшнего совета.
– Можно и после. Встретимся у поместья. – Подполковник откланялся и ушел. С немного обескураженным лицом. Ну-ну…
Я докурил сигару, затем отправился к раненым, выделил по двадцать фунтов помощи семьям погибших, буде такие найдутся, вставил по случаю потерь грандиозного пистона командному составу, отдал еще кучу распоряжений, а потом долго отмокал в бочке с водой. Настроение так и не поднялось – город, в одночасье превратившийся в громадный могильник… ну… сами понимаете… И вообще…
Махнул гребенкой по мокрым волосам, оправил френч, глянул в зеркало и остался доволен. Орел, ядрена вошь. Вот только угрюмый и дико усталый орел. Но это, так сказать, издержки профессии, ничего не поделаешь. Да и вообще… короче, что-то меня грызет. Но вот никак не могу понять что. Вроде все нормально. Может, слишком все гладко? Так не бывает. Или бывает? А вот хрен его знает… Даже не знаю, что сказать. Ладно, пора идти, то есть ехать. Штаб расположился в небольшом поместье, примерно в десяти милях от расположения моего отряда. Вот еще один повод для беспокойства: подразделения растянуты, если что – попробуй организуй тут оборону. Я точно не смогу. Впрочем, этим занимается фон Бюлов: думаю, справится.
Симон уже оседлал моего «росинанта», я скормил ему горбушку хлеба, посыпанного солью, и вскочил в седло. С собой взял братьев Штурс – Огюста и Людвига, бывших австрийских улан из недавнего пополнения. Бравые вояки, отличной выучки, причем оба великолепные стрелки. И что самое важное, братцы – отъявленные молчуны. Больше никого привлекать не стал: не по чину большой свитой обзаводиться. Окинул взглядом расположение и тронул поводья.
По пути ломал голову над своим выступлением пред ясными очами президентов и бравых бурских генералов. Ох уж эти генералы… Чуть ли не легенды во плоти, непререкаемые авторитеты и при этом совершеннейшие профаны как полководцы. Нет, определенными талантами ети енералы конечно же обладают, но, скажем так… в области партизанской войны, не более. И вообще, в истории их слишком идеализировали, все больше в этом убеждаюсь. А еще они – обыкновенные люди, со всеми присущими человеческой натуре слабостями и недостатками. Причем единства среди них нет в помине. Де Вет ненавидит Боту, Фронеманн в одну руку с Ботой мылит против Де Вета. Де ла Рей вообще сам себе на уме и подозрительно относится ко всем. М‑да… Так, о чем это я? Ага…
Для них я обыкновенный удачливый выскочка, тем более не бур – а чужак, который еще долго не станет своим. Если вообще им станет. Значит что? Значит, в очень скором времени стоит ждать определенного противодействия, если не откровенных пакостей. Пока эта тенденция явно не просматривается, но расслабляться не стоит. Хотя, пока я им нужен, думаю, гадить они не решатся.
Скоро мы выехали за пределы расположения бурской армии и мерно потрусили по едва угадывающейся проселочной дороге. Совещание назначено на полночь, так что можно не спешить. Смеркалось, но темнее от этого не становилось – в Южной Африке в это время года удивительно светлые ночи. Стало достаточно свежо, можно даже сказать – холодно. Оглушительно трещали цикады, где-то вдалеке скулили гиены. Еще та живность. Недавно видел, как стайка этих пятнистых тварей нагнала прайд львов и нагло отобрала у них добытого буйвола. Африка – она такая Африка…
– Капитан, нам навстречу кто-то едет, – неожиданно раздался голос Людвига.
Я уже и сам увидел группу всадников, летящую наметом навстречу. И облегченно вздохнул: на британских кавалеристов они не были похожи. Судя по всему, парни из охраны президентов, Йоханнесбургская конная полиция, по пыльникам и шляпам видно. Да и откуда здесь бритты появятся? Хотя нет… надо бы поостеречься. Я вытащил маузер из кобуры и взвел курок.
– Спокойно, парни, но будьте наготове…
Головной всадник в группе кавалеристов приветственно замахал рукой, но, разглядев направленное на себя оружие, осадил коня метрах в десяти от меня. Его люди остановились там же, никто из них к винтовкам не прикасался.
– Я Роберт Стенекамп, – представился он, дружелюбно улыбаясь. – Первый эскадрон Йоханнесбургской конной полиции. Минхер Игл, ну нельзя же так, в самом деле… – Полицейский недовольно нахмурился. – Почему такое маленькое сопровождение? И не направляйте на нас винтовки: мы – друзья.
– А в чем, собственно, дело? – Я проигнорировал требование убрать оружие. – И не соблаговолите ли вы сообщить мне сегодняшний пароль?
– Нам поручили немедленно сопроводить вас в ставку. Есть информация, что на вас готовится покушение. – Стенекамп еще раз улыбнулся. – Пароль «Якобсдаль», отзыв «Вифлеем» – это до полуночи, а затем «Кронстадт» и соответственно «Ватерберг». Ну как? Я вас убедил?
Очень интересно. Пароли правильные, этого самого Стенекампа я вспомнил, видел среди охраны Крюгера. Покушение, говоришь?
– Что за покушение? Чей именно вы выполняете приказ?
– Минхер Игл… – досадливо повел роскошным усом полицейский. – Приказ отдал сам президент Стейн, господин Максимов в курсе. А что и как, вам сообщат в ставке. Я не уполномочен. Нам поставлен приказ сопроводить фельдкорнета Игла, и не более того. И я выполню этот приказ, даже если придется вас связать.
– Не так-то легко это сделать, минхер Стенекамп… – буркнул я ему и дал знак Огюсту и Людвигу убрать оружие. – Ладно, отправляемся.
– Давно бы так… – довольно кивнул полицейский. – Следуйте за мной.
Полицейские ловко перестроились, охватив нас с флангов, а затем… затем…
– Твою же мать!!! – Одновременно с грохотом револьверных выстрелов я увидел, как братья упали с седел, вскинул маузер, но сразу опустил его, так как уставился на полтора десятка стволов, направленных на меня. Писец, приехали…
– Спокойно, минхер Игл, спокойно… – добродушное лицо Стенекампа расплылось в хищной улыбке, – не надо дергаться. Один из моих людей в любом случае успеет вас застрелить. Вам придется проехать с нами, кое-кто просто горит желанием побеседовать по душам с фельдкорнетом Иглом. Или как вас там…
Я его слушал и лихорадочно соображал, как поступить. Сбежать сейчас не получится:
