Итак, поздней осенью 1792 года Кутузов был приглашен к императрице. Перед государыней стоял тот самый человек, который почти тридцать лет назад горячо откликнулся на ее вопрос: не желает ли он послужить на поле чести? Теперь она видела перед собой 47-летнего генерал-поручика, кавалера орденов Святого Александра Невского, Святого Владимира 2-й степени, Святого Георгия 2-й степени, чудом уцелевшего после двух ранений, одного из верных сподвижников светлейшего князя Потёмкина-Таврического. В назначенное время Михаил Илларионович являлся на аудиенции в Зимний дворец, во время которых императрица обсуждала с ним политические вопросы. «Из тонкости, которую заметила она в уме его, из зрелых рассуждений, которые он делал о предметах дипломатических, и из предосторожности, которую соблюдал он во всех своих разговорах и поступках, тотчас заключила она, что Голенищев-Кутузов есть тот самый человек, в выборе коего она затруднялась, и который выполнит поручения ее во всей точности и в соответствии с ее ожиданиями», — сообщил первый биограф полководца Ф. Синельников, труд которого вышел в свет при Александре I, знавшем, как относилась к М. И. Кутузову его царственная бабка. Екатерину в то время больше всего волновал вопрос: действительно ли Турция готова вновь воевать с Россией? В рескрипте с прилагаемой секретной инструкцией говорилось: «В определении Вас к торжественному в Константинополь посольству, сверх особливого благоволения к заслугам Вашим, имели мы и то уважение, что Вы по искусству Вашему в ремесле военном не упустите сделать все те наблюдения, кои в свое время для нас полезны и нужны быть могут, о положении мест, о дорогах, о населениях, укреплениях, расположении войск, запасах военных и о всем к воинской части сухопутной и морской принадлежащем»6. Одним словом, Михаилу Илларионовичу предписывалось заниматься тем, что в наши дни называют военной разведкой. Об особой склонности Кутузова к этому роду деятельности государыня могла узнать от Потёмкина, на протяжении многих лет использовавшего интеллектуальный талант своего подчиненного. Но и это было не всё: бесстрашный генерал должен был заниматься и дипломатическим шпионажем: собирать слухи, перехватывать почту, выявлять агентов… При всем том поводом для поездки Кутузова в Константинополь было установление добрых дипломатических отношений: вручение султану послания императрицы, обмен богатыми подарками, устройство приемов и празднеств в посольстве, общение с турецкой знатью. Сама по себе поездка являлась знаком благоволения и средством «поправить экономию», что явствует из письма Михаила Илларионовича графу Платону Александровичу Зубову от 9 августа 1793 года. Будучи уже на пути к Константинополю, Кутузов узнал о втором разделе Польши и окончании там боевых действий и напомнил о себе последнему фавориту императрицы: «При случае предлежащего мирного торжества в будущем месяце, многие участвующие в последней войне воспользуются, без сомнения, неисчерпаемыми милостями Великой Государыни. Я при сем случае, не исчисляя трудов моих и непрерывного во всю войну управления знатною частию войск с некоторыми успехами, осмелюсь, по единому праву щедрот Всемилостивейшия Монархини, препоручить себя покровительству Вашего Сиятельства. Весьма почтенная комиссия, ныне на меня возложенная, служит, конечно, сильным ободрением для всех тех, которые посвятили себя службе военной, и для меня отличность сия превосходит, кажется, малые мои заслуги, но состояние дома моего, может быть, не поправится. Остаюсь с должным высокопочитанием и неограниченною преданностию, Сиятельнейший граф, Вашего Сиятельства всепокорнейшим слугою»7. Деловой тон письма указывает на то, что просьба Кутузова не содержит в себе по тем временам ничего из ряда вон выходящего: «многие участвующие в последней войне воспользуются, без сомнения, неисчерпаемыми милостями Великой Государыни». Генерал сознавал, что он уже достиг того рубежа службы, когда подобные просьбы составляют неотъемлемую ее часть. Бесспорно также и то, что Екатерине Ильиничне явно не хватало средств для того, чтобы растить пятерых дочерей и вести в столице открытый образ жизни, подобающий жене генерала. Очевидно, это и являлось причиной супружеских размолвок, намек на которые прослеживается в письме Кутузова от 12 августа 1793 года: «<…>Получил, мой друг, твое милое письмо. Давно я не имел такого удовольствия. Как ты мила, когда не бранишься. Я думаю, ты уже получила письмо с курьером Ивановым и посылки, детям благодарствую за письма. <…> Ничего в Бухареште не было. Весь товар, которым нас дарили, выписной из Константинополя. В Яссах всего много и дешевле. Пожалуйста, пришли все, что морем прислать надобно для стола, а для моего собственного употребления пришли что-нибудь точно такое, как ты, когда не бранишься. Это бы лучше всякого другого припасу было. <…> Я вчерась и сегодня совсем здоров после твоего письма. Прости, мой друг, целую тебя всячески. Детушки — вам благословение»8.
Во главе многочисленного посольства, состоявшего из 650 человек — офицеров Инженерного корпуса и Морского департамента, охраны, обслуживающего персонала, — генерал-поручик и кавалер Голенищев-Кутузов со всей пышностью следовал в селение Дубоссары, где на реке Днестре должен был состояться «размен торжественными посольствами» при строжайшем соблюдении этикета, установленного еще в 1775 году при аналогичной миссии князя Н. В. Репнина. «<…> Не должно Вам соглашаться ни на какое снисхождение, — требовала императрица, — от которого могло бы уменьшено быть достоинство и уважение, подобающее величию нашей империи и званию, на вас наложенному…»9 Со стороны Турции посланником в Петербург направлялся беглербей (наместник) Румелии Рассых Мустафа-паша, ярый противник мирных отношений с Россией. Соответственно, цели у обоих полномочных представителей были разные. Кутузов должен был противодействовать влиянию Французской республики, которая стремилась к союзу с Оттоманской Портой, видя в этом альянсе противовес враждебно настроенным к ней европейским державам. В секретной инструкции «по делам политическим» было определенно сказано: «Не станем тут распространяться о Франции. Разврат и гибельное превращение сего королевства в сущее безначалие не только отдалили все почти державы от сообщения с оным, но и довели до войны, которая ныне уже почти общею учинилася. Из Указу нашего от 8 февраля Сенату данного („О прекращении сообщения с Франциею, по случаю происшедшаго в ней возмущения и умерщвления короля Людовика XVI“. — Л. И.). Вы видели, что мы всякое сношение с сими извергами пресекли. Сего самого Вы и все люди, к свите Вашей принадлежащие, в точности держаться должны, не имея ни малейшего знакомства, ни сообщения с французами, зараженными правилами возмутительными против государя их и повинующимися настоящему мнимому правлению, в руках похитителей и сущих злодеев остающемуся. Да если бы Порта приняла посла или министра, от них назначаемого, запрещаем Вам и всей Вашей свите входить с ним в какое бы то ни было знакомство, принимать от него посещения и делать ему оные взаимно, исповедуя явно образ мыслей наших и всех верных подданных наших, да и каждому благомыслящему человеку свойственный»10. Русский посланник должен был не допустить проникновения французского флота в Черное море и добиться для России благоприятных условий морской торговли не только в Черном, но и в Средиземном море. Последнее обстоятельство со времен Второй русско-турецкой войны особенно настораживало Великобританию, поэтому Кутузов готовился к противостоянию не только с французскими агентами при дворе султана.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
