Здесь же на рынке и купили и выпили. Теперь она нехорошо рыгалась керосином, но по башке врезала здорово.
— Ты что говоришь-то, что говоришь?..
— Вон… Идут.
Друзья-товарищи увидели, как из остановившейся на проезжей части машины вышли двое и направились к пустырю. Это были Аслан и его брат Муслим.
Не подходя ближе чем на три метра, кавказцы остановились.
— Эти? — спросил Аслан брата.
— Привет, мужики, — вместо ответа начал Муслим, — работа есть.
— Знаем. Объявления читали, — сыто-небрежно отреагировал Гашек.
Муслим посмотрел на трубу. Там стояла недопитая водка.
Вот шайтан, уже где-то разговелись, с досадой подумал он и понял, что сытым придется давать больше.
— Можешь этой газетой подтереться. Я столько дам, не пожалеешь.
Аслан стрельнул глазами на брата. Уговор был другой. Муслим говорил, что купить бомжей — разговор короткий. У них сейчас с деньгами труба.
— Лук грузить не пойдем, — за друга ответил Гашек.
— Никто не заставляет. Тут дело другое. Пугануть надо, понял, да?
Муслим достал бутылку водки и протянул Фишеру. Тот не посмел отказаться — водка же…
Гашеку такое начало не понравилось. Он не знал истории Трои, но к подаркам, да ещё от кавказцев, относился подозрительно. Ко всему прочему, водка была дорогая, не из тех подвалов, где брали они сами.
— Все не так просто, — подумал он.
— Слыхали, тут общество организовано… Ни нам, ни вам не нужно. Они тут свой порядок поставят, и всем будет плохо — и нам и вам. Сгонют.
— А нам что… Мы подвинемся.
— Не подвинешься. Совсем сгонют. Евсей вон пропал…
— Евсей в деревню уехал.
— Аллах справедлив. Ваш Евсей уже с Петром-ключником разговаривает. Точно знаю. И брат видел. Его большая собака сожрала.
— Не звезди.
— Зачем мне врать. Пять кусков даю. Испугаешь? Ружье даю… Наливай.
Аслан смотрел на брата и удивлялся: неужели пить будет с этими?
Но Муслим взял грязный стакан и одним глотком выпил принесенную водку.
— Тебе Аллах не велел, — засмеялся Гашек.
— Про водку в Коране ни слова. Вино нельзя. Большую собаку знаешь?
— Ее теперь все знают.
— Я тебе ружье дам и патрон холостой. Пугнешь?
— А если он собаку пустит?
— Не пустит. За такое тюрьма. Нары. Не пустит. Народ кругом.
— Как же при народе?
— Сам думай. Там стройка. Канава большая. Доску постелишь, по ней убежишь. Доску скинешь. Никто не догонит.
Бомжи задумались.
Молчали и заказчики.
— Мало.
— Сколько хочешь?
— Сейчас пять, потом пять.
— И ящик чешского.
— И кило воблы, — загорелся второй бомж.
— Хорошо. Сейчас не дам. Дам вечером. Напьетесь. Дам половина.
Муслим кивнул брату, и тот пошел к машине, вернулся с мешковиной, в которой угадывался продолговатый предмет.
— Патроны в стволе. Осторожней.
— Лады, — согласился Гашек и принял оружие.
— В восемь, — предупредил Муслим, и братья пошли к машине.
Там Муслим попросил слить воды на руки, и Аслан полил ему из бутылки боржоми.
— Козлы… — подвел итог один из братьев. Но «козлы» оказались не такие уж и козлы. После ухода братьев спустились в котлован, нашли один из отсеков недостроенного бассейна, возможно, здесь планировались душевые, и развернули мешковину. Там оказалась «тулка» с обрезанным прикладом и укороченными стволами. Разломив оружие, увидели тускло посвечивающие торцы патронов.
Фишер вытащил один на свет и начал внимательно рассматривать. Патрон как Патрон. Достав перочинный ножик, он вытащил пыж и вытряхнул на ладонь полдюжины накусанных шляпок гвоздей.
— Мразь… — резюмировал он.
— Сука, — согласился напарник.
— Хотели по кривой объехать. Он размахнулся, чтобы разбить «тулку» о бетонный столб, но Гашек перехватил руку.
— Зачем? Давай охолостим патроны. Выпалим. Скажем, гони деньги. Пусть думают, что промахнулись.
— Из двух стволов? С двадцати шагов? Промахнулись?
— Руки тряслись с перепою. Они же думают, что мы не знаем.
Резон в этом был.
— Думаешь, он правду сказал? — спросил Фишер.
— Про Евсея? Не знаю… Но такая может запросто глотку перекусить. Знать бы наверняка.
— Выстрелишь?
— А ты как думаешь?
Ни один, ни другой никогда не стреляли в человека. Ногами пинали — было. Воровали — было. Но стрелять не стреляли даже в армии. Это надо быть неизвестно кем, чтобы вот так, почти в упор, гвоздями.
Вечером прикатил один из братьев, вручил завернутые в газету сторублевки. Пятьдесят штук. Бомжи ушли готовить место.
Они выбрали дальний конец котлована, где по центру возвышалась опорная плита. Понадобилось две доски: с одного края до плиты и от плиты до другого края. Сразу после котлована вилась полузасыпанная траншея то ли для кабеля, то ли ещё для чего. Ее наметили для скрытного подхода и отхода.
Ждали сумерек.
— А знаешь, я Евсею завидую. Сидит сейчас в деревне у окошка… На столе чайник кипит…
— Самовар…
— Иди ты… Какой самовар, замудохаешься сапоги пачкать раздувая. Чайник.
Гашек был согласен и на чайник.
Вспомнили, что Евсей любил баночное какао. Обоим вдруг почудилось, что снизу из котлована потянуло знакомым дымком. Между тем никакого Евсея в котловане не было, а откуда тогда взяться дымку? Просто обоим очень хотелось, чтобы Евсей жил.
Они обратили внимание на собачников. Никто, слава богу, не гулял по ту сторону котлована. Это нисколько не насторожило бомжей.
А прогуливалось всего несколько человек: Валера — впервые после длительного перерыва, Сардор и продавщица Белка, подруга ушедшей Маши. Валера спросил у Сардора про Ольгу Максимовну, и тот сообщил, что она наотрез отказалась гулять на пустыре. Владелец бультерьерши не стал говорить, что знает, почему она больше не выгуливает своего бассета здесь, на пустыре, ведь чем меньше людей посвящены в то, что произошло, тем лучше. Валера не знал.
Он был даже рад тому, что Иванов бродил в гордом одиночестве со своим Зверем. Второй схватки не совсем оправившийся Геркулес наверняка не выдержал бы. Зато это позволяло издали критиковать и пса, и хозяина. Положим, схватись они с хозяином один на один, мокрого места не оставил бы от этого говнюка, но владелец Геркулеса не уставал успокаивать себя давней присказкой — солдат ребенка не обидит. Этим пока и довольствовался.
— Нет, все-таки красавец, ей-богу, себе такого завела, если бы не этот, — сказала Белка, кивая на кавказца.
— А по мне, чем больше, тем глупее, — сообщил свое мнение Сардор.
— Каков хозяин, таков и пес, — прервал их рассуждения Валера. — Вы только посмотрите… Ни дрессуры, ни послушания. Смотрите, смотрите, так и норовит поводок оборвать.
