В то утро, когда я сопровождал двух сестер на завтрак (сам я только пил чай), Виолета объявила:
— Мы отправляемся в Прагу.
— Зачем?
— Нам нужно встретиться с Николасом, и, кажется, он сейчас там.
Приближался момент знакомства с великим мастером. Виолета и Джейн давно уже не встречались с родителями, им хотелось снова увидеть отца и мать. Мы договорились выступить вечером. Было решено, что Виолета купит билеты, Джейн — все остальное, а мне осталось только гулять по городу.
Я бесцельно слонялся по улицам, глазел на витрины и разглядывал местных жителей. Когда я добрался до Блинд Зел-стрит, улицы Слепого Осла, мне показалось, что я вижу знакомое лицо. Вот беседуют двое мужчин, и один из них… Да, вне всякого сомнения, Жеан де Мандевилль!
Я подошел поближе, и, заметив меня, Жеан торопливо распрощался со своим знакомым и радостно меня обнял.
— Рамон!
— Жеан! Какая неожиданность! Как тесен мир!
— А мы неплохо провели время на Пути. Это были волшебные деньки.
— Да, незабываемые.
Жеан де Мандевилль, казалось, помолодел, хотя и не утратил почтенной внешности и скрытой мудрости. Это был один из людей без возраста, будто отмеченный богами.
— Ужасно рад тебя видеть.
— Что ты здесь делаешь, Жеан?
— Разъезжаю по друзьям. Сегодня здесь, завтра в Чехии проездом через Италию — так и проходит жизнь пенсионера.
— Нынче вечером я тоже уезжаю в Прагу, к приятелям.
— Ну как? Нашел уже философский камень?
— Пока нет, но продолжаю трудиться над этим и надеюсь все же его добыть.
Мандевилль громко рассмеялся, словно желая показать, что отдает должное моей настойчивости, хоть я и трачу ее на безнадежное дело.
— Я в тебе не сомневаюсь.
— По весне сам увидишь. У меня получится, Жеан, получится!
Теперь я был настолько самоуверен, что мне удалось бы все, чего бы я ни пожелал добиться.
— Как все прошло в Лиссабоне?
— Хочешь сказать, в Синтре?
— Ну да, в Синтре.
— Замечательно.
— Тебе удалось войти в Бадагас?
— Думаю, да. Но не уверен, во сне или наяву.
— Не беспокойся. Когда наш рассудок отказывается воспринять реальность, он выдает ее за сновидение, и тогда в памяти человека явь предстает сном.
— Но как отличить одно от другого?
— Над этим тебе придется потрудиться самому — угадывать, улавливать, понимать.
— Это очень сложно. Все невероятное, нерациональное кажется наваждением.
— Если ты входил в подземный город, если побывал в другом измерении, как и многие до тебя, тебе ничего не приснилось. Та реальность существует.
— Как мне нравится беседовать с тобой, Жеан! Я хотел бы кое с кем тебя познакомить.
— Извини, Рамон, но у меня много дел. Мне еще нужно купить одежду для нового путешествия, а задержаться здесь подольше я не могу. Давай отложим все до следующего раза. Может быть, мы встретимся в Праге.
— Возможно. Тогда и поговорим. До встречи, Жеан!
— До скорых встреч, Рамон!
Когда я оставался один, моя наблюдательность обострялась. С попутчиком все время словно ходишь на цыпочках, зато одиночество придает существованию неповторимые черты.
Я забрел в парковую зону, где было полно голубей, воробьев и чаек. Влюбленные не сводили друг с друга глаз, молодые мамы нежно опекали носившихся по парку деток. Иногда появлялась группа туристов-японцев, хотя туристический сезон еще не начался.
Одинокая девушка читала книжку на скамейке — наверняка любовный роман. Одиночество, свобода и задумчивость были ей к лицу. Казалось, ее поиски самой себя увенчались полным успехом и теперь она наслаждается этим новым ощущением. Девушка чем-то напоминала Джейн, хотя и выглядела чуть постарше: те же ниспадающие локоны, тот же стиль одежды. Только Джейн вела себя более открыто, а эта девушка была погружена в себя — по крайней мере, так мне показалось по ее позе и движениям. Она, вероятно, заметила, что за ней наблюдают, почувствовала себя неловко, потому что поднялась со скамейки и вышла на многолюдную дорожку, смешавшись с толпой. Несомненно, она направлялась в центр города.
Мне было трудно дышать. Болела голова, эффект лечебного зелья уже прошел, нос почти не работал. Я решил укрыться в гостинице; к тому же пришла пора собирать чемоданы.
Однако для начала я зашел в книжную лавку, чтобы купить путеводитель по Праге. Для меня французские и испанские издания были куда предпочтительней чешских, поскольку по-чешски я не понимал ни слова.
XVIII
Прага — город, основанный в IX веке. Она приворожила меня своей архитектурой, домами, мостами через Влтаву, а еще любовью здешних жителей к музыке, к театрам, к туристической толчее. Это был один из городов, в которых я не раздумывая согласился бы поселиться.
Здесь нашли пристанище алхимики, маги, загадочные женщины, фантастические существа; этот город вдохновляет поэтов и музыкантов, трогает души чужаков, которые бывают в нем проездом. И в то же самое время Прага — тот самый серый город, что навеял Кафке его «Замок», «Превращение» и другие шедевры. Этот гениальный прославленный европейский писатель жил в безвестности на Золотой улочке в одном из здешних маленьких сказочных домиков.
Да, город меня очаровал. Вышеград — холм над рекой, с парком и гробницами знаменитых пражан — напомнил мне историю Праги. Мне бы хотелось познакомиться с принцессой Либуше из племени чехов. Она вышла замуж за крестьянина по имени Пржемысл, от их союза пошла династия Пржемысловичей.
Меня манили к себе Градчаны, Целетна улица, Мала Страна, библиотека Страговского монастыря, Карлов мост. Я вышагивал по Праге из конца в конец, отыскивая сокровища, таящиеся в камнях, в мостах, в лицах горожан. Я гулял с Джейн, гулял с Виолетой, и на узких улицах отдавалось эхо наших шагов. Я гулял — и не чувствовал усталости. Этот город, его расстояния, его каноны красоты были как раз по мне. Единственной помехой был язык, но я старался не обращать на это внимания, объясняясь с помощью жестов.
Дом Николаса Фламеля находился на Староместской площади, то есть на главной площади Старого Города, что само по себе было роскошью. Единственное неудобство такого местоположения заключалось в толчее туристов: дом стоял возле церкви Девы Марии перед Тыном. Изящный особняк удивил меня роскошью внутреннего убранства.
Слуги сообщили нам, что чета Фламелей находится в Италии, в городе Фермо, но вот-вот должна приехать.
Я, конечно, сильно расстроился. Мы решили задержаться на несколько дней, словно в запасе у нас имелась вечность. И все-таки Джейн заметно нервничала: ей не терпелось встретиться с родителями. Она была младшей в семье, и ей недоставало родительской опеки. В Лондоне это было не так заметно, но когда Джейн куда-нибудь уезжала (например, в Италию или в Чехию), в ней просыпались детские воспоминания.
