И даже если бы вы знали, что А. на самом деле была Б., Икс был Игреком, К. была К., а тот я воистину был самим собой, изменит ли это ваше отношение к моим предыдущим книгам? Остаются истории. Эмоции. Искренние чувства. Я не прошу за это прощения и потому не приношу извинений.
Атенолол.
В упаковке 28 таблеток, и мне хватит их на месяц.
Перед тем как вы достанете таблетку, вы увидите, что на сияющей поверхности упаковки отмечен тот день недели, в который ее следует принять внутрь. В первые недели я не обращал внимания на этот порядок и принимал таблетки наугад. Теперь это вообще не имеет никакого значения.
Мертвый человек ходит по улицам, а его запас разноцветных таблеток лукаво упрятан в ящик, набитый его прошлым, многословными гранками давно изданных книг…
Когда я — в произвольном порядке — писал некоторые главы для этой книги (которые вы, конечно, прочитаете позже), я начал понимать многие вещи. Этого слишком много, и я не могу успокоиться.
Слишком много боли в воспоминаниях, которые я тщетно пытался подавить. Осознание, что жизнь, которой искренне завидуют, теперь приносит мне мало удовлетворения. Слишком много «если бы».
Где они теперь? Хотел бы я знать.
Прочитает ли кто-нибудь из них эти строчки, эту книгу?
Так что вот она вам, правда и все, кроме правды, лживые откровения ром…
Поцелуй меня скорбно
1
Она говорила «киска».
Я говорил «пизда».
Просто незначительное разногласие в нашем спутанном постижении мира похоти.
Чем различается сексуальная семантика британцев и американцев — возможно, тем же, чем произношение слова «томат»?
Для нее «киска» было игривым, нежно-сексуальным, теплым и провоцирующим, почти что проявлением ласки.
Для меня это звучало совершенно вульгарно. Это слово часто используют в порнухе, где бессодержательная треклятая и неуместная пьяная музычка служит фоном для демонстрируемой открыто влагалищной гидравлики или любого другого отверстия, которое снимают крупным планом. Очень американское слово.
Может, у нее было слишком много американских друзей по переписке или Интернет-партнеров по виртуальному сексу.
«Киска» также напоминала мне о кошках. А я всегда ненавидел кошек.
По ее мнению, «пизда» — это слишком прямо, слишком обидно, слишком грубо.
Для меня это какое-то естественное, честное и само за себя говорящее слово, чтобы описать женский пол, это часть тела, которая никогда не перестанет очаровывать и привлекать меня. Я точно знал, что есть еще сотня или больше названий этого места, описаний, эвфемизмов и прочего. У меня на полке даже хранится книга, в которой все эти названия великолепно перечислены, с происхождением, языком и этимологией, проанализированной в кодированной школьной форме. Так что не придирайтесь к моему исследованию.
Я не верю в красивые слова, которые лакируют предмет: пизда есть пизда и останется пиздой.
Каждая последующая пизда, с которой я знакомился, была такой божественно другой, пробуждала во мне новые и неизгладимые переживания, была источником изумления и наслаждения, формы, цвета, оттенки, запахи, вариации, вкус, структура, все это стоит тысяч описаний. Чтобы отобразить женский пол так четко, как мне того хотелось, я не сильно нуждался в словах. Просто слишком много слов, чтобы описать, и это исказит весь смысл.
Не поймите меня неправильно: некоторые мужчины рождены фанатами сисек, любителями задниц или фетишистами ног, а для меня глаза и лицо — это первое, что привлекало мое внимание к женщине. Пизда, конечно, следовала позже. Или, во многих случаях, она не следовала никогда, потому что отношения не всегда неизменно заводили меня столь далеко.
Это была часть тела, которая полагается вам как приз в ритуале соблазнения. Высшая награда, а потому уникальная. Личная. Шокирующая и несравнимая.
Так что представьте мое изумление, когда однажды, поздней весной, уже под конец нашей повседневной переписки по электронной почте, Милдута написала мне, что только что побрила свою киску.
Тремя неделями раньше мы побывали в Нью-Йорке, вместе жили в одном маленьком отеле, граничащем с Гринвич Виллидж. Провели там почти неделю, это был ее самый первый визит в Манхэттен, и между страстными припадками ебли мы проходили мили, осматривая магазины, и в «Секрете Виктории» я радостно покупал ей одежду и шелковые ремешки. Мы ели очень много японской пищи, смотрели фильмы, ходили в музеи, шлялись по барам, где подавали свежевыжатый морковный сок, который она могла глотать литрами, и понимали — к нашему обоюдному удивлению, — как хорошо мы подходим друг другу, и сексуально, и эмоционально. В течение наших сексуальных игрищ я часто стриг ее. Как ву-айерист, наслаждался, прореживая ее поросль, и ее мясистое отверстие откровенно оголялось во всем своем великолепии, показываясь из-под защитного занавеса кудрей. Я, почти в шутку, уже не в первый раз предложил ей побрить ее генитальный ареал. Она снова отказалась, проницательно улыбнувшись, под предлогом того, что будет испытывать дискомфорт из-за отрастающих волос, и сказала, что ее кожа часто реагирует на бритье ненормальным раздражением и энным количеством прыщиков. Она делала это, когда какое-то короткое время жила со швейцарским банкиром в Цюрихе. Властный персонаж, он требовал от нее, чтобы снизу она была гладкой. Вначале, на той стадии, когда она тестировала эти рождающиеся отношения, неуверенная, есть ли у них перспектива стать постоянными, ей приходилось услужливо подыгрывать его желаниям.
Со смехом она также призналась мне, что банкир выбривал волосы вокруг члена и яиц, так что их гладкость была обоюдной. Этот образ часто занимал мое эротическое воображение.
Когда я прочитал ее письмо, я в первую очередь подумал, что она встретила другого человека.
Непременно, когда женщина столь открыто демонстрирует такие интимные места, это делается для мужчины. Почему для него, а не для меня? Но она уверила меня, что сделала это только в угоду собственной причуде. Однажды утром, в ванной, она неровно намазала депилятором область бикини и некрасиво удалила волосы. Правильным выходом было удалить оставшуюся часть волос, сказала она. И это так сексуально, добавила она. Не то что в Швейцарии, когда это было частью полового договора. Теперь она сделала только для себя и ни для кого другого. Она ездила на велосипеде в близлежащий городок, где закупала провизию, и чувствовала себя там настолько голой, и с осознанием спрятанной снизу тайны к ней легко пришло возбуждение. Казалось, ее и забавляет, и изумляет, что это так. Я мог ей сказать об этом гораздо раньше, я очаровывался голыми женскими органами все больше и больше, мне нравилось все, от накачанных моделей на порнографических игральных картах до кондовых фильмов и вспомнившейся голой порнографии.
