Ну, да Бог с ними... хотя бы сейчас он может насладиться нетребовательной любовью своей милой сестрички.
— Тогда, — молвил Георг, — давай не будем больше говорить на печальные темы. Лучше я расскажу тебе о новых изменениях, которые замыслил сделать в «Павильоне». Я настоятельно приглашаю тебя в Брайтон.
— Я бы с удовольствием приехала... если бы неплохо себя чувствовала. Но мне не хочется болеть, живя в Брайтоне; Это такое веселое место. А как поживает моя дорогая Шарлотта?
— Как всегда, у нее множество причуд и капризов. Она трудная девочка. Я боюсь, что она унаследовала много черт своей матери.
— Когда я видела ее в последний раз, то подумала, что ты в возрасте Шарлотты был похож на нее как две капли воды.
— На внешность девочки я не жалуюсь. Я говорю о ее нраве. Она слишком своевольна.
— Что ж, она папина дочка. А тебе бы хотелось, чтобы Шарлотта была кроткой малюткой, у которой нет в голове ни одной оригинальной мысли?
— Нет, конечно, но мне бы хотелось, чтобы она была более покладистой. В семье и без нее неприятностей хватает.
— О, Георг, что слышно об Эрнесте?
— Он выздоравливает. Я перевез Эрнеста в «Павильон». Принц слегка нахмурился. Брайтон был его вотчиной.
Жители этого города оставались ему верны. Однако теперь он опасался, как бы из-за Эрнеста его популярность не снизилась. Об этой печальной истории с камердинером ходило столько сплетен, а когда скандал затрагивал хоть кого-нибудь из членов королевской семьи, его тень ложилась и на других. Тем более, что эта ужасная трагедия случилась почти сразу же после скандальной тяжбы Фреда с Мэри-Энн Кларк...
Но что можно было поделать в такой ситуации? Эрнесту пришлось уехать из Лондона; ему нужно было оправиться от этого несчастного случая... если, конечно, такое слово тут уместно... Братья никогда не отказывали друг другу в помощи.
Ладно, в конце концов эти неприятности останутся позади.
— Хорошо, что ты его выхаживаешь, — сказала Амелия. — Впрочем, ты всегда был добр к своим братьям и сестрам.
— Бог — свидетель, мне бы так хотелось сделать что-нибудь для моих сестер! Ну какая у вас жизнь?
— Нас слишком много, — рассмеялась Амелия. — До чего же странная жизнь у королей и королев! Столькие из них страдали из-за того, что не могут иметь детей, а у наших родителей было целых пятнадцать. Тринадцать дожили до взрослого возраста и доставили им множество огорчений.
— Ты никогда не доставляла огорчений родителям.
— Разве? Папа постоянно беспокоится о моем здоровье. А уж о том, что бы он сказал, узнав о моей любви к Чарльзу, страшно даже и подумать.
— Он хочет, чтобы ты любила только его.
— Как он выглядел, когда ты в последний раз его видел?
— Плохо.
Амелия покачала головой и на мгновение умолкла. Она заметила, что в глазах брата промелькнуло радостное ожидание.
— Да, — сказала она, — ему все хуже и хуже. Он уже почти ничего не видит. Папа почти слепой и...
— И мысли его путаются, — подсказал принц.
— С этим, — сказала Амелия, — все обстоит еще хуже. Гораздо хуже! Он постоянно спрашивает меня, кто я такая, потом обнимает, начинает рыдать и твердит, что с каждым днем мое здоровье улучшается. Но это неправда, Георг.
— И тем не менее его это утешает. Бедный старик, ему нужно хоть какое-то утешение. Ты думаешь, это долго продлится?
— Вряд ли. Люди ведь замечают. Не только родственники, но и министры. Вскоре встанет вопрос о регентстве. Я в этом уверена, хотя сама могу и не дожить.
— Ну зачем ты так! — почти сердито воскликнул принц. — Ты же знаешь, что меня эти слова расстраивают.
Амелия протянула к нему руки и попросила прощения.
— Когда ты будешь назначен регентом, тебе некогда будет скучать по мне.
— Этого не может быть.
— Где бы я ни находилась, моя любовь и надежды на твой успех всегда будут с тобой.
— Моя обожаемая Амелия!
Сестра с нежностью взглянула на Георга. Может, все-таки отважиться и дать ему совет? Сказать: «Береги Марию. Мария — единственная женщина, созданная для тебя. Никто не будет так тебе предан, никто не будет так тебя любить».
Но как сказать это Георгу? Амелия знала, что, добиваясь какой-нибудь женщины, Георг бывает как в лихорадке. Леди Хертфорд холодная и жестокая. Мария Фитцгерберт добрая и ласковая. В глубине души Георг понимает, что на самом деле он всегда будет любить Марию... какие бы безумства ни совершал. Он относится к ней как к законной жене.
Фредерик и Уильям говорили об этом Амелии. Они оба восхищались Марией и желали брату счастья, поскольку любили его. Они пытались помирить Георга и Марию: пытались уговорить ее быть терпимее к его слабостям, а его — воздерживаться от безумств. Но все было напрасно. Они не смогли побороть гордость Марии и страсть принца к женщине, которая не принесет ему добра.
О, как Амелии хотелось, чтобы Георг был счастлив с Марией и рассказывал разные истории про маленькую Минни Сеймур, к которой он относился как к дочери. Вот было бы хорошо, если бы благоразумная Мария могла повлиять на принцессу Шарлотту! Но разве может беспомощная калека — а Амелия именно так о себе думала, — которая не сумела подавить в душе любовь к Чарльзу Фицрою, хотя любовь эта не имела будущего, учить других, как им жить?
Амелия вспомнила про разлад в королевской семье, про распри между братьями. Неужели этому не будет конца? Да, конечно, они сами виноваты. Но юную принцессу Шарлотту нужно наставлять на путь истинный. Она разрывается между своими родителями: отцом, который не любит ее, поскольку она напоминает жену, и матерью, которая буквально душит бедняжку своей любовью, однако не видит ничего дурного в том, чтобы девочка бывала в скандально известном Монтэгю-хаусе.
Пожалуй, лучше поговорить на менее серьезные темы: о произведениях искусства, которые принц недавно приобрел, и о том, как он украсил свой «Павильон» в китайском стиле.
Однако Амелия не сумела отмахнуться от печальных мыслей о своей семье. И главная ее мысль была о бедном больном короле, который никого так не любил, как ее.
«Когда я умру, — думала Амелия, — что станется с ним?»
***
В октябре Амелия заболела — доктора называли эту болезнь «антонов огонь», и стало ясно, что ее жизнь подходит к концу. Принцесса Мария была безутешна; она ухаживала за сестрой с тех пор, как та серьезно захворала, и хотя ей было известно, что конец неотвратим — и наступит достаточно скоро, — она все равно была страшно потрясена.
Королевская семья погрузилась в глубокий траур. Все родственники любили Амелию, но больше всех горевал король. Только она в последний год могла успокоить короля, только благодаря его любимой младшей дочери порой на губах отца появлялась улыбка. И то что Амелия перед смертью думала об отце, то что она оставила ему украшенный бриллиантами медальон, в который положила локон своих волос, лишь усугубляло горечь утраты.
