Кажется, только что они были силой, только что их было пятнадцать человек, и они представляли собой единое подразделение, сильное и умелое. И вдруг все изменилось. Каждый оказался сам по себе, превратился в отдельную огневую точку. И вот уже Сашка лежит в траве, истекая кровью, а у капитана-артиллериста разворочена грудь, и кто-то убит, и многие ранены, и Грушев уже не может руководить боем, потому что какое тут, к черту, руководство – головы не поднять, надо драться и стрелять, вот и вся наука, а смерть все валит и валит из кустов нескончаемым потоком, и кажется, что настает твоя очередь умирать…
Сашку надо было вытаскивать, но преодолеть эти десять метров у Игоря не было никакой возможности. Их могли разделять и три метра, и метр, и десять километров – это уже не играло никакой роли. В бою время и расстояние меняют свои значения, и на десяток метров уже не хватает жизни. Люди попросту столько не живут – слишком далеко, слишком долго. Расстояния войны – сантиметры, время – секунды. Прошло всего несколько минут, а ты уже десять раз умер, десять раз воскрес и десять раз убил…
И все же в этом бою образовалась пауза. Секундная пауза, когда огонь даже не прекратился, а лишь чуть-чуть ослаб.
Игорь приподнялся, изготовился к перебежке, но в этот момент прямо у него под ногами разорвалась граната.
– Помню, меня в ногу толкнуло что-то. Отбросило на спину, я сначала и не понял ничего. Потом чувствую – на животе липкое. Рукой потрогал – кровь. Осколок вошел в бедро почти у самого сустава, пробил ногу и застрял в заднице.
Бой закончился так же внезапно, как и начался. Воевать со спецназовцами не входило в планы «чехов» – у них была своя задача. Обойдя группу и оставив на поляне своих убитых, боевики ушли в лес.
Первую секунду Игорю показалось, что из его группы не выжил никто. Все были в крови: не поймешь, кто ранен, кто убит, а на ком просто чужая кровь.
– Когда «чехи» ушли, я вообще думал, что на этой поляне одни убитые. Только я остался. Как волна – выкатились из леса, раздолбали нас, обтекли, словно камень, и снова ушли. Этот бой оказался одним из самых жестоких. И до него, и после было много боестолкновений, но такого, как в тот раз… И длился-то он всего минут десять… Но мы им тоже хорошо наваляли. Очень хорошо.
Спецназовцы зашевелились потихоньку, стали подниматься с земли. Оказалось, что все не так уж и плохо, как подумал Игорь в первую минуту. Снова подал голос Сашка – жив, братишка!
Раненая нога стала неметь. Кожа на ягодице лопнула, из нее торчал зазубренный осколок. Игорь попробовал вытащить его, но он сидел крепко. Повезло еще, что граната была от подствольника – осколку не хватило силы пробить ногу насквозь. Если бы была эргэошка[40] или, не дай Бог, эфка[41] – на выходе вырвало бы кусок мяса размером с кулак.
Появилась боль. Мокров послал бойца из своей тройки к командиру – у Грушева всегда с собой был спирт. Хотелось хлебнуть глоток.
Боец вернулся через полминуты. Сообщил, что Грушев убит – осколок от «мухи» попал ему прямо в затылок. Связист, который был рядом с командиром, от этого же взрыва словил больше десяти осколков в рацию. Только она и спасла, а то были бы они все у связиста в спине, но связи больше нет; артиллерист уже почти умер, Сашка в очень тяжелом состоянии, ранения почти у всех…
В Ханкалу Мокрова с Сашкой везли одним бортом. Сашка потерял очень много крови, ослаб. Сразу с борта его унесли на операционный стол. А потом на операцию отправили и Игоря.
– Резали под местным наркозом. Собственно, даже и не резали – хирург просто взял осколок щипцами и вытащил его вместе с куском мяса. Края у осколка зазубренные, и он, когда через ногу шел, грамм пятьдесят по дороге нацеплял. Я думал, мне мое мясо обратно как-то прилепят – это все-таки мое, а хирург его в тазик просто стряхнул и осколок мне протягивает – на, мол, на память.
Привезли в палату, поставили капельницу. А через несколько часов в эту же палату определили и Сашку. Он был очень слаб, бледен, но в сознании и даже бодр. Пытался шутить. После операции и переливания крови ему стало намного лучше. Игорь даже подумал: хорошо, что и его ранило вместе с Сашкой – вместе служили, вместе в госпитале лежат, вместе домой поедут.
На следующий день Игоря отправляли во Владикавказ. Сашка к тому времени совсем очухался. Но был все еще нетранспортабелен. Поэтому Игорь улетал один, а Сашка оставался.
– Все будет в порядке, Сашка. Держись.
– У нас и так все в порядке, – улыбнулся тот белыми губами. – Мы живы.
– До встречи в Воронеже.
– Да. До встречи.
Во Владике Мокров пробыл недолго: по этапу его отправили дальше, в Новочеркасск. Ханкала, Владик – госпиталя пересыльные, там тяжелораненых не держат. А Новочеркасск – совсем тыловой госпиталь, где Мокров должен был выздороветь окончательно.
Там он провалялся около месяца.
– Чтобы рана не гнила, ее каждый день надо чистить, – рассказывает Мокров. – Делается это очень просто: бинт сворачивают в трубочку и пинцетом, как шомполом, протаскивают через дырку несколько раз. Представляешь, по живому. Когда в первый раз чистили, я врачу чуть по очкам не съездил – боль адская. А как начали привозить тех, кто в бэтээрах горел… Их каждый день по два раза перевязывали – старые бинты со спины отрывают вместе с мясом, они кричат… После этого я уже даже и не мычал. У меня-то, оказывается, так, царапина. Даже стыдно было за такое ранение.
Чего только ни насмотрелся Мокров за это время. Был у них в госпитале один парнишка, которому в ногу попало одиннадцать пуль. От костей почти ничего не осталось. Но ногу ему врачи не отрезали, сумели собрать. Даже говорили, что будет ходить. Был еще один – бэха переехала его почти напополам, прямо по тазу. Раздавило все – кости, внутренности, мышцы. Он был весь в дренажных трубках и в шарнирах, таз ему собрали по кусочкам. Сгоревшие, разорванные, раздавленные, без рук, без ног, без глаз…
Потом привезли одного капитана с дырой в груди. Его положили в палату к Игорю. Капитан начал рассказывать, как его ранило: шел со спецназовцами на корректировку, нарвались на «чехов»… История показалась Игорю знакомой.
– Где ранило-то?
– Там-то и там-то.
– Так ты ж с нами был!
Обрадовались встрече как старые знакомые. Поговорили, повспоминали. Капитан сказал, что все это время был в Ханкале. Игорь решил спросить про Сашку: все это время ничего о нем не знал.
– Слушай, Сашка Каразанфир – не слышал про такого?
– Как же не слышал, мы с ним в одной палате лежали. Он ведь тоже в том бою был, верно? Умер он. Через несколько дней умер.
О чем дальше говорил капитан, Игорь уже не слышал. Сашка умер… Как это? Сашка умер…
Каменистая Сахара закончилась на четвертый день, опять потянулись пески. Ногам стало легче, а идти – труднее. Ноги вязнут, песок забивается в берцы и стирает кожу. Вот и еще один урок: если придется воевать где-нибудь в Средней Азии, обязательно нужно иметь при себе две пары берцев – горные и обычные. Проверка формы на прочность – одно из условий тренинга.
Но в песках уроки выживания стали интересней. Как найти воду, как ориентироваться, как не получить тепловой удар, как расходовать меньше влаги. Самое сложное – ориентирование. Здесь же, в пустыне, ничего нету, куда ни глянь – один песок до самого горизонта. Впрочем, умели же наши предки как-то плавать по океану вообще без всяких приборов, ориентируясь только по солнцу и звездам.
На пятый день прошли километров восемьдесят. Больше двух третей пути. Осталось-то всего ничего. Ладно, и не такое выдерживали…
Через два месяца после ранения Игорь уже снова был в Чечне. Опять рейды, поиски, зачистки… Опять бои, потери.
В ноябре двухтысячного, за три дня до окончания очередной командировки, несколько человек из «Руси» послали сопровож дать инженерный дозор. Попросту говоря, надо было с саперами искать фугасы на дороге.
Двигались парами. Впереди – двое со щупами и миноискателями. Еще двое – по бокам дороги. По обочинам – спецназ. Сзади тяжелым бронтозавром ползет бэтээр прикрытия.
Игорь с Серегой Ворониным двигались по правой стороне дороги. Уже почти всю трассу прошли, скоро назад поворачивать. Вот до той зеленки и обратно. Игорь подмигнул Сереге, Серега подмигнул в ответ и – наступил на фугас. Взрыва Игорь даже не расслышал. Его как паровозом сбило, удар был очень сильный. Моментально оглох. Будто во сне смотрел, как из ближайшей зеленки в их сторону беззвучно полетели трассера. Потом глухота прошла, начал отстреливаться. Кричал, что он в порядке, что перевязка не нужна. В горячке ничего не почувствовал – боли нет, и ладно, а там разберемся, что к чему. Сначала даже и не понял, что, в общем-то, произошло чудо – совсем не зацепило, только поцарапало осколками шею и руку. Да еще Сереге глаз осколками посекло.
А когда отбились и в бэтээр сели, тут стало так плохо, что чуть сознание не потерял. Что там было в землю закопано, Игорь так и не понял. Похоже, что артиллерийский снаряд. Взрыва тоже не запомнил – трудно сказать, с каким звуком разрывается снаряд, если это происходит в метре от тебя.
