Белл!
— О, Зелим-бей, мы крайне поиздержались. Мы не берем серебра за порох и свинец. А свои вещи и припасы раздали местным.
— Попрошайкам! — упрямо повторил Паоло.
— Какой же выход? Что за странное отношение? Как я найду источники финансирования? Я не располагаю свободными средствами. Я вообще никакими средствами не располагаю! Где моя плата за риск⁈
— Не волнуйтесь, Зелим-бей! Выход есть — испуганно откликнулся Белл. — Турки-торговцы с радостью поделятся с вами необходимым в обмен на векселя, которые они предъявят в Константинополе.
— Все так просто⁈ — поразился я.
Меня до крайности возбудила и развеселила возможность за счет англичан экипировать свой отряд. Это будет великолепно! Но каков стал Белл! Человека просто не узнать!
Мы продолжили пьянку. Белл что-то лепетал про свою столь важную политическую миссию, которую никто не ценит. Жаловался на бесконечные проволочки и дискуссии со старейшинами. От их многоречивости, приправленной цветастыми оборотами, его уже тошнило.
Лонгворт хвалился своими подвигами. Как он отправлялся на вылазки с горцами. Как стоял под ядрами русских. Такой глуповатый юнец, не наигравшийся в войнушку.
Паоло пил много и молча. Под конец, когда бутылка показала дно, резко вскочил. Нагнулся ко мне и схватился за отвороты черкески.
— Я узнал тебя, сволочь! Ты русский шпион!
[1] В социальной структуре общества адыгов крепостные присутствовали, как и свободные крестьяне. С ними нельзя было обращаться как с вещью. Поэтому упоминаемые в «Дневниках» Дж.С. Белла «крепостные», которых привозили в подарок или продавали/отдавали в уплату штрафа, — никто иные, как рабы. Очень не хотелось шотландцу получить на родине упреки за помощь рабовладельцам.
Глава 20
Сколько быков стоят порубленные жопы?
У Венерели были на редкость сильные пальцы. Мне никак не удавалось их отцепить. Он тяжело дышал, со свистом втягивая воздух. Белл и Лонгворт вскочили из-за стола и бросились нас разнимать.
— Как напьется, вечно начинает шпионов ловить. Вы уж его извините, Коста, — причитал Белл. — Зная ваш характер, уверен, полезете в драку. Бессмысленно! Он ничего завтра не вспомнит. Пьян как поляк, — передразнил Йода-бей своего подельника.
Паоло усадили обратно на стул. Он свесил голову и бессмысленно водил перед собой руками, будто нащупывал путь в темноте. Бормотал что-то по-итальянски.
Белл позвал Луку. Отдал распоряжение. В его небольшой домик в мокром осеннем саду зашли несколько поляков — совсем юнцов. Они взгромоздили на плечи своего начальника и куда-то унесли.
— Шпиономания — у него в крови, — пояснил Лонгворт. — К сожалению, в окрестных аулах жирную почву предательства обильно унавоживает русское золото. Мы то и дело слышим о поимке очередного лазутчика. У подобных типов постоянно находят письма.
— Как с ними поступают?
— Расстреливают!
— Странно. Я слышал, что у адыгов нет смертной казни. Изгнание, убийство во время кровной мести, а лучше штраф в виде быков — вот их метод.
— Если и есть что-то, в чем я убедился, — с горечью признался Белл, — так это в том, что у адыгов провозглашенные принципы и их практическое применение очень далеки друг от друга. Одна из проблем, мешающих подлинному объединению горцев в текущую минуту — старая вражда дворян с простым народом. Его лидер, Чорат-ок Хамуз, богатый и влиятельный, несмотря на низкое происхождение, завел жестокую ссору с самым важным человеком из рода Абат, по имени Бесни. Совершенно его разорил наветами, за которыми следовали налетами, изнасиловал его жену, захваченную в плен, и поклялся извести под корень весь знатный род. В ответ множество дворян из других семей стали нападать на владения Хамуза. Натухай заражен этой застарелой политической гангреной, излечить которую способна лишь ампутация.
— Канла! — подтвердил я. — Я насмотрелся примеров ее жестокости.
— Если бы только кровная месть… Мы не можем уговорить вождей держать постоянную армию. Покончить с воровством друг у друга. Прекратить сношения с русскими не на словах, а на деле.
— Нам обещали, что после жатвы нам покажут, насколько высок боевой дух адыгов. Я жду нового набега, чтобы к нему присоединиться, — воинственно вскричал Логнворт.
«После жатвы! Ха-ха. Оригинальный способ вести войну!» — хмыкнул я и прервал поток жалоб Белла и хвастовство журналиста вопросом:
— Что со снабжением моего отряда?
— Здесь много проживает турок, сбежавших из Анапы. Продолжают приторговывать. И готовы поставить товары в кредит. Только не пугайтесь цен.
— Когда нам принесли первый счет, мы решили, что разорены, — загадочно рассмеялся Лонгворт.
— В чем секрет?
— Здесь все мерят не деньгами, а локтями бумажной материи. Напишите в векселе: передать в Константинополе подателю кредитного поручения сумму, равную стоимости такого-то количества тканей. Поразитесь дешевизне своих закупок!
— Вы же журналист! Как вы разобрались в столь хитрой торговой механике?
— Одно другому не мешает. Я привез с собой целый корабль товаров и неплохо расторговался, — самодовольно пояснил Лонгворт.
«Шпион, продажный писака, военный авантюрист и торгаш — Боже, что за дьявольское сочетание! И его компаньон — пьяница-поляк, артиллерист-любитель и параноик со стажем. Великая Британия умеет находить редких типов, чтобы защищать свои интересы!» — подвел я итог нашему знакомству.
«Редкие типы» лихо защищали, в первую очередь, интересы личные. В этом я убедился, пообщавшись на утро с турками. После тяжелой ночи в кунацкой Шамуза, где мне на голову свалился комок мокрой глины со стены, я был раздражен и не склонен к долгой торговле. Купцы это оценили. Жаловались мне на скаредность англичан. И снабдили меня всем необходимым, включая коней для моего отряда.
Турки остались крайне довольны сделкой. Мне же было плевать. Пускай Стюарт платит! В подобной афере я находил даже некоторое изощренное удовольствие. Представив себе вытаращенные зеньки человека-акулы, я рассмеялся.
— Чему радуетесь? — недружелюбно окликнул меня хмурый, злой и помятый Паоло. — Пойдемте. Я познакомлю вас с Шамузом. Он ждет.
Накануне мы грубо нарушили законы гостеприимства, не представившись хозяину. И лишили его возможности угостить меня и моих людей достойным обедом. Он мягко попенял мне за бестактность. Решил исправить упущение и угостил на славу. Его домашние выставили для меня и моих людей 45 блюд на низких столиках. Не то, что все съесть — попробовать все блюда нам оказалось не под силу.
Покончив с трапезой, я смог поговорить с Шамузом без лишних ушей. Англичан на обед не приглашали. Мои люди нам не мешали. Вышли из кунацкой, сгрудившись у дверей, чтобы
